– Трусость?

– Да.

– В каком смысле?

– Как я уже сказал, ты пытаешься доказать свою точку зрения, которая, как мы оба знаем, является дерьмом, так что прекрати.

– Ники...

– Это тоже никуда не годится, – сказал он, покачав головой. – Избавься и от этого.

– Я…

Он шагнул вперед, на меня, тесня меня, положив руки мне на бедра, вцепившись пальцами в петли моего ремня, крепко сжимая.

– Я не ребенок, Лок. Не пытайся обращаться со мной как с ребенком.

– Да, но по сравнению с...

– Нет, – пробормотал он, снова улыбнувшись мне и наклонившись вбок, чтобы говорить близко к моему уху. – Если ты не хочешь меня, скажи мне об этом как мужчина мужчине. Скажи мне, что мои руки на тебе - это не то, что ты хочешь почувствовать, но все эти глупости о том, что я слишком молод для тебя, закончены.

Мое сердце на секунду замерло, потому что действительно, нет, не ребенок. Совсем нет. Не с той силой, с которой он удерживал меня на месте, не с тем, как он пах, как кедр с примесью ванили, как мускус и солнце.

– Никогда больше не называй меня малышом. Все ясно?

– Не буду, – согласился я, переводя дыхание.

– Хорошо, – сказал он, глубоко вдыхая, его нос коснулся моего подбородка. – Просто выбери другое. Оно мне нравится гораздо больше.

– Другое? – прохрипел я.

– Милый, – пробормотал он и издал рычаще-мурлыкающий звук, от которого у меня все перевернулось в животе, а его приоткрытые губы коснулись кожи прямо под моей челюстью, и его теплое дыхание пробежалось по моей шее. – Этим ты можешь пользоваться всегда, когда захочешь.

– Я не называл тебя...

– Нет, называл, – хрипло заверил он меня. – Ты называешь меня милым, и твой голос становится таким мягким и нежным, что мне требуется все, чтобы удержать свои руки от тебя.

– Ник...

– Я наблюдал, как ты выходил из ручья, – сказал он, проводя правой рукой по моей талии к пояснице, – и когда я поднял голову и увидел, что ты стоишь там со всеми этими великолепными мышцами и плавным изгибом спины, переходящим в красивую округлую задницу... внезапно у меня даже дыхание перехватило.

Мне пришлось сосредоточиться на том, чтобы пропустить воздух через легкие.

– Ты и дома так делаешь, – прохрипел он, его рука скользнула с моей спины на задницу, а другая поднялась к шее, его большой палец скользнул по линии моей челюсти. – Ты расхаживаешь без рубашки, твои джинсы, спортивные штаны или что бы то ни было еще, так чертовски низко, вот так, демонстрируя эти сексуальные ямочки и твою великолепную задницу.

Он наблюдал за мной? Обращал на меня внимание?

– Тебе нужно...

– В первый раз - мы ссорились весь день, я сидел на террасе, а ты вылез из бассейна, мокрые волосы, полотенце через плечо и эти чертовы шорты, едва прикрывающие бедра, и все, что я успел подумать, - черт возьми, Ник, почему ты ссоришься с этим человеком, вместо того чтобы придумать, как затащить его в свою постель?

Все его слова прозвучали разом.

– Ты в своем уме? – рявкнул я, отшатываясь от него и сверкая глазами. – Я твой специалист по исправлению ситуации, идиот. Ты не занимаешься сексом со своими специалистами!

Его улыбка озарила лицо.

– О, детка, у меня есть для тебя новости: мы собираемся сделать гораздо больше, чем просто заняться сексом.

Очевидно, кто-то из маминых друзей-хиппи зашел к ней, принес немного пейота ^[18] или волшебных грибов и, случайно или нарочно, накачал Ника Мэдисона дозой.

– Я спрашиваю об этом со всей искренностью, – сказал я, прищурившись. – Ты под кайфом?

– Ты только что сделал меня чистым, – возмущенно сказал он.

– Я знаю! – закричал я на него. – Как, черт возьми, по-твоему, я себя чувствую

Он рассмеялся, и я развернулся, чтобы вернуться в сад за рубашкой. Вдруг стало очень важно, чтобы на мне было больше одежды.

– Убегать - это не про тебя, – объявил Ник, легко поспевая за мной. – Ты больше похож на парня, который стоит и сражается.

– Я не буду сражаться с... – я зарычал на него. – Мы не сражаемся!

