Едва-едва оклемались, как явилась троица добровольных помощников и застала нас неумытыми, всклокоченными и в халатах поверх пижам. Прямо сказать, и они выглядели так себе: тоже не выспавшись, в рабочем — старых командных свитерах с буквами «Т» на груди, парусиновых штанах с дырками от припоя или олова, теннисных туфлях. Но они-то готовы к труду и обороне, а мы нет…
— Ох, не спрашивайте, — выдавил я и жахнул еще соку, — через полчасика присоединюсь.
Ребята со смешками проследовали в лабораторию, а я блаженно раскинулся на кушетке, переживая эпизоды ночной разрядки. Ну, те, которые смог вспомнить. Но с половым вопросом надо что-то решать. Шататься по проституткам так себе идея, не говоря уж о том, что большинство страшны, как атомная война. Случайные подружки тоже не вариант, намотать на винт можно как здрасьте, надо что-то постоянное. Вот если бы ту рыженькую охмурить…
Организм отреагировал мгновенно и я метнулся в спальню, чтобы никто реакцию не заметил. Прямо хоть девчонок в лабораторию набрать и замутить с одной… Они и работают аккуратнее… Нет, нельзя — парни тоже не удержатся, вместо исследований и разработок получится дом свиданий.
Но рыженькая… Стоило только представить голос и движения, как по всему телу пробегала дрожь. Кое-как справился, приняв холодный душ, но к вечеру все равно раззадорил себя воспоминаниями.
— Поехали в клуб! — дернул я Панчо и Осю, как только свалила уже третья за сегодня смена наших помощников.
— О, а мальчик-то вырос и просится на травку… — покачал головой Ося.
А Панчо рубанул напрямую:
— Ты хоть знаешь как ее зовут?
А ведь точно, я даже имени не знаю!
Ося взял телефон и минут через пять доложил:
— В Paradise, где мы были, Таллула выступает через три дня.
О, Таллула! Но через три дня…
— Может, она поет где-то еще?
— Может, и поет. Только я не буду обзванивать все ночные клубы и кабаре Бостона.
Ну да. Интернета нет, все сами, все ручками и ножками.
Два дня я провел в мечтаниях. Не совсем, конечно — в институте и лаборатории от меня в таком состоянии толку никакого, но хоть бумагами для подставных фирм мог заниматься. Как ни привлекали меня названия вроде Kum Gou Brokerage, General Major Co, Passmore Shareholders Trust, выбор пал на более унылые Zingelshuher Industries и тому подобное. Первые будут на Осю с Панчо и Поля с Фернаном, а потом надо будет искать каких-нибудь забулдыг. Кстати, надо форсировать процесс получения ребятами американского гражданства.
— Ты только посмотри на него, — комментировал Ося мои метания по дому. — Он первый раз на моей памяти озаботился крахмальной сорочкой.
И костюмом, и глажкой, и дебильными носками на резиновых подвязках.
— Бриолин, одеколон… Мы его теряем, — поддакнул Панчо.
— Он хотя бы помыл шею или поедет как поц, с немытой?
— Два часа, Хосе, — сокрушенно вздыхал Панчо, — два часа он торчал в ванной и я не понимаю, зачем, если он еще не бреется? И что он будет делать с помытой шеей, если его отошьют?
— Тоже мне горе, помоет на обратно…
— Друзья называется, — огрызнулся я. — Лучше скажите, букет уже доставили?
— Тот веник размером с пальму? — Ося сокрушенно посмотрел в прихожую, где торчал куль в цветной папиросной бумаге. — Да, и я уже вызвал грузовик, в такси он не влезет.
Но так-то мне все подколки пофиг — еще час, от силы два и я увижу Таллулу…
Второе явление оглушило не меньше, чем первое и отличалось разве что песней, но мне было без разницы. Я тревожно оглядывал зал, пытаясь понять, кто еще ломанется с букетами за кулисы…
На этот раз друзья не ехидничали, а ловко оттеснили конкурентов и к ногам Таллулы я пал в одиночестве. К хорошим, надо сказать, ногам — новое платье имело разрез не сверху, а снизу. Еще бы заменить туфли с квадратным каблуком на шпильки… ммм…
Что я там нес в тумане, пытаясь сократить дистанцию до вожделенного тела, я не помню. Но Таллула аккуратно отстранила меня ладонью:
— Ты не слишком молод?
