«Мы должны быть уверены», – заявила она, ее голос был тихим, почти шепотом, но полным настойчивости, тяжести, которая заставила замолчать комнату, которая привлекла их внимание. Ее глаза, обычно такие спокойные, такие безмятежные, теперь мерцали с интенсивностью, едва сдерживаемый страх, красноречиво говоривший об опасностях, с которыми они столкнулись, о коварной природе врага, с которым они сражались. Аларик понял, что этот страх выходит за рамки физического, касается чего-то гораздо более глубокого, чего-то гораздо более фундаментального, страха потерять себя, поддаться тьме, стать тем, что они поклялись уничтожить. «Мы должны быть уверены, что никто из нас не был… скомпрометирован. Что никто из нас не был… тронут… заразой Искусителя». Она замолчала, ее взгляд задержался на каждом из них по очереди, ее глаза искали, прощупывали, искали любой признак слабости, любой намек на порчу, любой признак того, что враг уже проник в их ряды, что они уже были прорваны изнутри. Аларик знал, что это была необходимая предосторожность, жизненно важный шаг в обеспечении их выживания, их успеха в этой войне против коварной силы Хаоса. Он также понял, что это было испытанием их веры, их преданности, их приверженности делу, испытанием, которое они все должны были пройти, если у них была хоть какая-то надежда на успех, на спасение этого мира от тьмы, которая грозила поглотить его.
«Я проведу психическую чистку», – продолжила Аурелия, ее голос был едва слышен на фоне постоянного гула Под-Мегаполиса, ее руки двигались в серии сложных, отработанных жестов, как будто она плела заклинание, как будто она призывала силу Самого Императора, чтобы защитить их, оградить от тлетворного влияния Варпа, от коварного шепота Темных Богов. Аларик знал, что это был ритуал, который она уже проводила бесчисленное количество раз, психическая техника, разработанная Сестринством, Церковью, чтобы обнаружить заразу Хаоса, идентифицировать тех, кто был испорчен, кто отпал от благодати Императора, кто отдал себя на службу Губительным Силам. Это была техника, которая была одновременно мощной и опасной, которая требовала огромного мастерства, огромного контроля и непоколебимой веры в Бога-Императора, чтобы сами неолуркы не были поглощены теми самыми энергиями, которыми они стремились владеть, той самой тьмой, которую они стремились развеять. «Это будет кратко, но это будет тщательно. Я почувствую любые… остаточные следы… любой психический остаток… который может указывать на то, что кто-то из нас был… подвержен… влиянию… врага».
Аурелия изучала их одного за другим, ее глаза были закрыты в сосредоточении, ее психические чувства вытянуты наружу, как щупальца света, исследуя умы, души присутствующих, ища любые признаки порчи, любые намеки на коварный эффект Искусителя. Это был мучительный процесс, как для нее, так и для тех, кого она исследовала, психическое вторжение, которое было необходимо, но глубоко тревожило. Это было нарушением, в некотором роде, их сокровенных «я», их мыслей, их чувств, их воспоминаний, их страхов, их надежд, их мечтаний. Аларик знал, что это было напоминанием о силе, которой обладала Аурелия, о доверии, которое они ей оказали, о бремени, которое она несла, как санкционированный неолурк, как воин Сестринства, как слуга Императора, в галактике, где силы Хаоса всегда таились, всегда ждали возможности нанести удар, развратить, уничтожить. Они, как слуги Империи, должны всегда быть бдительными против таких угроз.
По мере того, как она переходила от человека к человеку, тишина в комнате становилась все тяжелее, более гнетущей, напряжение почти невыносимым. Единственным звуком был слабый, ритмичный пульс психической силы Аурелии, тонкая вибрация в воздухе, которая, казалось, отражала биение их собственных сердец, которая, казалось, отражала постоянный, коварный гул Варпа, который пульсировал под поверхностью реальности, всегда угрожая прорваться, поглотить их всех. Каждый из них, как знал Аларик, в этот момент остро осознавал свою собственную уязвимость, хрупкость своих собственных душ, постоянную опасность разложения, легкость, с которой даже самые набожные, самые преданные могли быть сбиты с пути, могли быть искушены шепотом Темных Богов, могли быть вынуждены предать все, что им было дорого. В этот момент каждый из них стоял обнаженным перед светом Императора и взглядом того, кто мог по-настоящему видеть их души, того, кто сразу бы узнал, если бы они таили в себе немного тьмы.