– Тогда почему ты кричишь?

– Потому что ты ведешь себя глупо, – прорычал я в ответ.

– О? В каком смысле? – весело спросил он.

Я хотел взять рубашку, но он проскочил мимо меня и стащил ее с ворота вместе с ковбойской шляпой, которую надел.

– Отдай мне рубашку.

– Я обменяю ее на джинсы, – предложил он, скользнув по мне взглядом с ног до головы.

Я скрестил руки и нахмурился.

– Откуда, блядь, это взялось?

– Месяцы и месяцы сдерживаемого желания, - признался он, не выглядя довольным и одарив меня болезненной улыбкой.

– Это неправда. Ты ненавидел меня.

– Да, – признал он, – ненавидел. Поначалу. Но даже когда я считал тебя дьяволом, я все равно каждую ночь мечтал забраться к тебе в постель.

– Какая чушь, – огрызнулся я. – Я слушала каждое слово, которое ты мне говорил.

– Я был зол, глуп и эгоистичен, – признал он, потянувшись ко мне, – и мне очень жаль, но тебе действительно нужно перестать думать о том, что я говорил раньше, прямо сейчас.

Я отступил на несколько футов, а затем повернулся к нему лицом.

– Ты сейчас в полном заблуждении от того, что думаешь и чувствуешь.

– Нет, – возразил он, сокращая расстояние между нами, перекидывая мою рубашку через плечо и прижимаясь ко мне, его руки скользили по моим ребрам, когда он встречался с моим взглядом. – Может, сначала я и был в замешательстве, но прошло уже несколько месяцев, ты понимаешь? Я наблюдал за тем, как ты уже несколько месяцев чувствуешь себя в моей жизни как дома.

Я потянулся за рубашкой, но он отбил мою руку и бросил ее на землю. Когда я снова посмотрел на него, его ухмылка была злой и дерзкой, когда он снова положил свою руку на меня.

– Что, черт возьми, происходит?

– Я хочу тебя, – сказал он, и вся игривость и поддразнивание исчезли.

– Я ухожу, – заверил я его, борясь с желанием сделать шаг назад, потому что, Господи, его руки на мне, на моей коже, были безумно хороши. Он трепетно относился ко мне, смакуя прикосновения, но в то же время ощущалось давление, словно если я сделаю шаг, он остановит меня. – И после этого ты вернешь свою жизнь.

– Я уже вернул свою жизнь, – сообщил он мне, – и будь я проклят, если ты куда-нибудь уйдешь.

– Ник, – сказал я, искоса глядя на него. – Ты понял все, что сказал тебе мистер Кокс?

– Да, – пробормотал он, наклоняясь ближе и целуя меня в подбородок, отчего по мне пробежала дрожь, а колени ослабли. – Он снова верит в меня, он доверяет мне, мой новый лейбл поддерживает меня, и опека больше не грозит.

– Да, – задохнулся я, когда он поднял свою правую руку с моего бока и провел ею по моей шее, а его большой палец провел по моей челюсти. – Теперь у тебя есть все; будущее открыто и принадлежит тебе.

– Да? – прохрипел он, и я увидел, как расширились его зрачки, как он облизнул губы, услышал, как перехватило его дыхание, и вдохнул аромат сандалового дерева на его коже. – Будущее за мной?

– Да, – прошептал я, готовый сделать шаг назад.

– Знаешь, что я хочу, чтобы было моим?

– Ник...

– Ты, – сказал он со вздохом, прежде чем притянуть меня к себе и поцеловать.

Мне нравились поцелуи. У меня их было много, и я был хорош в этом деле, наслаждался им и мог подарить такой, который вел прямо в постель. Но дело было в том, что это зависело от меня, от моего решения, от моих сроков, от моего желания. Более того, меня еще никогда не целовал тот, кто хотел от меня чего-то большего, чем просто трах. Первые поцелуи в прошлом были с незнакомцами или с людьми, которых я немного знал, как, например, Бранна, до того, как мы ложились в постель. Меня никогда в жизни не целовал впервые тот, с кем я был рядом изо дня в день, с кем я жил, боролся, работал и не подпускал к себе так долго, как Ника Мэдисона. Поэтому, когда его губы встретились с моими, и он поцеловал меня, открывая мой рот, его язык проник глубоко, утверждая почти жестокое собственничество, все, что я мог сделать, - это впустить его в себя.