И вот она выросла. Тоска по мужу у Анны Фёдоровны постепенно улеглась, но новый муж не завёлся, как это бывает у многих людей, потерявших свою половинку. Она все свои силы отдавала тому, чтобы вырастить дочь, выучить, а дальше сделать так, чтобы было всё, как у людей.
«Как у людей» не очень получалось. Дочь стала взрослой и самостоятельной, сама влюбилась, а может ей так казалось, в Федьку, не спрашивая совета у матери, и как-то быстро обзавелась ребёнком, тоже девочкой. А Федька, пристроившись к Ане, жениться и не думал. Друзья-товарищи советовали не торопится и вволю погулять. А с появлением ребёнка Федька и вовсе расстроился – это в его планы не входило.
После отъезда Олега Федька снова пришёл:
– Аня, может, нам следует создать семью? – спросил он от крыльца, поскольку в дом его девушка не пустила.
– У меня есть семья, а вторую мне не надо, – ответила Аня, – И вообще: зачем мне лишняя обуза в виде непутёвого мужа.
– Дочь не только твоя, но и моя!
– Кто тебе такое сказал? У меня никогда твоей дочери не было и быть не может! Гуляй себе и не заморачивайся, никто тебя не обременяет.
– А жилец ваш уехал, он сюда больше не вернётся. Нам же хорошо было, зачем всё разрушать?
– Кто тебе такое сказал? Тебе может и было хорошо, а мне не очень, а теперь, когда я встретила настоящего мужчину, который не гнушается гулять с чужим ребёнком, ты и вовсе не нужен.
– Но его же нет!
– Для тебя его нет и меня для тебя тоже нет, иди и не мешай заниматься делами, – Аня повернулась и ушла в дом, оставив Фёдора в растерянности во дворе.
Федька не уходил, он думал. До его ума никак не доходило, как такое могло случиться: всё шло хорошо, очень для него удобно и вдруг всё разом оборвалось. Он почему-то стал осознавать, что сейчас на самом деле он один. Все, с кем он гулял и общался, совсем не его друзья, а просто знакомые люди, случайно подвернувшиеся под руку в удобный момент, паразитирующие на общем празднике жизни без каких-либо забот и обязательств, а случайные женщины или замужем, или совсем ничьи из-за своего чрезмерного общения и ему они тоже оказались в конечном итоге не нужны. Аня совсем не такая, какая-то серьёзная, хоть и красивая. К ней, он знал, бывает трудно и подступиться, если она сама того не захочет. До этого приезжего проходимца она Федькой не гнушалась, а теперь её словно подменили. Он почему-то сейчас вспомнил о её красоте, божественной фигуре и других достоинствах, которых раньше как-то не замечал, зная, что она и так будет с ним. Злость на Олега возрастала и превращалась в нечто непреодолимое, мешающее ему жить и распоряжаться, как раньше, своим временем по своему усмотрению. Он бы наверно так и окаменел от злости, если бы его не окликнули от калитки:
– Чего застыл, как непрошеный гость? В дом не пускают или ты ещё не дошёл? – этот голос заставил его встряхнуться и очутиться в реальности.
Фёдор увидел себя, стоящим посреди двора, калитку и возле неё своего знакомого Костяна.
– В дом мне не надо, а ты чего тут делаешь?
– В субботний день, что хочу, то и делаю, дай рубль или угости, трубы горят, мочи нет, на моё счастье, тебя и увидел.
– Я твоё счастье? – огрызнулся Фёдор.
– Получается так: что бы я без тебя делал?
Фёдор подумал: «Может, он и кстати, надо отвлечься, всё обдумать, а уж потом решать, как жить дальше».
Аня из окна видела, как Федька сначала стоял, как чурбан, а потом ушёл со своим закадычным товарищем в неизвестном направлении, хотя направление-то как раз и было известно.
Анна Фёдоровна больше молчала, боясь навредить дочери. «Пусть разбирается со своими женихами сама. Сама ими обзавелась, самой и разбираться. Жалко только ребёнок растёт без отца. Сейчас он маленький и несмышлёный, но отца всё равно должен видеть и узнавать, а, когда подрастёт, тогда поздно будет приучать к отцу, тем более девочку».
– Аня, ты Федьку не пустила или он сам не зашёл? – спросила мать на всякий случай.
– Я же сказала, что нечего ему тут делать. Он и сейчас ушёл с «другом», у них другие дела, а ребёнок ему не нужен совсем. Лучше пусть дочь растёт без отца, чем иметь такого, как Федька.
