К обеду, который dinner и ближе к ужину, я успел пережечь завтрак и проголодаться. И опять натрескался так, что почувствовал позывы ко сну. Выполз из-за стола в гостиную, упал в обтянутое атласным шелком кресло и задремал.

Лучше бы я этого не делал.

Через полчасика я продрал глаза почему-то на кушетке, а родителей словно подменили: вместо радости обретения похищенного сына и успокоения они включили режим «молчать, я вас спрашиваю!»

— Завтра же в школу! — развернул отец New York Times.

Ну в школу так в школу, но зачем так резко?

— А вечером поедем к мистеру Кроллу, — он отгородился прессой.

Ну так совсем хорошо, зарабтаю себе на велосипед, ха-ха.

Но мое молчаливое согласие чем-то родителей не устраивало: мама смотрела с неодобрением и жалостью, отец прятал свое возмущение за газетой, но долго не выдержал:

— И чтобы без сопровождения ни шагу! Либо шофер, либо Поль, либо Фернан!

— Либо Панчо.

Отец резко сложил газету и отбросил ее на невысокий столик:

— Хватит, я уже наслушался твоих идей!

— Моих? — несколько обалдел я, но он замолчал и снова схватился за газету.

Так, надо подождать и понять, что происходит… и промочить горло.

— А можно мне апельсинового сока?

Мама полуобернулась к двери из гостинной, позвала горничную и распорядилась.

— А еще можно ли мне дополнительно заниматься по физике?

Мама просияла и чуть не выронила свое рукоделие.

— Чем тебя не устраивают школьные уроки? — уже спокойнее буркнул отец.

— Очень много лишнего. Латынь и греческий вряд ли потребуются мне в будущем, грамматика слишком раздута, история перебирает каждый чих в Америке за последние сто пятьдесят лет и почти ничего не говорит о реально больших событиях в Европе и мире.

— Например? — слегка заинтересовался отец.

— Нуу… какое главное событие 1812 года?

Родители, француз и русская, ответили одновременно, но по-разному:

— Русская кампания Наполеона!

— Нашествие двунадесяти языков!

Я позволил себе усмехнуться:

— Ошибаетесь. Главное событие — англичане сожгли Белый дом.

— Да, они в этом ужасные провинциалы, — отсмеялся отец и обратился к маме: — Помнишь, как в августе 1914 они обсуждали договор с Никарагуа и события в Доминикане?

Мама кивнула — и это во время, когда в Европе разгоралась Первая Мировая! — но все-таки спросила:

— А литература?

— То же самое, что с историей. Мне интересна математика, счетоводство, физика, еще хорошо бы курс по законам и налогам… Ей-богу, у мистера Кролла будет больше толка!

Брови отца встали домиком:

— Не понимаю. Ты только что заявлял, что тебе неинтересно учиться, и что ты желаешь стать летчиком.

— Когда???

— Только что, сразу после обеда.

— Но я спал…

Хорошенькое дело, я что, до кучи еще и лунатик?

— Неважно, сейчас я в здравом уме и твердой памяти. Школа не даст мне ничего полезного по сравнению с практикой работы.

— Нет уж, изволь закончить школу!

— Целых три года! — чуть не застонал я. — Три года псу под хвост! В конце концов, можно ведь закончить экстерном?

Отец сжал губы, отчего усы его слегка встопорщились:

— Посмотрим.

Ну да, вежливая форма отказа. Я недовльно пробурчал:

— Дадут мне в конце концов пить или нет? — и отправился на кухню глянуть, почему требуется столько времени, чтобы налить из бутылки сока.

И был сражен наповал роскошной стимпанковской соковыжималкой. В нее загружались апельсины (с собственных плантаций, да-да), а при повороте ручки машинка, поблескивая начищенной медью, разрезала их на половинки, подавала на ребристую коническую насадку, придавливала сверху сферической лапой, а затем выбрасывала пустую кожуру в специальное ведерко.

То есть сока в иной таре, не в апельсинах, тут не водилось и я немедленно задал отцу вопрос — почему? Я-то думал, что кругом если не тетрапаки, то уж бутылки-то в любом случае. Хрена там — только свежевыжатый. Вот я и спросил — а не выгоднее ли возить не апельсины, а сок в бутылках? Или, того лучше, концентрат в бочках? Урожай ведь не круглый год, его же еще сохранить надо… Пастеризацию тут знали и вовсю использовали, но с концентратом оказалась засада: при упаривании, то есть при кипячении, терялся вкус, цвет, запах и смысл.

