– Эндрю, здесь моя помощь может больше понадобится. Я парамедик, а не учитель начальных классов.

Охохонюшки, опять «за рыбу деньги», как говаривали в Одессе.

И тут влез Док.

– Когда понадобится, тогда и позовем, не дай Бог, конечно.

Ох, и зря он её сейчас осадил. Откуда Лёньке знать, что это за «эмансипэ» такое. Он-то с нами не катался.

– А, может, я сама буду       решать, что мне лучше делать?

Срочно нужно гасить конфликт. У нас пострелушки на носу, а тут мирняка полдвора, и Анька, похоже, готова вновь свои права отстаивать, ух.

– Ань, ну будь человеком, собери этих невменяемых и загони в дом. У тебя это получится, заодно мозги им на место вставишь, если они вообще там есть. Ты себе представляешь Авву, раскладывающую персоналу сложившуюся ситуацию? Или, может, военного доктора попросим? Я бы, если бы это зависело от меня, сейчас рядом с Арти и Сержем на передке залег и репортаж с места событий писал, хоть бы просто для истории. Но буду помогать Доку санитаром, бойцом, кем скажет, тем и буду. Потому что так сказал Арти. Он сейчас здесь за всех отвечает. Выживем мы сейчас и или нет, зависит от него. А вот выживут или нет эти… Это вообще кто, повар?

Энни глянула на парня, как будто только что заметив. А – то как же, из-за его излишней говорливости храбрую спасательницу в безопасный тыл задвигают.

– Это бармен. Эндрю, не цепляйся к парню.

– Да я-то что, я не цепляюсь. Выживание этого бармена и других похожих, зависит от тебя. Потому что если этот бармен с подобным вопросом будет приставать к Доку, в нос получит. А если стрельба начнется, то получит пулю. Аня, подчиняться более опытному в кризисной ситуации, это великое благо и возможность выжить для всех. И точно не ущемление твоих прав.

Ух ты, Анька еще звонче затараторила, не иначе обиделась опять.

– Ты чего мое имя коверкать взялся?

Ну да, конечно. Говорим об одном, и тут же, без перехода, обижаемся на другое.

– Энни, я не коверкал твое имя, просто произнес его по-русски. Представь себе, у нас девчат с твоим именем много. Забирай любопытствующих в дом, очень тебя прошу. Вон уже Танаки с твоим дядей возвращаются. Нам сейчас позиции выбирать, а тут.., бармены.

Бармен, в процессе беседы косившийся на меня с явным недоумением, теперь смотрел откровенно враждебно. Анька, с заметной неохотой, принялась собирать выходящих из помещения людей и приглашать их обратно. Бармен в кепке, не иначе, решив проявить характер, демонстративно остался стоять на месте, ну и бес с ним. Подошедшая компания выглядела живописно. Парни, которым достались винтовки, повесили их за спину, как носить удобнее. Веселая компания охотников на пикнике, не иначе. Девчатам достались пистолеты, и сейчас они явно искали, с кого можно снять хотя бы обычный брючный ремень. Кобура к форменной юбке крепиться отказывалась и в карман пиджачка не влезала. Органично смотрелись Джей с дробовиком и молодой парнишка-выживльшик, спрятавший пистолет в карман брюк. Грозное воинство собралось, без слез не взглянешь, кроме Джея, понятное дело. А куда подевался хозяин?

Пожилой японец шел к дверям дома. У дверей, размахивая телефоном, о чем-то жестикулировал Юзеф. Вот даже как. Неужели все само собой рассосалось, и появилась спутниковая связь? Я даже глянул на вулкан. Вроде бы ничего не поменялось. Местные вышли на нашу частоту? Угу, и при этом летают на коврах-самолетах. Тоже не сходится. Думай, голова, шапку куплю. Танаки, тем временем, уже с кем-то бодро общается по «трубе». Подхожу к Доку, прислушивающемуся к переговорам в своей гарнитуре, и указываю на противоестественную картину. Реакция незамедлительная.

– Кэп, тут местный босс с кем-то по «спутнику» трындит. Мы что, снова дома?

Выслушивает ответ и переводит взгляд на меня.

– Сенкевич, спроси у самурая, что он надумал. Ты молодец что заметил, он со своими в режиме рации сейчас балабонит. Если надумает нам в спину ударить, будет плохо.

Ну, хоть так, а то летающие на коврах странно одетые мужики со спутниковой связью, это точно перебор.

