Философы — это не мудрые люди. Это смелые люди, которые не боятся заглядывать туда, куда другие боятся.
Миша Левинсон
До свидания?
Надеюсь, что я, как обычно, не открывал Америк, а лишь озвучивал то, что повседневно видят и думают многие мои коллеги-психологи, а также нормальные, здравомыслящие люди. Самая традиционная и самая приятная обратная связь на мои книги укладывается в одну формулу: "Николай Иванович, вы написали то, о чем мы думали сами". Моя заслуга оказывается только в том, что я разрешаю себе быть более свободным в мыслях и в жизни и этим прокладываю путь свободы для многих. Как с нескрываемой завистью сформулировал в сердцах один мой очень молодой читатель:
Интересный человек этот Козлов!
Ну, хитрый: живет, как ему хочется!
Живу, но не могу назвать себя смелым человеком: я физически ощущаю страх писать свое , и, может быть, именно это служит мне одним из ориентиров, что писать надо: свою, не защищенную ничем правду, то есть то, от чего холодеют руки и бьется сердце. Козлов потому и продажный автор, что никогда не врет.
• Этим я вовсе не хочу сказать, что другие авторы врут. Просто, чтобы врать или не врать, нужно говорить от себя лично: не что про это говорит наука психология, а что думает (и чувствует) по этому поводу сам автор. Но, как правило, именно это и отсутствует.
Но моя правда всегда личная и субъективная. Например, Синтон живет в моей душе Солнечным городом, которого нет, но в котором единственно жить хочется, и именно поэтому я же первый на реальный Синтон более всех ругаюсь.
• Синтоновцы — для меня вообще ругательное слово. Это те вредные самые близкие люди, которые никак не хотят быть такими замечательными, какими я все еще хочу их видеть.
Но видеть хочу — и иногда поэтому приукрашиваю. С другой стороны, при всей своей субъективности я старался быть точным. Чтобы удостовериться в словах Дона Хуана от Кас-танеды, нужно две недели махать сквозь кусты чапарели в неизвестном направлении. Врать про Синтон — труднее, синтоновцы отреагируют без задержки.
• Выплескивать свои чувства КАК ЕСТЬ они, слава Синтону, уже научены.
А закончить книгу я хочу текстом, который давно лежит у меня в бумагах и перед которым я останавливаюсь всегда. Как только он оказывается передо мной, я остаюсь наедине с ним и погружаюсь в то, что он мне говорит.
Андрэ Оу
"Молодая мама старается объяснить своему четырехлетнему сыну, что автомат, продающий кукурузу, не может выдать ему это лакомство: Ты не можешь получить воздушную кукурузу, сынок. Этот автомат не в порядке. Смотри, вот на нем даже висит табличка, где написано, что автомат не работает.
Но ребенок не понимает. Ведь он хочет получить лакомство. У него есть монета для автомата. Он даже видит кукурузу внутри автомата. И все же где-то что-то — не так, И сладкой воздушной кукурузы не получается.
Мальчик идет обратно вместе с мамой И ему хочется плакать.
Господи! Я чувствую, что мне тоже хочется плакать, плакать о людях, превратившихся в сломанные, работающие с перебоями машины, наполненные добром, в котором так нуждаются, которого так хотят другие люди и все же никак не могут его получить, лишаются радости иметь его, потому что где-то там, внутри, у них что-то не в порядке".
Почему я всегда плачу, когда это читаю? Мальчик, не плачь!
