А вот дорога после поворота на Булкино оказалась не в пример хуже. А уж поселковая грунтовка оказалась Малышке не по зубам, и Ольге пришлось оставить ее на парковке у главного въезда в СНТ, а самой перебраться-таки в Костину «Ниву».
– Хорошо, что я тебя встретила! – радовалась она, устраиваясь на пассажирском сиденье впереди – А то не то что до Чароновки – из поселка не выехала бы!
– Это верно, – согласился Костя. – В Булкино дорога еще куда ни шло, а дальше ее, считай, и нету. Чароновка обитаема только с мая по сентябрь, в другое время находиться там будут только сумасшедшие, самоубийцы или ведьмы. И доехать туда можно только на автозавре вроде моего, да и то подстраховка в виде заведенного трактора где-нибудь неподалеку требуется. Знаешь, мой батя с тех пор, как трактор купил, покой потерял. Особенно после того, как наше озеро облюбовали москвичи для проведения своих квестов – недели не проходит, чтоб не застряло чье-то авто на лесных дорогах.
Оля заинтересовалась. Правда, не тяготами сельской жизни Костиного папы.
– Впервые слышу такое о Чароновке! А почему так?
– Серьезно? – настал черед удивляться Косте. – Ты же там в детстве каждое лето отдыхала!
– И, тем не менее, никогда ничего подобного не слышала, – покачала головой Оля. – Так почему?
Костя, чувствуя ее любопытство, выдержал театральную паузу. Вот ведь… слов нет!
– Знаешь, как та деревня называлась до Революции?
Оля покачала головой.
– Нет?! А еще журналистка!
Оля нехорошо прищурилась:
– А ты травматолог! И обойдешься без помидоров!
– Да ладно, что ты сразу начинаешь… – притворно вздохнул Костя. – Ладно, слушай.
Рассказ его оказался из серии городских легенд, но Ольга слушала с интересом. Раньше она действительно не знала таких подробностей о малой родине.
До того, как молодая советская власть докатилась до Семиреченска, в те годы еще села Семиречного, деревня Чароновка тоже называлась иначе – Чарово или Зачарованое, а до того и вовсе Ведьмин Яр. Да и деревеньки-то самой не было, только несколько потемневших от времени деревянных срубов, в которых жили отшельники – то ли монахи, то ли сектанты. Разбираться тогда не стали.
Болото подходило почти вплотную к тем выселкам, вот кому-то из новых местных властей пришло в голову добывать там торф. Сказано – сделано: жизнь в Чарове закипела. Сколотили артель, согнали крестьян с окрестных деревень, привезли еще каких-то мутных типов, по виду и повадкам заключенных, начальство из ближайшего крупного города. Деревня разрослась, в нее потянулся люд всех мастей, даже появился задел для промышленной добыче торфа. Однако почти сразу в деревне начала творится настоящая чертовщина: люди не могли избавиться от чувства, будто за ними постоянно наблюдают с болота тяжелым, пристальным взглядом, сами по себе двигались и пропадали предметы (вплоть до подштанников главы поселения, но тут, по показаниям очевидцев, нечистая сила не при чем!), ночами кто-то то ли выл, то ли заунывно пел на непонятном языке опять-таки со стороны болот. Потом начали пропадать люди – сперва по ночам, потом среди бела дня, среди других людей. Сами, бросив текущие дела и не замечая ничего и никого вокруг, вставали и уходили в болота, будто зачарованные, и нельзя было остановить или удержать их. Даже посадив под замок и заковав в кандалы – это все помогало, только пока не сядет солнце. Потом… Пропавших не находили, ни живыми, ни мертвыми.
Обстановка в к тому времени уже Чароновке (от слова «зачарованные», да!) была крайне напряженная. Страх людей перед неизвестной опасностью стал больше, чем перед местными силовиками. Да и сами силовики, которым довелось побывать в деревне и ее окрестностях, тоже теряли покой и сон, а взамен обретали черный страх. По всему уезду ползли слухи про неведомое зло и про то, что зря монахов, раньше там живших, извели. Дескать, те зло болотное сдерживали своими молитвами, к людям не пускали. А теперь их нет, и защитить простых смертных некому.