– Сейчас оформлю.

Подойдя к Нэо, и дождавшись окончания его фразы на аглицком «и чего же вы хотите». Указываю на «трубку» пальцем и интересуюсь на японском:

– Предлагают сдаться?

– Все еще более любопытно, Андрэ – сан, запрашивают переговоры, и желают сотрудничать.

– Ну, если они еще и проход до фрегата организуют… А чего это они вдруг тактику поменяли? Вроде бы с недовольной толпой к поместью шли, так обычно не сотрудничают.

– Они Тоши Асакаву с остальными, за разными нужными вещами ушедшими, встретили и поговорили.

Вот же влипли, кто мог знать, что все настолько быстро разворачиваться начнет.

– Тоши теперь у них в заложниках?

– Клянутся, что нет. И готовы его и всех, кто с ним пошел, без всяких условий нам передать.

– Странно как-то, провокацией попахивает, в любом       случае, стоит это с русскими офицерами       обсудить.

– Отличная мысль, Андрэ-сан, заодно и узнаем, что они думают об этой ситуации.

Мы подошли к Доку, и Нэо начал тройственные переговоры, иногда что-то произнося в телефон. Я, убедившись, что дело «на мази», и, возможно, обойдется без пальбы, вернулся на «крыльцо». Заглянул за дверь и тут же убрал голову обратно. Аньке приходилось несладко. В зале гвалт недовольных голосов из неравномерного гула грозил сорваться в крещендо групповой истерики. Я сел на ступеньки и прикрыл       глаза. Оружия мне не досталось, перебинтовывать пока некого. Лезть в переговоры не хотелось, от слова совсем. Хорошего решения просто нет. А вразумлять ребят типа Джекоба, только рангом повыше, Боже сохрани. Сами, сами, сами. С момента начала всей кутерьмы прошло меньше четырех часов, а вымотался я, как собака. Нервы в хлам, и еще свечение белесое. Я его подметил, еще когда Энни повязку снимала. Вроде как видеть хотел, глаза напряг, но веки не открыл. Тогда думал, показалось. Как с молнией, эффект зрительной памяти. Сейчас вот нет, точно не кажется. Или с катушек съезжаю? Такое себе белое марево. Рукой поводил, вроде как ярче становится. Что за дичь, если против света с закрытыми глазами рукой поводить, руку видно сквозь веки, как тень. А сейчас наоборот. В этом белесом свечении она вроде как что-то более яркое, не сильно, но различимо. Игры разума, блин. Забавно, а что-нибудь кроме руки светиться будет? Аккуратно встаю и «оглядываюсь», так сказать. Ничего не поменялось. Может, все-таки глюк. Свою-то руку я себе и в воображении представить могу. Вариант. Иду на голоса, чуточку приоткрыв веки, чтобы видеть дорогу и не впаяться в одного из новопризванных «рекрутов», окруживших сейчас Танаки. Посмотрим, различу ли я чужую руку, или что-нибудь еще.

Дойти не успел, на белесом фоне вспыхнул ярко алый росчерк, и, вслед за ним, дикий крик и несколько автоматных очередей. Конечно, глаза я тут же широко распахнул. Стреляли далеко. Да и крик, отчаянный, полный невыносимой боли, крик гибнущего человека, доносился совсем не из парка, расположенного между «замком» Танаки и административным корпусом, где, по идее, засели недовольные гости отеля и бывшие охранники. Крик и выстрелы, все это находилось в лесу, на склоне, примерно там, откуда мы приехали, убегая от извержения. В том же направлении улетел «Хоттабыч». И красный росчерк, прямо перед этим, вроде бы, блеснул в той стороне. Длившееся       меньше секунды замешательство взорвалось активной суматохой. Люди оглядывались, тыкали пальцами в лес, спрашивали друг у друга, «что это было». Жестом показав подозрительно оглядывающемуся Доку отойти в сторону, спросил:

– Там наших точно не было?

– Откуда? Ты, главное, вслух местным не брякни, пехота почти вся здесь. Кэп, фиг с два кого еще отпустит, пока мы не вернемся.

– Хреново дело, там какая-то лютая ересь творится. И нам бы поскорее выяснить, кто там палил и по кому. Как появится кусочек свободного времени, у меня к тебе профессиональный вопрос будет.

Доктор аж в лице поменялся от удивления.