– Ты мне говорила, что его любишь, – тихо проговорила мать.
– Любила да разлюбила. Я сама решу, кого мне любить.
– Прости, Господи, не дай Бог, останешься одна, как я.
– Я не одна, – сказала Аня, пристраивая дочь к груди, – И ты не одна, у тебя есть я, а теперь ещё и она. Она тоже будет Аней. Как-нибудь не запутаемся!
– И ты тоже по стопам родителей метишь. Мне всё одно, как назовёшь. Твоё дитё ты и называй. Мне, конечно, ребёнок в радость на старости.
– Какая же у тебя старость? Ты ещё и жениха можешь себе подыскать, я возражать не буду. Какой-никакой, а будет папа.
– Этого я и боюсь. Лучше без папы, чем связаться с каким-нибудь прохиндеем вроде твоего Федьки, немощным и бестолковым. Есть мужики, гвоздя прибить не могут или без бутылки вообще ничего не делают. Мой Вася был хороший, такого больше нет.
– Ладно, мама, не расстраивайся, это я так, пришлось к слову, обидеть тебя вовсе не хотела.
Аня положила дочь на диван, забыв, или по привычке, не спрятав грудь. Маленькая Аня тут же за неё уцепилась, пытаясь пододвинуть к себе. Игрушки её интересовали мало, любимой игрушкой являлась грудь, когда она её видела и каждый раз пыталась притянуть её к себе.
Хоть и простилась Анна с Олегом, в душе всё равно тянулась к нему и на что-то надеялась. Так уж наверно устроен человек, что тянется к добру, чему-то хорошему, а порой и несбыточному. Деревенская сарафанная почта донесла, что красивый жених приезжал в местный аэропорт, там же зафиксированы сведения, что он авиационный инженер. Местный аэропорт не отличался сильно ничем от других подобных в центре России, где бездорожье, грязь и спокойный неторопливый уклад жизни, в отличие от больших городов и столицы. Но если столицу в расчёт не брать, то центр получается как раз среди болот и маленьких деревень.
Обычным рейсом в обычный день прилетел самолёт, но пилоты на этот раз вышли очень быстро и стали рассматривать переднюю часть самолёта. Спустя некоторое время они сообщили и причину столь внимательного осмотра. Перед самой посадкой на кабину пилотов то ли напала, то случайно пыталась атаковать большая птица, вероятно, со свалки, над которой пролетали перед посадкой.
– Она летела мне прямо в глаз! – сообщил командир самолёта, – Но видели мы её мгновение, поэтому рассмотреть не имели никакой возможности и не поняли, куда она делась, поэтому и стали осматривать самолёт, не наделала ли она какой беды. Доложить я был обязан, поэтому мы тут ненадолго застряли в ожидании инженера.
Этим инженером и оказался Олег, приехавший для осмотра самолёта.
Аня ничего этого не знала, находясь дома с ребёнком, поэтому и встреча с незнакомым человеком оказалась неожиданной.
Олег всё осмотрел и дал положительное заключение к продолжению рейса. Работа его закончилась, а, следовательно, и пребывание в населённом пункте тоже. Была ли птица на самом деле, он не знал. Следов её пребывания он не обнаружил, но и не верить экипажу у него не имелось никаких оснований. Осталось только предположить, что птица обогнула поверхность по законам аэродинамики, не касаясь обшивки. Если бы она столкнулась с поверхностью самолёта, беды было бы не избежать, тогда бы и командировка инженера затянулась на неопределённый срок.
Аня некоторые подробности узнала от соседей, прогуливая в очередной раз ребёнка. Олег про работу ей ничего не рассказал, а, может, не успел рассказать, придерживаясь правила: если не спрашивают, лучше помолчать. А про работу он вообще не любил распространяться. Пассажирам нет смысла знать о каких-то мешающих птицах, неблагоприятной погоде или законах аэродинамики. Им достаточно знать о наличии мест и времени вылета по расписанию.
– Анна, ты опять виташь в облаках! – это Анна Фёдоровна отвлекла её от размышлений, – Так и будешь стоять перед ребёнком с голой грудью, скоко я буду грить тебе, чтоб приводила себя в порядок, покормила – ослобони её, пусть отдохнёт. Надо протопить печь, сходить в магазин, прибраться, занимайся этим, а я пока с ней посижу. Нече думать о женихах, ежели они от тебя сбегают. В наши годы они все вертелись у ног, а ныне и женихи-то какито недотёпы, всё норовят улизнуть, не могут девку приласкать и облапать. Им и дитё-то не нать. Твоему Федьке вобше ничё не нать!
