– Заходи, Клодет. – Но та не двигалась. – Клодет, я знаю, что Анри мёртв, так что, если ты не знаешь, как сказать мне об этом, то не надо.
Плечи Клодет опустились.
– Я не знала, слышали ли вы об этом или нет. Я… я не хочу заходить, мадам. Но мне нужно вам кое-что рассказать. До того, как это сделает кто-то ещё. Через два-три дня после вашего отъезда в дом моей матери пришёл человек из гестапо.
Нэнси прислонилась к дверному проёму и сложила руки на груди.
– Высокий? Блондин, около сорока пяти лет? Рассказывал про своё обучение в Англии?
Она кивнула.
– Его фамилия Бём, я его знаю. И что произошло?
Клодет не смела смотреть ей в глаза. Упёршись взглядом в свои поношенные туфли, она выпалила:
– Он хотел знать про вас, мадам. Хотел знать про вас всё. Я не могла ему ничего рассказать про друзей, которые приходили в дом, но он и не очень интересовался. Он хотел знать про вас, поэтому я… я рассказала ему всё, что смогла вспомнить, всё, что слышала. О том, что от вас ушёл отец и что вы не любили свою мать, как вы убежали. Про вашу любимую книгу и бары и всё, что смогла вспомнить. – Она выдохнула и смахнула рукой слезу. – Мне было так страшно – и за маму, и за младшего брата тоже.
Нэнси сделала глубокий вдох. Значит, он всё это узнал от её смышлёной юной горничной, а не от Анри.
– Мне очень жаль, мадам.
Нэнси почувствовала, как глаза застилают слёзы. Образ Анри, выдавшего Бёму все её секреты, доставлял ей невыносимую боль. Теперь же выяснилось – он не имел ничего общего с реальностью. Анри выдержал пытки и ничего не рассказал. Бём выведал всё это, напугав эту юную девушку. Её захлестнула гордость за мужа.
– Я понимаю, Клодет.
Сказать что-либо ещё она была не в силах и начала закрывать дверь, но Клодет прижала ладонь к витражному стеклу.
– У меня кое-что для вас есть.
Нэнси нетерпеливо ждала, пока Клодет копалась в сумке.
– Месье Фиокка отправил это на адрес моей матери в Сен-Жюльене. Мы хранили его, надеясь, что вы благополучно вернётесь домой.
Это был конверт, на котором почерком Анри было написано её имя – Нэнси Фиокка.
Нэнси смотрела на дрожащий в руках Клодет конверт. Сделав усилие, она взяла его, прошептала «спасибо» и наконец закрыла дверь. Подойдя к Дендену, она села рядом. У неё не хватало духу открыть конверт, и тогда он взял его, взломал печать, достал письмо и молча протянул ей сложенный лист.
Дорогая Нэнси,
Мне дали возможность написать письмо. Надеюсь, оно тебя найдёт, и найдёт в добром здравии. У меня почти не остаётся времени, скоро меня заберут, поэтому буду краток. Как мне подвести черту под нашей совместной жизнью? Я мог бы сказать, что люблю тебя. И это правда. Я мог бы сказать тебе, что каждая секунда рядом с тобой стоила тысячи лет в этом месте. И это правда. Но ты всегда была человеком действия, поэтому я просто расскажу тебе, что я сделал. Нэн, мне предложили последний ужин, и я попросил только одно – бокал Krug 1928 года. Бём только что лично принёс его мне. Я поднимаю тост за твоё здоровье, моя любимая девочка.
Мне не страшно. Больше всего в этом мире я хочу, чтобы ты была счастлива. И последним словом, которое я произнесу, будет твоё имя.
Я тебя люблю, вечно. Анри.
И она заплакала – во второй раз с тех пор, как вернулась во Францию, и рыдала до боли в рёбрах. Денден обнимал её до тех пор, пока она не выплакала самое страшное.
Когда вернулся Гэрроу, они всё ещё сидели на лестнице, как дети в ожидании возвращения родителей. Нэнси встала, аккуратно положила письмо в карман и открыла ему дверь.
Гэрроу заглянул внутрь и скривился.
– Чёрт. Прости, что возвращение домой оказалось таким.
Денден тоже встал и забрал из гостиной их рюкзаки.
– Это всего лишь дом, Гэрроу, – сказала Нэнси. – Я его продам. Вернусь в Париж, обойду с Денденом и Рене все бары. Вряд ли я смогу продолжать здесь жить.
– Мы не дадим тебе скучать, – сказал Денден, выходя на крыльцо.
Гэрроу засунул руки в карманы и втянул голову в плечи.
