Когда меня несли по этому коридору, меня очень возмущало, что здесь использованы такие мрачные тона. Помимо физической тяжести еще морально обстановка давит. Такие мысли были эгоистичны с моей стороны, ведь, несмотря на то что в таких заведениях борются за жизнь, люди сюда попадают в исключительных случаях. Именно такие обстоятельства, по которым нас сюда доставляют, приносят негативные эмоции. Сколько эти стены видели боли? Покрась их сейчас в ярко-красный, к чему это приведет? Человек чувствует себя плохо, возможно, находится на грани жизни и смерти, а вокруг эта яркая, праздничная обстановка – сколько будет нервных срывов? Мы просто не осознаем, что больница уже готовит нас к худшим ситуациям, которые могут произойти здесь.
Напротив меня случайно или в спешке забыли закрыть дверь. Врачи бились за чью-то жизнь, картина была идентична той, что происходила в моей палате какое-то время назад. Я вдруг почувствовал, как кто-то еще покинул тот мир, испытав что-то схожее с выбросом адреналина.
Но если это случилось, то где же он? Разве мы не должны быть вместе? Не знаю, как в данной ситуации себя назвать – призрак или дух. Или мы не можем видеть друг друга, как нас не видят врачи?
Самая сильная черта моего характера, которая всегда брала верх над всеми остальными чувствами, – это банальное любопытство. Оно и сейчас осталось при мне. Мне было до дрожи интересно все происходящее. Развернувшись, я увидел, как два санитара, вывозившие мое тело, уже двигались из палаты с очередным трупом, накрытым белой простыней. Последовав за ними в морг, я подошел к телу, которое они только что положили. Оно было обнаженным и лежало на железном столе, приготовленное к вскрытию. Я прошел между рядами тел, готовых к выдаче родственникам. Среди них нашелся лишь один парень, чье лицо можно было разглядеть. Во всех остальных случаях я не мог определить даже пол.
Сомнений не осталось: это тело принадлежало мне, только с лицом чужого человека. Но я чувствовал что-то родное. Многолетнее совместное существование одним целым не может остаться бесследным, в каждом из нас осталась небольшая частичка другого, и именно ее я чувствовал сейчас.
Я быстро нашел объяснение, предположив, что это такой же трюк, как с голосом. Его мы слышим совсем по-другому, в отличие от того, как он звучит на самом деле. На это я обратил внимание еще в раннем возрасте, когда с друзьями записывал разные сообщения и песни на диктофон. Признаться честно, моему разочарованию в своем голосе не было предела, мне он казался более приятным, с ровным тембром и мягкой интонацией, а на деле был похож на рев старого осла. Может, и здесь то же самое? В зеркале я видел более пропорциональное, с ровными чертами лицо, гораздо симпатичней оппонента, лежащего на столе.
Попытки разобрать, что говорят врачи, потерпели фиаско. Звучал шум радиопомех, и лишь по жестикуляции можно было понять, что они обмениваются информацией между собой. Гениальные мысли по какому-то закону всегда приходят именно в тот момент, когда их совсем не ожидаешь. Именно такая пришла в голову: нужно найти зеркало.
Зеркала в больнице были повсюду, однако не было даже намека на мое отражение в них. Еще одна странная вещь происходила со мной, но я не придал ей особого значения. Пытаясь увидеть свое отражение, я почувствовал тяжесть в движениях и что-то похожее на усталость. Не знаю, каким чудом мне удалось отойти от зеркала, но я навсегда попрощался с этой безумной затеей, приняв решение избегать в дальнейшем любых контактов со стеклом с напылением серебра. Вопрос остался: как же я выгляжу на самом деле?
А вдруг таких, как я, здесь больше нет и мне суждено одиночество и вечные скитания в этих стенах? Вот и обнаружилось знакомое чувство страха, хуже которого невозможно было что-то представить. Вокруг были люди, но никто меня не замечал: не с кем обмолвиться словечком, некому рассказать о своих переживаниях и поделиться мыслями.
Решение принято! Мне нужно осмотреть больницу от подвала до чердака и найти подобную мне душу. Если смотреть с математической точки зрения, то с вероятностью в девяносто девять процентов можно утверждать, что я не одиночный образец. Каждый час в этой больнице кто-то покидает свое тело. Здание было построено и сдано в эксплуатацию около шестидесяти лет назад, примерно в то же время началась полноценная его работа, значит, возможность того, что я один на миллиард, отметаем сразу.
