Итак, дело было двадцать лет назад, в начале весны. В то мартовское утро погода, как всегда, была ещё холодной, зима не хотела отступать. Они ехали отдыхать на дачу в загородный дом, который находился в двадцати километрах от города. Настя сидела на заднем сиденье, рядом с ней – её младшая сестра Елизавета, которой было всего шестнадцать. Отец, Геннадий Ефимович Грабарчук, крепкий мужчина, которому три недели назад исполнился пятьдесят один год, в вельветовой рубашке, чёрных брюках и синей куртке нараспашку, крутил в чёрном кожаном чехле баранку «Лендкрузера». После смерти её матери и его жены от опухоли мозга он один воспитывал дочерей, мог себе это позволить, потому что держал две зубные клиники в Москве, а зубы сейчас вылечить равносильно тому, что купить пассажирский самолёт. Настя захотела в туалет, ну вот приспичило, если бы она тогда знала, что случится потом, или могла предсказать, то лучше бы терпела.
– Папуля.
– Да, солнышко.
– Я хочу в туалет.
– А может, потерпишь? Как выйдем на трассу, я остановлю у какого-нибудь кафе.
– Нет, пап, останови здесь, – заканючила она.
Он проехал вперёд, сдал чутка правее, съехал с основной грунтовой дороги и остановился. Настя покинула автомобиль и пошла в лес. Пройдя ещё немного, она расстегнула джинсы и присела на корточки.
– Смотри, братан, есть дичь, – услышала она голос парня.
– Её надо трахнуть, – завёлся второй.
Двое молодых парней, подвыпившие и слегка накачавшиеся лёгкими наркотиками, увидели Настю. Они оба были одеты как шпана – в чёрных, пропахших дизелем джинсах, в майках и разорванных и местами покрытых ржавчиной куртках нараспашку. Оба небритые, короткостриженые. Одного звали Лёша, второго Миша.
– Эй, красотка, не хочешь повеселиться? – подойдя к ней, рыгнув, произнёс Миша.
Она быстро натянула джинсы, пошла в сторону машины.
– Невежливо вот так уходить, сучка. – Подбежав к ней и схватив за плечо, повернул и отвесил тыльной стороной ладони пощёчину парень.
От удара боль пронзила её, ей показалось, что это не рука, а её приложили кирпичом. Слёзы брызнули из её глаз.
– Помогите, пожалуйста! – закричала она.
– Заткнись, сука, – повалил её и зашипел Миша.
Крики о помощи донеслись до её отца, он в мгновение ока покинул автомобиль и побежал в лес.
– Настя, дочка, что случилось? – крикнул он.
Но неожиданно увидел эту картину. Его как будто подменили, глаза налились кровью, скулы напряглись, словно струны арфы. Ладони сжались в кулаки. Он начал звереть, точно превращаться в оборотня в полнолуние. И он решил выпустить своего внутреннего зверя наружу. Геннадий без каких-либо эмоций подошёл и, схватив Мишу за куртку, потянул его на себя и кулаком вмазал по физиономии, затем последовал второй удар, а после третий – он точно боксёр отрабатывал удары на груше. После третьего удара Миша споткнулся и упал, повалившись на спину.
– Мой нос, мой чёртов нос, он сломал мне нос! – кричал, булькая окровавленными соплями, Миша.
Сгустки крови окрашивали пушистый снег, а также измазали ему щеки и бороду.
– Я убью тебя, подонок! – рявкнул отец.
Он сделал шаг, но в этот момент на него направил обрез Лёша.
– Не дёргайся, папаша, а то снесу тебе башку, – процедил он сквозь жёлтые никотиновые зубы.
Тот остановился и поднял руки вверх.
– Братан, ты как там? Живой? – спросил Лёша.
– Живой-живой, – ответил Миша.
– Что вы хотите? – спросил Геннадий. – У меня есть деньги, много денег, я могу их вам дать, и мы забудем про инцидент.
– Мы хотим трахнуть твою дочь! – выступил Лёша.
– Только троньте её, и я вас прямо в этом лесу разорву на куски! – крикнул отец.
– Ладно, папаша, не гони коней, успокойся, – предложил Лёша. – Но ты держишь нас за лохов, это ни в какие ворота, ты дашь нам денег, мы тебя отпустим, а потом ты нас операм сдашь вместе с потрохами.
– Нет, я хочу забыть про всё это поскорее и заплатить вам, – уже более спокойно предложил отец.
