– Я хочу добраться до места, – объяснил я. – А ты? Разве ты не голоден?

Тяжелый, обиженный вздох.

Я взглянул на него и увидел, что он смотрит на меня.

– Что?

– У тебя устаревшие представления о справедливости, Локрин Барнс.

– Иногда, – медленно начал я, – вы должны дать другим людям понять, каковы их пределы, и что если они их превысят, то ничего хорошего из этого не выйдет.

– Это так?

– Да, – заверил я его. – Возьмем, к примеру, Дерека. Он ошибочно полагал, что может ударить женщину на глазах у ее друга, а когда это действие было прервано, то вместо этого он попытался наложить руки на друга.

– Ты просто невероятен.

– Нет, послушай. Если ты Дерек, то теперь ты исправил это предположение. Так что в следующий раз, когда он соберется выбить из кого-то дерьмо, он, возможно, вспомнит об этом и подумает: «Интересно, а есть ли у этого человека, которого я собираюсь ударить, кто-то рядом, кому будет не все равно, что я причиняю ему боль?».

– Тогда, конечно, повезло, что тот, кто его избил, преподал ему этот жизненный урок.

– Конечно, повезло.

Некоторое время мы молчали, глядя на покрытые кактусами километры пустоты.

– Спасибо, что стал моим защитником.

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Пусть будет по-твоему, – сказал он, протянул руку и положил ее мне на бедро.

Он не убирал ее до конца поездки.

****

Думаю, он ожидал увидеть дом, похожий на его, скорее, курортный, но когда я свернул на дорогу, а там стояла сторожка для скота и забор с воротами, для открытия которых мне пришлось выходить, отпирать и распахивать, он был потрясен. Как только мы проехали, мне пришлось остановиться, вернуться и запереть ворота, а затем вернуться в машину.

– Здесь нет камеры наблюдения?

– Нет.

– А дальше?

Я покачал головой.

– Но я погуглил, – сказал он мне. – У твоей матери огромная аудитория, она автор бестселлеров, так как же она здесь без охраны?

– Я думаю, что нужно быть как Маргарет Этвуд, Стивен Кинг, Джеймс Паттерсон или гораздо более известной личностью, чтобы иметь ворота и людей, отделяющих тебя от остального мира. А я знаю людей, которые видели Стивена Кинга на заправке, так что я действительно думаю, что твое определение известности и популярность моей матери - это две совершенно разные реальности.

– Ха.

Через несколько минут он указал на фонарные столбы по обеим сторонам дороги, похожие на рождественские открытки.

– Это для безопасности?

– Думаю, они в основном декоративные, но ночью освещают участок, – сказал я, а потом уточнил. – Но все равно не очень хорошо, они не похожи на прожекторы, скорее на большие фонари на столбах.

Нам пришлось остановиться, чтобы пропустить семейство хавелинов, затем пару койотов, и он восхитился всеми деревьями - не кактусами, а именно деревьями.

– Это из-за воды, – сказал я ему.

– Там есть вода?

– Ручей, и да, ты увидишь, – заверил я его. – С ее заднего дворика видна Соборная скала, ее владения граничат с национальным парком, и это впечатляет, но Оук-Крик - тот факт, что он находится прямо на воде, - это действительно нечто.

– Езжай быстрее, – подтолкнул он меня.

Когда я остановился перед домом, мы оба вышли из машины, и он замер, глядя на большой фермерский дом с широким крыльцом и буйством растений и цветов, на ванны для птиц, кормушки для птиц, кормушки для пчел, кормушки для колибри и ветряные колокольчики всех мыслимых размеров и форм. Двойные двери из стекла и дерева стояли открытыми, и можно было сразу войти в дом и выйти с другой стороны.

Он медленно повернулся ко мне.

– Ты должен настоять на том, чтобы твоя мать обеспечила безопасность своего дома.

Я хмыкнул.

– Дорогой!

Повернувшись, я увидел, что она идет к нам из своего розария, широкополая шляпа так же нелепа, как и в первый раз, корзина висит на руке, а рядом бегут ее собаки.

– О, – сказал Ник, увидев девять собак, составлявших ее стаю, - все доберманы, некоторые с подрезанными ушами и хвостами, некоторые нет, но все выглядели одинаково устрашающе. Она взяла их всех из службы спасения, очень привязавшись к этой породе, и много раз терпела неудачи, потому что, когда приходило время сдавать собак, она не могла их отпустить. Судя по тому, что с тех пор, как я в последний раз видел ее два месяца назад, ее выводок увеличился всего с восьми до девяти, дела у нее шли лучше.