Аларик, несмотря на свой многолетний опыт, несмотря на свою непоколебимую веру, не мог не почувствовать проблеск беспокойства, когда психический взгляд Аурелии упал на него. Он знал, что ему нечего скрывать, что его преданность Императору абсолютна, что его ненависть к Хаосу чиста, неподдельна. Но он также знал, что сила Искусителя коварна, что она может проникнуть в умы даже самых праведных, что она может извратить их желания, их страсти, их мысли ради своих собственных грязных целей. Он знал, что подвергся воздействию заразы Хаоса, что он ходил в тенях, что он видел то, чего не должен видеть ни один смертный человек. Он стар тем не менее, он сам себя избрал. Он знал, что, как Священник-следователь, его воля была сильна. Он должен был, в конце концов, оставаться всегда сильным перед лицом такой коварной, всепроникающей коррупции. Он знал, что никогда не сможет и никогда не поддастся такому искушению.
Он открыл ей свой разум, не оказывая никакого сопротивления, позволяя ей исследовать глубины его существа, исследовать каждый уголок его души, уверенный, что она не найдет ничего, кроме пылающего огня его веры, непоколебимой уверенности в его цели, абсолютной, непреклонной убежденности в его преданности Императору Человечества, Империи Человека. Это был момент уязвимости, доверия, молчаливого свидетельства связи, которая существовала между ними, связи, которая была выкована в огне бесчисленных битв, перед лицом невообразимых ужасов, связи, которая, как он знал, будет проверена до самых пределов в грядущие дни. В конце концов, они должны, как слуги Империи, работать вместе, если они хотят победить этого врага и спасти Кузняград от его зловещего влияния.
Когда психические чувства Аурелии нахлынули на него, Аларик почувствовал внезапный холод, чувство глубокого беспокойства, как будто холодная рука протянулась и коснулась его души. Он мог чувствовать ее присутствие в своем разуме, нежную, но мощную силу, просеивающую его мысли, его воспоминания, его эмоции, ища любой признак порчи, любой намек на коварное влияние Варпа. Он знал, что это было ощущение, которое мало кто за пределами рядов неолурков мог когда-либо по-настоящему понять, чувство полного разоблачения, обнажения перед силой, которая была одновременно ужасающей и внушающей благоговение, одновременно благожелательной и опасной. Однако Аларику было нечего бояться. Он сосредоточил свой разум, его мысли были чисты, позволяя психическому осмотру продолжаться, пока, наконец, он не закончился.
Наконец, после того, что казалось вечностью, Аурелия отступила, ее глаза резко открылись, ее лицо было изнурено, с напряжением психических усилий, но также и с проблеском облегчения. Она ничего не нашла. Они были чисты. Пока. Однако они все еще были в опасности. Эта угроза не была устранена, просто сдерживалась на время. Этот «Хор» мог, даже сейчас, планировать какое-то новое злодеяние, какой-то новый ритуал, с помощью которого распространить свое грязное влияние и отвратить больше населения от света Императора.
«Вы все чисты», объявила она хриплым голосом, ее взгляд скользнул по их лицам, ее глаза задержались на каждом из них по очереди, как будто чтобы уверить себя, как будто чтобы подтвердить собственными глазами то, что она уже видела своими психическими чувствами. «Но», добавила она, ее голос упал почти до шепота, выражение ее лица потемнело, глаза наполнились растущим страхом, «зараза распространяется. Это как… психические миазмы… растущая тьма… которая нависает над городом, которая просачивается во все, к чему прикасается. Я чувствую это, вокруг нас, как… шепот в глубине моего сознания, постоянное, коварное давление, которое стремится развратить, извратить, поработить. Это влияние Искусителя, которое становится сильнее с каждым днем. Оно стремится найти слабость в каждом из нас. Мы должны быть всегда бдительны». Ее слова тяжело повисли в воздухе, суровое предупреждение, леденящее напоминание об опасностях, с которыми они столкнулись, о коварной природе врага, с которым они сражались, о постоянной угрозе разложения, о легкости, с которой даже самые набожные могут быть сбиты с пути, могут быть вынуждены предать все, что им дорого. Аларик знал, что это была угроза, которую они не могли игнорировать, от которой они не могли убежать, угроза, которая будет преследовать их, которая будет преследовать их, пока они не уничтожат ее, или она не уничтожит их. Они не могли, не должны были позволить себе поддаться ей.
