1

Я вырезала твоё имя у себя на груди. Несмотря на боль все шесть букв продолжали мне нравиться и звучали в мыслях всё также ритмично. А теперь они стали ещё ближе к моему сердцу отныне бьющемуся ради твоего.

Я выдумала твоё имя, ведь мне всегда претила здешняя безымянность и пустующие надгробия. От того я давала имена тем кого смогла полюбить. Под давлением кожа расходилась неумелыми разрезами. Бордовые полосы перескакивали то выше, то ниже пересекая друг друга. В стенах храма кровь стекала до белого пояса пачкая парадную юбку. Больно. Больно и глубоко, достаточно глубоко чтобы на теле остались шрамы, а ведь мне лишь это и было нужно. Лезвие, отброшенное в сторону звонко упало на кафель залитый кровью. Там пахло сыростью и травами, мне совсем не хотелось уходить. Я смотрела в отражение любуясь новой надписью, своей первой надписью.

Я вырезала твоё имя у себя на груди. В тот же момент с божественным благословением наш контракт вступил в силу. Я заполучила твоё тело, а вместе с ним и кое-что более важное: возможность уберечь тебя, забирая всю физическую боль себе. Я не хотела бы видеть твоих страданий, к тому же ты нужен был мне живым и дееспособным в любой из ситуаций. Вспоминались мгновения, когда я молила прислать врача, а Куратор своим командным тоном, раз за разом отказывала, говоря, что не стоит тратить время на тех, кто уже обречён. Я заключила контракт, и была рад, что теперь юный врач более моя собственность чем чья либо другая. Я пообещала себе быть благоразумной, снисходительной, но тебе клятв давать не стала.

Мы повстречались лет пять назад. От тебя разило спиртным, ты выглядел странно во всех возможных смыслах этого слова. Измазанные чёрными тенями глаза придавали образу крайней неряшливости, ты был одет по-женски вызывающе и совсем не оставлял места для чужих фантазий. Держал тлеющую сигарету поодаль от себя, словно боялся, что одежда пропитается запахом дыма и поднимал руку слишком уж высоко, чтобы затянуться, манерно стряхивая пепел на раскалённый асфальт.

Я заговорила первой, хотела убедиться, что ты в порядке. А в ответ услышала лишь убеждения в том, что помощь тебе не к чему и кажется, это было правдой. Я собиралась уходить, но ты продолжил, остановив меня. Говорил так много, не давая вставить и слова. Рассказывал о работе, об офисе давно ставшим тебе ненавистным, что ты пашешь по двенадцать часов принимая около сотни звонков в сутки, и, что начальник твой самый настоящий мудак. Хотя так наверно у каждого. А затем тихо добавил, выдыхая сигаретный дым.

– Даже если решат уволить, плевать.

Такие слова были выплеснуты на чужого человека, на меня, которую ты видел впервые и, кажется, совсем не смущался этой откровенности. Ты изливал мне душу, наверное, лишь от того, что тебя больше никто не готов был слушать, лишь от того, что ты был одинок. Мне искренне стало тебя жаль. Но это была не та жалость, которую я испытывала к погибшим или обречённым, ведь ты всё ещё мог исправить. Скорей это была горечь о том, что судьба не наделила тебя сильным характером, по крайней мере, достаточно сильным, чтобы выбраться из клетки заставленной рабочими столами и раздражающе верещащими телефонами.

– Ты пойдёшь за мной? – Слова как-то неуверенно, но резко вырвались из моего рта прервав твой монолог и я укусила себя за язык посильнее, чтобы перестать нервничать. – Ты уйдёшь со мной туда, за стены, в настоящий мир?

Ты опустил глаза, и я ещё более неуверенно добавила:

– Я возьму тебя в подопечные, мне нужен врач.

– Пойду. – Коротко ответил ты и отправил щелчком пальцев окурок в стоящую рядом урну.

– Я больше не хочу быть… – Твои слова оборвались ведь ты не смог найти подходящего слова.

Ты абсолютно ничего не смог отыскать в себе. Ты был цифрой в рабочих списках и набором символов на экранах, что по своей сути ничем и не являлось. А ты сказал, что хочешь стать кем-то и последовал за мной без долгих раздумий, оставив позади все двадцать лет своей прошлой жизни.

