– Нет, я твоя, твоя! Только ты не бойся их, мышь – маленькая, а ты – большая!

– Действительно, посмотри на себя в зеркало! А я пока тебе мышь из Машкиной книжки вырежу, и сравним мы вас и узнаем правду, кто кого бояться должен.

– Нет, вы невозможные! – засмеялась мама и пошла на кухню готовить запоздалый ужин.

И хорошо им было втроем. "И вчетвером было бы не хуже", – подумала мама, завидуя Нелли Николаевне, которую вел под ручку муж. Она из окна их видела и знала, куда они направлялись.

– Надо бы нам еще ребенка. Машке скучно, – сказала она поздно вечером мужу.

Максим Петрович ничего не ответил на это, улыбнулся про себя и решил приписать в свой рассказ историю с мышью, но только превратил мышь в электронную.

Придя в школу, Гончаров узнал новость, что Лена Травкина улетела на Дальний Восток, что в классе объявился писатель Пиня Глазов И что Вадик Васильев попал в больницу.

Первое известие потрясло его самым неожиданным образом. Весь день он рассказывал Мише про Лену, какая она, в общем, неплохая девчонка, хоть она ему а надоела.

Миша внимательно слушал Федю и не узнавал – Изменился Гончаров после болезни, микробы на него так подействовали, что ли?

– Да наплюй ты на Ленку! – сказал Миша с не свойственной ему грубостью. – Она только на этот год улетела, а на будущий вернется опять!

Как услышал Гончаров сообщение Миши, свалился у него с души камень.

– Плевать на Ленку! – сказал он, и пошли они с Мишей в обнимку по коридору, настоящие мальчишки, настоящие друзья, которым дела нет до этих девчонок, ябед и приставал.

Второе известие он до конца не дослушал, а третье тут же забыл.

Зато отъезд Лены Травкиной исторг душераздирающий стон из узкой груди первоклассника Пини Глазова. Если бы не внезапный, как камень на голову, отлет Лены из города Ленинграда в город Владивосток, прямо как в задачах на движение про пункт А и пункт Б, так и не узнал бы Пиня, что в душе-то он и есть писатель, а не индеец и не пират. Так и не прочитали бы читатели эту повесть, которую, засыпая, стал писать в своей душе Пиня, как, засыпая, писала эту же повесть в своей душе учительница Наталья Савельевна, как по вечерам писал свой первый рассказ Максим Петрович Соколов, выдумывая фантастических героев, как писал свое сочинение про сыщика Ангофарова милиционер Дмитрий Александрович Ярославцев.

Но все-таки что должно случиться, всегда, как правило, случается, и Пиня в своей тетрадке по русскому языку, после упражнения, в котором говори лось, как Яша дразнил гусей, не смог с собой справиться и написал: "Лена Травкина улетела!" И наста вил дальше целую строчку вопросительных и воскли цательных знаков вперемешку. ?????? !!!! ? ! ??? …….

Затем он написал грамматический разбор: "Лена Травкина – самый главный член предложения, всех главнее, главнее". И тоже целую строчку: "главнее главнее главнее главнее главнее главнее главнее".

Мать Пини, всегда проверявшая у него уроки, державшая над ним полный контроль, на этот раз не смогла проверить его – не до того было. Уезжая в родильный дом в сильном волнении после пережитого скачка мыши на ее тапочку, Нелли Николаевна крепко обняла черного, как галчонок, Пиню, воинственного, как индейский поселок, Пиню, и сказала ему на временное прощание:

– Я поехала тебе за сестренкой. Слушайся папу и

Наталью Савельевну, она – в курсе. Учись как следует! Маруся двоек не любит!

– Много она понимает, твоя Маруся! Она реветь будет. Вези мальчишку, будем играть в войну, – посоветовал вооруженный до зубов Пиня. На животе у него болтались автоматы разных образцов, из-за пояса выглядывали пистолеты всех систем, на боку висел лук и колчан со стрелами, а на голове сидел мотоциклетный шлем. В руках он держал рапиру, а у ног его стояли пушки, броневики и ракетные установки.

Как глянула на сына Нелли Николаевна, так еще сильнее стали у нее схватки.

Пиня бился с врагами, и ему некогда было прощаться с мамой: враги лезли со всех сторон.

– Не путайся под ногами, видишь, маме плохо! – закричал на него отец и пнул ногой ракетную самоходку.

– Ура! – закричал Пиня. – Победа за нами! Мы наступаем! – И полез в атаку, споткнувшись об отцовскую ногу.

Мама бросилась его поднимать, подняла, прижала к щеке, и так прижала, что он вскрикнул. Решил, что враги на него напали, повыскакивали из убежищ.