— А если я скажу, как делать концентрат, разрешишь экстерном?

— Посмотрим.

— И еще, — принялся я ковать горячее железо, — сопровождение это хорошо, но мне не помешал бы маленький пистолет.

Тут даже до «посмотрим» не дошло — нельзя, и все. Но мысль я закинул, сославшись на то, что Грандер-старший сам взял оружие в руки в четырнадцать лет. Во всяком случае, к идее построить небольшой тир и научить меня стрелять он отнесся гораздо спокойнее.

Первый день в роли Грандера-младшего я посчитал успешным: меня приняли, вопросов нет, Панчо остается с нами, сделаны первые наметки, перспективы воодушевляют.

Утром радостное настроение улетучилось, как только шофер подал «шевроле», чтобы везти в школу — Кролик!

Таращился в окно автомобиля и думал, что предпринять, но постепенно переключился на пробегавшие мимо пейзажи. Ни знаменитых американских дорог, ни общества процветания еще и в помине нет. Все довольно серо, «залитая электричеством Америка» только-только появляется. И вообще, Нью-Джерси — штат контрастов, можно в любой учебник о классовой борьбе вставлять: за чистенькими и богатенькими нейборхудами вроде нашего шли микрорайончики победнее, для среднего класса, а за ними совсем пролетарские домишки, особенно вблизи железной дороги.

Школа впечатления не произвела — мрачноватое здание со стрельчатыми окнами, наполненное сворой маленьких крикливых дебилов и чопорных педагогов. Даже девицы старших классов — сплошь долговязые дуры. Вот интересно, это я сам их так ощущаю или это влияние неполовозрелого организма?

В школу я зашел неторопливо и уже у своего шкафчика услышал визг, выбивавшийся из общего гомона. Из-за угла выскочила помятая и растрепанная блодинистая Бетси, по которой воздыхали все старшие классы, а следом — страшно довольный Уолли Кролик.

И довольно гыгыкнув, он уставился мне в глаза.

Мальчик, будь я запуганным Профессором, это сработало бы. Но я-то не он.

Мерзенько улыбаясь я сделал вид, что достаю из-за пояса пистолет, направил на Кролика палец…

— Бац!

Кролик захлопнул пасть и дернулся.

Только такие штучки требуют более серьезного подкрепления.

На втором уроке мисс Винслоу, сухопарая старая дева лет сорока со сжатыми в гузку губами, в темном платье с белым кружевным воротничком, бубнила про президента Эндрю Джонсона — первого, которого пытались свалить импичментом.

А я, наконец, обдумал ситуацию.

Как я понял, отец в полицию не заявлял или не успел заявить, иначе бы меня и Панчо уже потрошили детективы. Никто из учителей не удивился при моем появлении, значит, в газетах тоже ничего не было, а слухи от Лоренсвилля до Принстона не успели дойти. Вероятно, к таким же выводам пришел и Уолли — ближе к концу занятия он повеселел и свободно развалился за партой.

А вот интересно, что он получил за подставу? Надо будет внимательно посмотреть, не появилось ли у него что-нибудь новое. Но мои мысли бесцеремонно прервала училка, выдернув к доске с вопросом про покупку Аляски.

Что отвечать, я не знал и начал тянуть время:

— Аляска, пятидесятый штат США…

Но был прерван веселым оживлением в классе и резким замечанием Винслоу:

— Какой штат, Грандер? Аляска — территория! Неужели так трудно запомнить? Тем более, твой отец разбогател именно там.

К счастью, прозвенел звонок и одноклассники с шуточками о тупом Профессорое повалили на перемену.

А я вышел медленно — Эндрю Джонсон и развитие радиотехники это, конечно, хорошо, но надо иметь понятие и о грядущих событиях.

Так, ну Вторая Мировая, космос, Холодная война и далее — это понятно и, пожалуй, слишком далеко. До Гагарина я, скорее всего, доживу, но рассчитывать надо на ближайшую перспективу. Первая мировая кончилась, СССР только родился, Ленин скоро помрет и к власти придет Сталин, удушив Троцкого. В Китае этот, как его, Чай Каши, а потом Мао, в Италии Муссолини, в Германии полный трындец и Гитлер. В Америке гангстеры, сухой закон, Аль Капоне, неприкасаемые, ФБР, Великая депрессия и Рузвельт.