— В самый раз! Инженеры-радиотехники возраста не имеют! — я гордо распушил хвост и тут же совершил стратегическую ошибку: начал рассказывать о своих разработках, вместо того, чтобы восхищаться Таллулой.
Так бы и остался я одним из десятков поклонников, но ухитрился заметить, что пентоды и коммутаторы ее мало увлекают, запаниковал и от растерянности брякнул:
— А еще я придумал, как делать апельсиновый сок в бутылках…
Она наклонила голову, отчего рыжая прядь выбилась из-под бандо и упала на глаза:
— Это тот, что Dollack, Grander Co?
— Да, я Джон Грандер-младший.
Вот тут-то в ее зеленых глазах и блеснул индикатор настройки, но она убрала волосы с лица таким жестом, что меня опять повело в туман, а голос разума и чувство самосохранения окончательно заглохли. Слава богу, мне хватило не мозгов, а везения не трепать о брокерской конторе — она могла посчитать меня пустым хвастуном. Или хуже, решить, что я не вру и вцепиться мертвой хваткой. А так она предпочла держать меня не слишком близко, но рядом:
— Завтра я пою с девяти вечера в Hawthorn-е, вот визитка. Все, иди, мне нужно переодеться.
Я бы предпочел остаться, но меня практически вытолкали за дверь, в руки товарищей.
— Ну что, у вас все серьезно? — с покер-фейсом спросил Ося.
— На себя посмотри! Где твоя блондинка?
— Ты же меня знаешь, если я влюбился, так это на целый день.
— Хорош трепаться, где этот Hawthorn?
Всезнающий Панчо неодобрительно хмыкнул — если Paradise заведение относительно респектабельное, то Hawthorn откровенный спикизи, подпольный клуб, где нелегальный алкоголь наливают в открытую, а не под видом чая или содовой. Зато совсем рядом с нашим домом. Но каково название, а? «Боярышник» — идеальный нейминг для шалмана!
Через сутки мы перебрались на другую сторону Чарльз-ривер, нашли несколько стоявших бок о бок небольших гостиниц и нырнули в проход между двумя из них. В конце, под ржавой пожарной лестницей, нашлась затрапезная дверка с окошком, куда я и подал вчерашнюю визитку. Вышибала внимательно осмотрел нас и впустил:
— Прямо по коридору, вторая дверь справа.
Там негромко играл джаз-квартет — хрипел саксофон, бумкал контрабас — а возле бара скалили зубы завсегдатаи.
— Мистер, сколько вам лет? — вопрос официанта, прямо скажем, поставил меня в тупик.
— Восемнадцать.
— Мы не продаем алкоголь лицам моложе двадцати одного года.
Каких усилий мне стоило не расхохотаться! Американцы на редкость упертая нация в части законов. Пусть тут торгуют выпивкой нелегально, но двадцать один год это святое!
— Я пришел слушать музыку.
— Мы также не можем продать алкоголь вашим спутникам.
— А им-то почему?
— Они могут поделиться с вами.
Панчо и Ося закатили глаза. То есть заведение, которое зарабатывает на продаже алкоголя, не будет продавать его из принципа. О-кей, приятель, о-кей.
Потом, отходя от шока и прихлебывая кока-колу со льдом, допер: а ведь официант прав! Ведь если их прихватят на продаже алкашки, то это обычное дело, кто не грешен. Нехорошо, конечно, но общество (за исключением двинутых пуритан) в глубине души их не осудит. А вот если их поймают на спаивании малолетних…
Мои юридические изыскания прервало появление Таллулы — она вышла на малюсенький подиум в почти что обычном платье и запела нечто джазовое, изредка поглядывая на меня. Низкие вибрации опять пробрали до самых пяток и я очнулся, только когда Таллулу сменил дуэт негритянок.
Вперед, за кулисы! Гримерка там одна на всех и попал в нее только отстегнув двадцать баксов вышибале.
— Привет, Джон Грандер-младший, — улыбнулась Таллула от зеркала, глядя в которое поправляла губную помаду.
— Привет, — прохрипел я.
Она скользнула по мне взглядом и скорчила едва заметную гримаску — ну да, я сегодня даже без цветов. И без айфона, или что тут принято дарить девушкам? Сумочку от Версаче? Айфон? Брюлики? Не книгу же…