– Тра-та-та! – застрочил из пулемета Пиня и так и не успел обнять маму на прощанье – некогда, кругом война!

Нелли Николаевна, окидывая его грустным взглядом, остановилась на пороге, и сердце у нее сжалось при мысли, какой еще маленький у нее Пиня, какой еще глупый, а придется ему на второй план переместиться, и с этим уже ничего не поделать. Только бы хватило у нее чуткости, только бы ее хватило любить поровну двух своих детей, не делая в любви скидку на старшего. Ей стало горько, и она закрыла лицо руками.

Муж ее, математик Глазов, стал дергать ее за рукав, торопить, трясясь от страха, как бы чего не случилось. Они пошли медленно, под ручку, а вслед им бил пулемет, который находчивый Пиня установил на шкафу…

Нелли Николаевна, направляясь в сторону родильного дома, бывшего здесь неподалеку, вспоминала, как первый раз она покидала дом по такому же поводу. Смутно тогда было у нее на душе. С мужем разлад какой-то был, и долго он продолжался. Видно, какая-то женщина вошла в его жизнь, и он гнался за ними, как за двумя зайцами. Много слез она пролила, и в родильном доме и после, но ни о чем она его не расспрашивала. Как только выдержки у нее хватило, всегда такой нетерпеливой и непоседливой, как Пиня!

Уходя тогда из дому, она дала себе слово никогда не сердиться и не обижать своего ребенка, которого заранее любила, и поклялась беречь его от горя и печали. Когда же узнала, что родился сын, она, счастливая и усталая, дала себе клятву никогда не покупать ему игрушечного оружия, пусть даже в играх он не знает про войну.

Но стоило малышу заговорить, как он выставил вперед указательный палец, остальные сжал и сказал: «Кхе, кхе!" И поубивал всех кукол, которых она покупала для него с большим усердием.

Больше кукол он не замечал. От нее же потребовал оружия. Она не сдавалась, как будто не понимала, о чем он просил. Но ее предали: родственники и знакомые нанесли ему на день рождения целый склад оружия, и стал сын солдатом.

Жил в своем военном царстве Пиня, а окружающая жизнь его не трогала. Пошел он в детский сад, там сколотил он отряд таких же маленьких головорезов, как и он сам, и за обедом и за завтраком, в тихий час, и на музыкальных занятиях, и на прогулке вели они между собой непрекращающуюся войну.

Каждое утро Нелли Николаевна снаряжала своего солдатика в чистое обмундирование и вела его в детский сад, гордая и взволнованная. И хотелось ей, чтобы кто-нибудь с ее работы, слесари или токари, инженеры или администрация, увидели ее рядом с Пиней, неповторимым красавцем, наглаженным и намытым до блеска. Она шла с ним по самой середине панели и сияла. Вечером, когда она приходила за ним, настроение ее резко менялось. Она специально задерживалась в детском саду как можно дольше, когда, по ее подсчетам, должны были разойтись по домам все ее заводские знакомые и товарищи, чтобы не дай бог ее не увидели рядом с этим чучелом и страшилой, грязным и черным, как будто его только что выволокли из печной трубы, и на рубашке которого читалось все сегодняшнее меню.

Она зажимала его тонкие ноги в свои колени, доставала платок и терла его щеки, губы и лоб, и платок становился черным.

– Мамочка, – говорил Пиня, – сегодня я не такой уж грязный, всего один раз упал в лужу!

– Где ты нашел лужу! Мороз десять градусов!

Пиня делал таинственные глаза – нашел! Никто не вашел, а ему повезло. И улыбался, довольный, излучая радость, делясь с мамой своей радостью. Мама, выслушав его таинственные слова, давала ему такой шлепок, что они на том шлепке летели оба на трамвайную остановку, прыгали в трамвай и садились на детские места, увозя в добром трамвае тайну грязного Пини, сына конструктора механического цеха Нелли Николаевны. Пиня, забыв про полученный шлепок, смотрел в окошко, узнавая остановки и марки машин, задавая своей печальной маме бесчисленное множество вопросов, вслух делился с ней и знаниями, и сомнениями своими. Мама обнимала его, и они вместе смотрели в окошко, и много интересного они видели за простым стеклом, и путешествие в трамвае казалось им замечательным занятием. Но стоило им доехать до знакомой остановки, выйти на знакомую улицу, как настроение у Нелли Николаевны снова падало, так как она видела себя у корыта стирающей солдатскую амуницию. Опять никуда сегодня не сходить, опять плен! Для Пини грустные вечера его мамы, когда она оставалась одна у корыта, а папа уходил на вечер в Дом ученых, в кино или в театр, так и останутся тайной, как тайной останется для мамы, где Пиня отыскал ту лужу при морозе в десять градусов.