– Так, сержант! – Офицер строго гаркнул на подчинённого. – Это что такое за «разглашение служебной информации»? Ещё одно слово – и рапорты мне будешь до утра сочинять! Отставить!
– Прошу прощения, но ведь нет же больше ничего. Может – зря стоим?
– Товарищ сержант, немедленно вернитесь к месту несения службы! И без моего приказа пост не покидать!
– Слушаюсь… – Подчинённый уныло поплёлся восвояси.
– В общем, Сергеич, – продолжил майор – ты, надеюсь – всё понял. То, что мы нашли – вещдок, отдать не могу. Сам с моим руководством разговаривай. Больше – всё равно вряд ли соберут. Завтра можешь приходить сюда – сам ищи, если надо. У меня баня сегодня вечером, мне неохота тут лазить. Там, внизу, яма одна есть. В неё постоянно вонючая речка стекает. Глубокая ли – никто не знает. Её при мне только раза два песком засыпали – бесполезно. Как весна – так дерьмо из канализации всякий раз её по новой делает. МЧС-ники тоже – не хотят туда лезть. Там провалишься в фекальное болото, потом – хрен кто вытащит. Короче, сдаётся мне: вся ртуть туда и утекла. Если тебе сильно хочется в дерьмеце этом искупаться, завтра – милости прошу. Утонешь – сам виноват. Я предупреждал… А вот… пришли-таки… Ладно, Сергеич – пока. Тут репортёры местные заявились, придётся мне им про ситуацию разъяснять. Как же надоело это всё! На пенсию пора…
Константин сразу понял, что угодил в новый переплёт. Просто так его этот день не отпустит. Он вернулся в офис быстрым шагом. Охранник, который сопровождал «Газель» стоял с сумкой, намереваясь идти домой. Завидев начальника, он повернулся к нему для доклада.
– Константин Сергеевич, «скорая» минут пять как уехала. Забрала Коваленко в больницу. Вас спрашивали.
– Куда увезли – не сказали?
– Сказали, что в хирургию. С «острым животом». Скорее всего – аппендицит. Я говорил им…
– Да какой аппендицит? Только этого не хватало! Ему же антидот нужен! Вот же денёк мне выпал…
Шальной побежал на стоянку, где на лучшем месте красовалась его новенькая служебная белая «Гранта». Через пятнадцать минут он бежал по запасному входу хирургического отделения ЦРБ. Длинный коридор пустовал. На посту сидела черноволосая медсестра кавказской наружности. Завидев посетителя, медсестра сразу же окликнула скрипучим голосом без акцента:
– Вам кого? Почему без бахил?
– Здравствуйте! Моего подчинённого полчаса назад увезла «скорая» с аппендицитом. У него не аппендицит! У него отравление ртутью! Мне очень надо поговорить с вашим врачом.
– Мне очень жаль, вашего работника уже оперируют. Плохой он. Оперировать заведующий взялся, а это… – Средних лет медсестра сделала такое лицо, будто хотела объяснить абсолютную безнадёжность ситуации. – Плохо дело. Вы тут посидите на скамейке, если хотите. Часа через полтора его увезут в палату. Только бахилы обязательно оденьте, а то Канительский ругаться опять начнёт.
– Придётся. – Выдохнул Константин, вынимая из стоящей на подоконнике корзины синие бахилы. – Посидим… Ну и денёк…
– А вы, я так полагаю, начальник у оперируемого пациента? – Через некоторое время спросила женщина.
– Да. Коваленко у меня водителем работает.
– Как ваша организация называется? – Медсестра принялась что-то записывать в истории болезни.
– «Иллу Мета».
– С двумя «Л»? Да уж, ну и название вы себе придумали.
– Это не я. У нас по всей стране конторы раскиданы. Занимаемся грузоперевозками.
– Хорошо, а в какой должности пациент?
– Водитель. Обычный водитель.
– Не знаете, когда у него приступ начался. Время.
– Точно не знаю, меня там не было. Ну… может час назад.
Симпатичная женщина восточной внешности вновь что-то записала. В это время к ней подошла другая медсестричка, совсем молоденькая, вся в слезах. Уставшее полноватое лицо выражало усталость и отчаяние.
– Лена, что такое? Что случилось? – Обратилась наша знакомая, оторвавшись от заполнения титульного листа.