– Нэнси, хочешь проехать по городу, раз уж я на машине? Но смотреть особо не на что. А утром я могу вас обоих отвезти назад, к вашим мальчикам. Как ты понимаешь, каждая деревня в Оверни захочет закатить вечеринку в вашу честь. И они захотят видеть тебя.
Она взглянула на Дендена, и он кивнул.
Нэнси вышла из дома и закрыла за собой дверь. Это она сможет – немного задержаться, попрощаться, убедиться, что её мужчины заново устраиваются в гражданской жизни.
– А потом я, скорее всего, смогу помочь вам с работой в Париже, если захотите, – продолжил Гэрроу. – Это будет что-то невыносимо скучное в посольстве. Будете перебирать бумажки, но, видит бог, дел нас ждёт невпроворот, придётся много с чем разобраться.
– После цирка – самое то, – сухо сказал Денден. – Я подписываюсь, Гэрроу, если зарплаты будет хватать на бренди.
Они вернулись в машину. Денден сел на заднее сиденье, а Гэрроу, проявив довоенную галантность, открыл перед Нэнси дверцу пассажирского, и они медленно покатились по улицам израненного города.
Кафедральный собор, судя по виду, избежал самого страшного и по-прежнему нёс вахту над разбомбленным портом, наполняясь молитвами рыбаков и их жён. По мере того как дневной свет покидал небесную гладь, одна-две маленькие лодки пробирались в воде между обломками более крупных судов, чтобы собрать сети.
Чтобы привести всё это в порядок, потребуется целая вечность, думала Нэнси, выглядывая из окна автомобиля и положив подбородок на ладонь. Начинался медленный и болезненный процесс восстановления, создания твёрдого основания и для воспоминаний, и для забвения. Страшно сложное дело переписывания законов, пересмотра норм, восстановления репутации, уважения и доброй воли, на которых держится мир. Это будет нудная, полная компромиссов работа – ничего общего с ужасом и накалом её жизни в Оверни.
Гэрроу переключил передачу, и машина поползла вверх, в Старый квартал. На куче строительного мусора они увидели пожилую женщину и маленькую девочку, собиравших в тачку относительно сохранные кирпичи. Рядом с мусором были сложены аккуратные стопки уже спасённых кирпичей.
– Гэрроу, останови, пожалуйста, машину.
– Что ты хочешь сделать, Нэнси? – спросил он, когда она вышла.
Она закрыла глаза от слепящего солнца и показала на женщину и девочку:
– Я хочу им помочь. – И начала взбираться на кучу мусора.
Гэрроу повернулся к Дендену.
– А нам что делать?
Денден смотрел, как она поздоровалась с женщиной и девочкой и наклонилась за кирпичом.
Вздохнув, Денден вышел из машины, а Гэрроу заглушил двигатель и последовал за ним. Денден прищурился и достал из кармана солнцезащитные очки.
– Ты знаешь, что нам делать, – сказал он, надевая их. – Идти за ней, конечно же.
И они начали карабкаться вверх.
Историческая справка
В интересах нашего повествования мы изменили даты и последовательность событий, придумали некоторые эпизоды, выпустили из повествования одних людей, а других объединили в собирательные образы. Однако из уважения к Нэнси и людям, с которыми она воевала, а также их семьям мы хотим кратко рассказать читателям о тех изменениях, которые мы внесли, и порекомендовать дополнительные источники информации тем, кто хочет узнать больше.
Нэнси родилась в Новой Зеландии, в городе Веллингтон, в 1912 году. После переезда в Австралию её родители расстались. Щедрый подарок тёти со стороны матери позволил ей сначала уехать в Америку, оттуда перебраться в Лондон, а затем – в Париж, где она работала журналистом в издательском доме «Хёрст». Став свидетелем жестоких антисемитских действий в Вене и Берлине, она испытала глубочайший шок и поклялась бороться с нацизмом.
Отдыхая на юге Франции в 1936 году, она познакомилась с богатым промышленником Анри Фиокка. Когда была объявлена война, она находилась в Германии, но сразу же вернулась во Францию. Их свадьба с Анри состоялась 30 ноября 1939 года, а не в январе 1943-го, когда был разрушен Старый Порт Марселя. Это событие она наблюдала издали. С самого начала войны Нэнси работала курьером и переправляла беженцев и беглых заключённых по маршрутам Пэта О’Лири и Яна Гэрроу, получив у немцев кличку Белая Мышь за способность проходить через блокпосты. Также она организовала и спонсировала побег из тюрьмы Яна Гэрроу, когда его схватили нацисты. Когда ей предъявили обвинение в том, что она подкупила охранника, она направила официальную жалобу в адрес почтовой службы (через которую получила от Анри деньги на побег. – Прим. перев.), заявив, что спустила всё на оплату счетов из бара.