Тем же вечером я дала тебе имя и вырезала его у себя на груди. Мне почему-то с первого же взгляда показалось, что – Нэтуно – очень подойдёт твоей двойственной натуре. Все шесть букв звучали ритмично и ненавязчиво. Да, мне нравилось отрывисто проносить твоё имя в своих мыслях. Мне нравилось думать о тебе как о причине начать заново собственную жизнь. И я раз за разом повторяла по слогам: Нэ-ту-но.

Все мои предыдущие связи с кем либо, не увенчались успехом. Люди неожиданно врывались в мою жизнь, а затем столь же быстро её покидали. Я, как любой другой нуждающийся в любви, отчаявшись, начинала искать её не в лучших местах. Конечно же находила, а потом жалела о своих решениях. Так к примеру было с моим последним напарником. Временами казалось, что на моей шее до сих пор остались следы от его рук. Временами его образ виделся мне в зеркалах как призраки прошлого. Я пыталась избегать наших встреч, и от того не любила смотреть в отражения. Повстречав тебя, я всё ещё не теряла надежды, и пыталась верить, что ты окажешься совсем другим, что будешь лучше. Верила, что ты не станешь желать мне зла, верила, что не бросишь.

Мой дом тебе понравился, дубовый пол, винтовая лестница, терраса с видом на озеро. Кажется, ты чувствовал себя комфортно в этом месте. Пустующий книжный шкаф быстро заполнился учебниками по анатомии, травниками и энциклопедиями. Я находила и тащила в дом все те книги, которые хоть как-то были связаны с медициной. Отыскивала их в общественных библиотеках, в заброшенных замках и домиках на окраине. Тебе нравилось, когда я приносила вещи, найденные во время вылазок. Ты тоже хотел наружу и потому учился усерднее, чтобы скорее побывать за пределами своего прежнего мира. Маленького мира, который можно покинуть лишь при одном условии: стать частью войны. Служить богине и её планам, терять рассудок на поле боя, а после наслаждаться привилегиями тех, кто всё решились покинуть безопасную зону. Мало кто решался, ведь все знали, что война – ужасное место. За пределами стен, не то, что сражаться, жить не хочется, и мне не хотелось. А ты кажется согласился уйти со мной от отчаяния, от того, что не смог найти себе места в прежнем мире, но всё же надеялся однажды его отыскать.

И кажется, весь твой мир состоял из мелочей, ты сам его создавал таким, каким хотел бы видеть. Со временем на полу и подоконниках дома начали появляться горшочки с лечебными травами, чьи семена я смогла достать по твоей указке. Иногда я скрытно отрывала несколько веточек от того, что удалось вырастить и добавляла в чай. С какой же злостью ты смотрел на меня чувствуя их вкус в своей кружке. Твои крики никогда меня не пугали и может от того со временем их сменила простая ухмылка. Но смириться ты с этим не мог, потому сам начал готовить для нас чай.

Я тоже со многим так и не смогла смириться. С тем, к примеру, что склянки и колбы всевозможных форм давно перестали помещаться на операционном столе в ванной, который был для них выделен. Они как мох разрослись по всему дому, по кухонным шкафчикам, под столом и на холодильнике. От того, что я забывая слишком сильно хлопала дверью они падали, разбивались и я вновь начинала драить пол, пока запах ещё не успел въесться в доски. Это не помогало. Всё в доме до тошноты пропахло медицинскими препаратами, а я была и не против, лишь бы заполучить себе врача. Мне нравилось наблюдать за тем, сколь старательно ты стремился исполнить это желание и стать таким, каким я хотела бы тебя видеть.

Иногда ты брал меня за руку и вёл за собой вглубь леса. Осыпавшиеся иголки царапали босые ноги. От чего-то мы оба предпочитали избегать ношения обуви, особенно здесь, мне это придавало чувство некой дикости и отстранённости от остального мира. Идти было недолго, ты научился достаточно быстро отыскивать поляну, где росли лечебные травы. Мы расстреляли на траве клетчатое покрывало, красно – белое, такое тëплое, что летом оно должно было бы быть бесполезным, но применение можно найти всему. Ты оставлял на нём плетёную корзинку и начинал бродить из стороны в сторону, отыскивая и срывая те травы, которые могли бы пригодиться при приготовлении лекарств, а затем возвращаясь аккуратно складывал охапки собранных растений в корзину.