Новое пополнение, Бруха, как сообщила мне мама, немного сдерживалась, поэтому я опустился на одно колено, и когда она приняла это за сигнал поприветствовать меня, они все разом полетели вперед.

– Привет, ребята, – поприветствовал я их, когда они набросились на меня, скуля, пытаясь занять место, чтобы их погладили, и виляя хвостами, как сумасшедшие. – Встань на колено, Ник.

Он опустился на оба, и они набросились на него, обнюхивая, облизывая, а когда Луи, крупный самец, вожак стаи, опрокинул его, остальные воспользовались этой возможностью, чтобы засунуть носы в уши и глаза, вылизать рот, понюхать волосы и поиздеваться над ним. Бруха осмотрела меня, решила, что я ей нравлюсь, и попыталась сесть ко мне на колени.

Мама смеялась, когда дошла до нас, и я встал, чтобы поприветствовать ее, чувствуя, как меня охватывает спокойствие при одном только взгляде на нее.

– Почему ты такой серый? – серьезно спросила она, скорчив гримасу. – В видеочате я вообще не могла понять, что ты серый.

Я застонал, схватил корзину, поставил ее на капот арендованной машины, а затем поднял ее на руки. Я крепко сжал ее, поднимая над землей, а она обвила руками мою шею и так же крепко обняла меня в ответ.

– Я тебя вылечу, – тихо проговорила она, протяжно вздохнув. – Тебе просто нужно поесть и полежать на солнышке, и, не буду врать, есть несколько крошечных вещей, на которые нужно обратить внимание.

Список вещей, которые нужно было починить, всегда был длинным. Мне действительно нужно было найти для нее хорошего, надежного, честного мастера, который занимался бы всем этим между моими визитами.

Поставив ее на ноги, я повернулся к Нику, который все еще хихикал, спасаясь от натиска собак, которым он подвергся.

– Мама, это Ник Мэдисон. Ник, это моя мама, Шерри Барнс.

Он радостно смотрел на нее, взъерошенный, немного сонный и растрепанный после того, как его растерзали ее собаки. Мгновенно он протянул ей руку.

Она не обратила на это внимания, отмахнулась от него и шагнула в его объятия, приподнявшись на носочках, чтобы обхватить его за шею. Он быстро нагнулся, так как она была ниже ростом, и через мгновение я услышал, как она шепчет ему, но не смог разобрать слов. Он кивал, покусывая нижнюю губу, и, когда он отпустил ее, она сделала то же самое. Моя мама всегда была добра. Она никогда не отпускала первой; она позволяла тому, кто ее обнимал, принимать это решение.

– Ну что ж, – сказала она, улыбаясь нам. – Берите свои вещи и заходите в дом. Я приготовила безалкогольный мичеладас, гуакамоле и эмпанадас, и, конечно же, мои знаменитые на весь мир острые куриные тахитос.

Она крутанулась на месте и направилась к дому.

Когда я повернулся, чтобы посмотреть на Ника, он выглядел грустным.

– Что это за лицо?

– Ты сказала маме, что мне нельзя алкоголь?

– Милый, – Ник посмотрел туда, где она стояла в дверях. – Я не пью, солнышко. Алкоголь мешает мне интерпретировать мои видения и быть единым целым с богиней. Я не хотела, чтобы ты был разочарован тем, что не можешь выпить, поэтому и объявила, что в них нет алкоголя.

– О, – сказал он со вздохом, глядя на меня. – Мне очень жаль.

– Нет, все в порядке, – заверил я его.

Он хмыкнул и снова посмотрел на мою маму.

– Я все время лажаю, когда речь идет о вашем сыне, мэм.

– Что ж, главное - прояснить ситуацию, – заявила она. – И пожалуйста, ради всего святого, что тебе дорого, не называй меня мэм. Можешь называть меня любым ласковым словом, кроме «старушка» или «сладкая» - никогда не любила ни того, ни другого, – сказала она, понизив голос. – Но ты можешь называть меня Шерри, Шер, как певица, или мама Лока, хотя это и надоедает; или Селена, потому что, ну, мать-луна; или Гиджет или Гидж, потому что так меня называл мой дедушка; Рианнон, потому что богиня и, конечно, песня Fleetwood Mac; мама Шарлотта, потому что я люблю это имя; Регина, что означает королева, конечно; или Меле, что означает песня или поэма на гавайском языке, потому что, боже мой, разве это не прекрасно?