А той же зимой производство спешно свернули, артель распустили, и Чароновку покинули почти все. Почему так случилось и какое событие стало спусковым крючком для бегства, история умалчивает (по крайней мере, официальная). Большая часть которой погребена в архивах под грифом «Секретно». А слухи… Их сотни, один другого страшнее.
– Но в Чароновке же живут! – возразила Ольга, которую эта история очень заинтересовала.
– Живут, – кивнул Костя, сворачивая на правое ответвление главной поселковой дороги. – С тех пор, как в те места монахи вернулись. Всем уездом на монастырь и церковь скидывались, всем миром строили. Про Рябиновый монастырь слышала? А про Зачарованную церковь? А про рябиновую рощу, что отделяет деревню от болота? Рябину, по поверьям, нечисть не любит… Правда, помогают все эти меры ровно до того, как селяне урожай уберут. После никто в Чароновке не задерживается, все в город отчаливают.
Оля невольно поежилась. А они, двое отчаянных, наоборот, в ту самую Чароновку едут. Зимой. Хм… Оказаться в одиночестве в покинутом селении – само по себе жутко. А уж если нечистая сила – не плод человеческой фантазии, а вполне себе реальность… Вроде той самой Веры… Да нет, полный бред! Бред бредовый, и иначе быть не может. Так решила Оля, несмотря на волну холода вдоль позвоночника. Да и в деревне она будет не одна, а с Костей. Так не страшно.
– В церковь даже ходила, – кивнула она, справившись с нахлынувшим не нее страхом. – Меня в ней крестили, давно, правда. Действительно, бабушка рассказывала, что монастырь и церквушка на пожертвования строились, но я и подумать не могла, что все так!
Жест, сделанный Костей, можно было расшифровать как «Всегда пожалуйста!».
– Монастырь с церквушкой функционировали даже при советской власти, и сейчас тоже, – продолжил он. – И рощу из рябин монахи и посадили. Так вот, из Чароновки тогда ушли не все. Несколько женщин остались, по слухам опять-таки, настоящие ведьмы. И не просто вредные склочные старухи, а те, кто что-то умели. Вот им-то там хорошо было, вольготно. Но недолго: в силу зловредности нрава и жизненной необходимости сворачивать кому-то кровь, те мирно сосуществовать не смогли, начали сначала пакостить друг дружке по мелочи, потом гадить по-крупному, а после в Чароновке началась полномасштабная магическая война развернулась. В результате осталась одна бабка, да и та вскоре сгинула.
– Звучит как страшная сказка на ночь… И не боишься ты ехать туда со мной?
Он покачал головой.
– С тобой хоть куда, тем более, в мистику я не верю. А по поводу сказок… Хочешь, еще расскажу? – хитро прищурился Костя. – На ночь?
Оля моргнула. Это что, шутка? Или намек? Или ей показалось? А, язвить, так язвить.
– Что, сразу на ночь? – приторно сладко, будто готовилась задать острый и неудобный вопрос, пропела она. – Даже на ужин не пригласишь?
Костя поперхнулся словами. Но тут же взял себя в руки и даже вернулся к привычному Оле язвительно-насмешливому тону:
– А если приглашу? Пойдешь?
Настал черед девушке смущаться и теряться. Впрочем, она тоже быстро справилась с эмоциями:
– Пойду. Но ты хорошо подумай перед тем, как приглашать, ибо от ангелов у меня только внешность, с характером конкурирующая структура сильней подсуетилась. А кофе я тебе и так налью!
И открыла термос. По салону поплыл аромат свежеприготовленного напитка.
– М-м-м! – протянул Костя, жадно втягивая его. – Если ты такой кофе делаешь, мне все равно, кто там и где суетился!
И оба рассмеялись.
– Не думала, что ты интересуешься историей, – Ольга протянула ему стакан-крышку.
– Так надо же чем-то пациентов забалтывать, пока им вывихи и переломы вправляешь, – оптимистично просветил ее Костя, отхлебывая из стаканчика. – Обезболивающее, конечно, действует, но при чисто психологических моментах оно бессильно. Разговоры о погоде тут не помогут, о зарплатах медиков тоже – не оригинально, да и сто раз говорено-переговорено, а воз… Ладно, не будем о грустном. А тут такая тема шикарная – тайны, ведьмы, нечисть, да все, оказывается, под боком! Тут не только молодежь, тут и пожилые проникаются… Оль, ты точно волшебница!