– Алия Зелимхановна, у меня ничего не получается…
– Что не получается?
– Я вторые сутки на ногах… Капельницу не могу поставить. Вены очень плохие. В глазах двоится. Эта Кустова… Если б знала, что придётся так работать, в жизни бы в медицину не пошла. Эта Лариса грозилась диплом аннулировать, если полторы ставки не возьму. И график непойми какой составляют…
– Не волнуйся. Пойдём, посмотрим, может – сделаем что-нибудь… – Медсёстры покинули пост, оставив Константина сидеть в одиночестве.
По коридору изредка проходили больные, держась за животы. Осторожно передвигая ноги, они курсировали в туалет и обратно. Шальной, от нечего делать, разглядывал окружающую обстановку, тщетно пытаясь найти хоть одно знакомое лицо. Трудно сказать – сколько прошло времени перед тем, как двери операционной распахнулись и в коридор выкатили тележку с носилками, на которых лежал без сознания Коваленко. Пациент был едва прикрыт простынёй. Она быстро начала сползать, обнажив грубо сделанный шов. Настолько грубо, словно разрезали живот не скальпелем, а плотницким топором. За тележкой следовал пожилой мужчина в белом операционном халате. Из-под его шапочки выглядывали крашенные белые волосы. И совсем уж комично смотрелась маленькая серёжка в ухе. Словно – перед нами находился не солидный хирург, а студент-практикант. Врач оглянулся и закричал:
– Алия! Ты куда пропала? Где капельница? Почему посторонние в отделении?
– Иван Владимирович, это начальник у пациента, он хотел… – подбежавшая неизвестно откуда медсестра держала в руке одноразовый использованный шприц.
– Давай срочно ему – «амнокапронку» четыреста капельно и перевязку через два часа. Так, а вам что здесь надо? – Врач обратился к Константину, который уже встал со скамейки. – Здрасьте!
– Вы знаете, мой подчинённый получил отравление ртутью. У него не аппендицит…
– Вы мне – что: начнёте указывать, какой диагноз ставить? Я здесь заведующий, если что. Наверное, мне лучше знать… – Гнусавый голос врача и повелительный тон не предвещал приятной беседы.
– У нас авария произошла на работе. Он находился в непосредственном контакте со ртутью…
– Вы тут мне дурачка не включайте! – Канительский разозлился не на шутку. – У вас там ртуть что – из крана течёт? Что значит – «имел контакт»? От контактов с ртутью критических отравлений не бывает.
– Ртуть не простая…
– Если у вас производственная травма – так оформляйте как положено, а не указывайте мне что надо делать. Пациенту сделана аппендоктомия. Сегодня его нельзя беспокоить. Состояние тяжёлое. Может – в реанимацию придётся переводить. Так что – прошу вас немедленно покинуть отделение и не мешать мне работать!.. Алия! Где капельница? Срочно!
Медсестра со стойкой проследовала за больным в палату. Проходя мимо Шального, она вновь сделала для него лицо, как бы говоря: «С этим бесполезно спорить. Делайте, что вам говорят». Константин развернулся и вышел, повесив голову. Во всей больнице недавно провели ремонт. Внутри помещений всё сверкало кафелем. Потолки украшали пластиковые панели с современными светильниками. Но эти интерьеры нисколько не радовали входящих, которые постоянно сталкивались в стенах больницы с пренебрежительным отношением к ним. Про бахилы Шальной вспомнил, когда садился в машину.
***
Вечером над местом происшествия начал накрапать дождь. К восьми часам все службы разъехались, кроме двух сержантов патрульно-постовой службы, которые с недовольным видом перебирали в руках рации, надеясь услышать приказ – возвращаться в отдел. Болтливый полицейский (тот самый, разгласивший служебную информацию) стоял на обочине и поправлял ограждение в виде жёлтой ленты, обозначавшей закрытую территорию. Поначалу он не обратил внимания на просто одетую женщину, идущую ему навстречу. Бабёнка лет пятидесяти явно проживала где-то неподалёку в одном из частных домов. По мере приближения, сержант понял – что она хочет что-то спросить у него. Остановившись в двух метрах, она жалобно сказала:
– Сынок, пусти меня туда. Мне очень надо. – Женщина указала рукой на овраг.