– Забыть не получится, будет так, как я сказал, – отчеканил Лёша.
Миша встал на ноги и тоже направил на Геннадия ружьё.
– Думаю, пойдём к нам на участок и там решим, что делать дальше, – заявил Миша.
– Отличная идея, – поддержал Лёша.
Миша подошёл к Гене и ударил его прикладом в живот. Тот согнулся в три погибели.
– Скажи своей дочурке, чтобы шла с нами, – наклонился и шепнул ему на ухо Миша.
– Дочка, солнышко, пошли, – взяв Настю за руку, произнёс Геннадий.
Они шли впереди, а Лёша и Миша сзади. Миша прикрывал свой нос правой ладонью, по которой шла кровь ручьём, а Лёша ткнул в голову Гены ружьё, тот почувствовал, как две стальные ноздри впились в затылок. От этого чувства его прошиб электрический разряд, проходящий по всему его телу и словно застрявший неприятной металлической занозой в мозгу. Они вышли к автомобилю.
– Пап, что вы так долго? – выйдя из автомобиля, спросила Лиза.
– Это бонус, – засиял, как новогодняя ёлка, Алексей.
– Не трогайте её! – рявкнул на него Гена.
– Ты глянь, да папаша с большим потомством.
Он подошёл, схватил девочку за руку.
– Папа, мне страшно, что случилось? – сквозь слёзы спросила Лиза.
– Не бойся, моя дорогая, всё будет хорошо, нужно делать, что велят дяди. – Сделав пару шагов, Геннадий схватил дочку за плечи, прижал к себе и начал успокаивать её.
– Вот как мы поступим, – высморкался на снег окровавленными соплями и скомандовал Миша. – Мы сейчас все грузимся в машину и едем к нам домой.
– Может, разойдёмся каждый своей дорогой? – повернувшись к Михаилу, осведомился Геннадий.
– Ты сломал мне нос! – закричал Михаил. – Если ты думаешь, что сможешь вот так уйти и всё, то ты наивный чукотский юноша.
Затем он ударил его кулаком в живот. Тот согнулся в три погибели и почувствовал, что все кишки сейчас вывалятся наружу через рот.
– Эхе-эхе, – прокашлялся Гена. – Я оплачу твою операцию и дам денег сверху, только отпусти нас.
– Не нужны мне твои деньги, – возмутился Михаил. – Так, давай топай и садись за руль.
Геннадий сел за руль, Михаил на соседнее сиденье, а сзади в середине сидел Алексей, сбоку, у двери, Анастасия, с другого боку Елизавета.
– Куда едем? – запустив двигатель, спросил Гена.
Но он об этом пожалел. Ему прилетел удар правой руки с разворота от Михаила, кулак угодил в подбородок – точно в его голове что-то встряхнуло мозг от удара.
– Здесь я задаю вопросы, – резко брызжа изо рта слюной, словно бульдог после пробежки на улице, заявил Михаил.
Его слюна, как паутинная нить, спустилась, испачкала ручник.
– Разворачивай тачку и езжай вперёд до конца дороги, а дальше я скажу куда.
Геннадий молча сдал слегка назад, затем вывернул в чёрном кожаном и обшитом поролоном чехле баранку и поехал прямо. Не прошло и десяти минут, как они миновали посёлок и оказались на просёлочной дороге, они проехали и её и после въехали в другой, более дряхлый массив.
– Вот у того дома останови, – ткнул пальцем на старый, «построенный от Рождества Христова» дом Миша.
Автомобиль резко затормозил. Первым из салона вышел Миша, тыча дулом ружья в Гену.
– На выход, шевелим поршнями, – скомандовал он.
В ответ молча вышел Гена, с поднятыми руками вверх, после вышли девочки, и следом Лёша. Они прошли внутрь дачного участка. Дом, стоявший на участке, был с облупившейся синей краской, слегка осевшим. На вид он был как будто заброшен, ставни окон были заложены фанерой и грубо заколочены гвоздями. Пол веранды прогнил, шифер на крыше расколот местами. В самом дальнем углу виднелся перекошенный сарай, его деревянная дверь из сосновых досок была нараспашку, висела на верхней, полностью проржавевшей петле. А прямо напротив него располагалось ещё одно одноэтажное здание, выложенное из кирпича, которое, судя по виду, построили совсем недавно, там были при входе два пластиковых окна и металлические двери-ворота.
– Топайте вперёд, в сарай, – скомандовал Миша.