Осмотрев каждый угол, каждый сантиметр подвального помещения и обыскав первый этаж, я заметил одну особенность: время остановилось. Теперь в моем распоряжении целая вечность. Можно забыть, что такое спешка! Настал период размеренности и спокойствия. И весь мир вокруг меня изменился, став совершенно другим. Минуты оказались часами, часы – неделями.
Мне казалось, что с момента моей смерти прошла вечность. Я, так же как и любой другой человек, оказавшийся бы в таком положении, поддался панике. Казалось, меня выбросило в открытый космос, где я потерял силу притяжения. Только у космонавтов уходит уйма времени на тренировки и подготовку к невесомости, меня же к такому повороту событий никто не готовил.
Вокруг по-прежнему звучали раздражающие звуки медицинской аппаратуры, но вдруг на миг я услышал что-то знакомое, близкое для моего слуха. Да, ошибки не могло быть, мне удалось разобрать слово. Кто произнес его и, самое главное, откуда? Наверняка недалеко от меня находится другая душа! Я вновь сосредоточился на поисках, перемещаясь из кабинета в кабинет. Наконец попав в архив, я заметил его. На расстоянии вытянутой руки от меня сидел пожилой человек.
– Как давно ты здесь? – испугавшись, что он исчезнет, я задал вопрос с такой скоростью, что сам с трудом разобрал слова. Появление незнакомца пробудило во мне столько радостных эмоций, что у меня слегка сел голос. Ответ не заставил себя ждать:
– Наверное, несколько столетий. Ты разве еще не догадался? А с виду такой смышленый молодой человек! Точное время тебе никто не подскажет, здесь такой возможности нет.
Моей радости не было предела, на лице впервые за все проведенное в этом мире время появилась улыбка, казалось, я встретил старого знакомого в чужом городе. Вот она, та самая надежда, которая на секунду загорелась в моем новом существовании и в ту же секунду сломалась как карточный домик.
– Несколько столетий? Старик, ты выжил из ума? – я не смог, да и не пытался скрыть свои мысли о нем. Несмотря на этот обижающий тон и мою раздраженность, он спокойно ответил:
– Хочу тебе объяснить одну неочевидную вещь про этот мир: здесь время идет гораздо быстрей в отличие от места, где мы находились раньше. Образно эти пространства различаются между собой. Первый мир, откуда мы пришли, – это река с непрерывным течением воды. А этот можно сравнить с озером, чью гладь время от времени нарушает дуновение ветра или брошенный камень со стороны. И спешу тебя разочаровать: это все, что я знаю. Если ты хочешь выйти за рамки постоянного размышления про время, то мой тебе совет: выйди за границы здания, расширь сознание.
Я разрывался от вопросов, на которые хотел получить ответы, а этот дух обрубил их на корню. Наверное, я далеко не первый повстречавшийся ему здесь и он знает заранее, что я хотел спросить.
– Зачем ты пытаешься обмануть! Столько времени находишься здесь – и знаешь только это? – мой вопрос прозвучал с недоверием. Опустив взгляд вниз, но не на пол, он посмотрел куда-то примерно в области моих колен, а затем, сделав глубокий вдох, начал рассказ:
– Признаю, ты очень проницателен, не такой, как твои предшественники. Мне очень неприятно вспоминать эту историю, но, если ты настаиваешь, я готов сделать исключение. Сейчас говорю совершенно искренне: я без понятия почему, в силу привычки или по каким-то другим причинам, но в этом мире, к сожалению, преобладают все те же качества, что и в первом. До смерти я работал почтальоном, страдал от психического расстройства – агорафобии, боязни открытых пространств и скопления людей. Каждый выход во двор для меня был сравним с подвигом. Проводить время на диване, смотря телевизор, было самым любимым развлечением, игра «Переключай канал, пока не показали рекламу» – единственная отдушина. Может, из-за своего страха в той жизни я до сих пор боюсь покинуть больницу. Я умер, когда мне было семьдесят два, и больше никогда не видел своего дома, родных стен с пожелтевшими обоями.
