Часть пятая
"Римский блеск и стамбульское пекло"
"…До сих пор НАТО отказывается говорить о "стратегии дестабилизации" и о терроризме в период холодной войны; НАТО отказывается отвечать на любые вопросы, связанные с "Гладио".
Сегодня блок НАТО используется как наступательная армия, тогда как данная организация не была создана для подобной цели. Ее активировали в этом смысле 12 сентября 2001 года, сразу после терактов в Нью-Йорке. Руководители НАТО утверждают, что блок участвует в войне против афганцев, для борьбы с терроризмом. Однако НАТО рискует проиграть эту войну. В таком случае наступит большой кризис, и начнутся споры. Именно в этих спорах мы и узнаем всю правду: ведет ли НАТО войну с терроризмом, как утверждает его командование, или же мы находимся в ситуации, аналогичной той, что была во время холодной войны, когда секретная армия "Гладио" была замешана в терроризме.
Самые ближайшие годы покажут, вышел ли блок НАТО за рамки своей исконной миссии, ради которой был основан: защищать европейские страны и Соединенные Штаты от советского вторжения – от события, которого на самом деле так и не произошло и которое вряд ли когда-то планировалось. Или же в секретных планах НАТО по-прежнему присутствуют иные цели – захват нефти и газа мусульманских стран, что, по сути, и в первую очередь является глобальным терроризмом мирового масштаба…"
Даниэль Гансер
Италия. Рим. 21 мая
Вглядываясь через лобовое стекло автомобиля в освещенную желтым фонарным светом улицу, Сашка отрывисто прошептал:
– Зэ-знаешь, когда я потерял веру в большое, сэ-светлое, чистое?
Артур почувствовал, насколько взволнован и неспокоен друг. Должно быть, и дурацкие вопросы свои задает неспроста – хочет отвлечься, снять внутреннее напряжение. Дорохов и сам ощущал схожесть нынешней ситуации с теми, что частенько приключались в Чечне: та же неизвестность, тот же накал, аналогичная значимость для положительного исхода каждой маломальской детали. Обоим снова приходилось переживать за Ирину, которой отводилась первейшая роль в разработанной операции…
Сейчас Оська расскажет очередную идиотскую историю.
Однако все его "философские догмы" при очевидной и подчас глуповатой простоте имели одно потрясающее качество – они моментально вылечивали от стресса, напрочь снимали психологический ступор. Исходя из этого, майор не отмахнулся и не послал его, как водится "воровать патроны", а лишь поморщившись, предположил:
– Знаю. Ты в прошлом году рассказывал. Когда нас в учебный центр из СИЗО конвоировали.
– Постой-постой!… Это про что я тогда рассказывал?
– О твоем разочаровании в бабах. Дескать, вечно тебе попадаются с сосками разной величины.
– Типа на левых гэ-грудях больше чем на правых?!
– Вроде того.
– Э-э, маймуно, виришвило! – энергично замотал башкой Осишвили. – Не о том ты говоришь! Я ж когда повстречал в Лионе свою фэ-французскую мамзель, так сразу по этому поводу и успокоился. Линейку к ее сиськам в первую же ночь пэ-приложил и представляешь – совпали, мля, до миллиметра! Ну, я обалдел, конечно, от радости и забыл обо всех прежних недоразумениях.
– Стало быть, разувериться в жизни ты успел еще до того знаменательного момента?
– Ну да! В ранние годы меня, понимаешь ли, постигло первое гэ-глубочайшее разочарование.
У Дорохова дрогнули в улыбке губы; он выдохнул, расслабил уставшие от долгого напряжения мышцы. И приготовился услышать очередную страшную трагедию из насыщенной Сашкиной судьбинушки.
– …Иду я, зэ-значит, в далеком детстве со своим дедулей по обезьяньему питомнику, что был когда-то в Сухуми, – начал торжественно излагать тот. – Хорошо вокруг: пальмы, цветочки, солнышко, запах моря… Слева от асфальтовой дорожки в большом вольере семейство макак бананами давится, дальше шимпанзе кому-то рожи корчат… А сэ-справа прудик небольшой искусственный устроен, – в нем лебеди хороводом плавают. Изящные такие, белоснежные… с черными, будто накрашенными зенками. И вот представляешь, выходит из воды одна такая лебедушка – кэ-красотища неописуемая: стать, величавость, грация… Мы с дедом аж замерли, с места сдвинуться не можем – стоим, любуемся…
Капитан прервал повествование, протяжно вздохнул.
Артур же, заслушавшись гладким повествованием, не выдержал:
– Ну, дальше-дальше рассказывай – не томи!
– Дальше… А дальше отряхнулась, значит, эта краля от водицы и ка-ак наложит цельную кучу посреди раскаленного асфальта!
– От те раз, – едва сдерживал душивший смех Дорохов.
– Вот и я говорю! Наложила и поперлась в раскоряку обратно к водоемчику. Куда подевалась грация, куда исчезла стать – до сих пор понять не могу… Вот и песенке трандец, а кто слушал – молодец! Подозреваю, что именно в тот день мое безоблачное детство со сказочными гэ-грезами, так сказать, безвозвратно скончалось.
– И виной тому проклятая лебедиха.
– Тебе смешно! А я по дороге домой чуть не расплакался, мля, от досады. Дед с перепугу даже мороженого тэ-три порции купил…
В это время ожил мобильный телефон, лежащий на приборной панели автомобиля. Мужчины разом примолкли; Артур схватил телефон, но абонент, сделав короткий звонок, уже прекратил вызов.
Это и был долгожданный сигнал от Ирины.
– Пора, – мгновенно сделался серьезным майор.
И, покинув салон, быстрым шагом пошел вдоль оживленной ночной улицы.
* * *
Так называемый римский "сезон помещений" закончился в середине апреля. С пришедшим на Апеннинский полуостров теплом открылся "сезон уличный", и уже с месяц многочисленные туристы, гости, и жители итальянской столицы стекались к центрам ночной жизни трех римских районов: Трастевере; "Бермудский треугольник" возле пьяцца Навона; и, наконец, квартал Тестаччо вокруг холма Монте-деи-Коччи. Народ слушал живую музыку, глазел на представления артистов; потягивал пиво и коктейли, танцевал и веселился на свежем воздухе…
