Аларик быстро обрисовал ситуацию в улье Сибелиус, осторожно подчеркивая потенциал широко распространенной коррупции, ереси и растущее свидетельство скрытой силы, представленной этим таинственным «Хором», действующим в городе, манипулирующим событиями из тени, контролирующим тех, кто находится внутри структуры власти Мегаполиса в своих собственных, неизвестных целях. Он говорил об убийстве Торна, о препятствовании Вейна и о шепоте непристойностей, который цеплялся за Шпиль, как саван, угрожая задушить любые попытки раскрыть правду. Однако он был осторожен, чтобы сказать как можно меньше об истинной природе их врага, о причастности Хаоса, пока не убедится, что Кузнецов действительно в безопасности, что его штаб-квартира и эта связь не могут быть скомпрометированы. Он знал, насколько коварными могут быть Губительные Силы, как они могут проникнуть даже в самые безопасные места и развратить даже самых преданных людей. Это потребует большой осторожности с его стороны.
«Мне нужна твоя помощь, Кузнецов», – заявил Аларик, его голос стал жестче, не оставляя места для сомнений в серьезности ситуации. Ему нужна была поддержка Кузнецова, его рабочая сила, само его присутствие в этом Улье, если они хотят добиться успеха. Однако это потребует деликатного подхода. В конце концов, он не мог просто обвинить Лорда-Генерала в ереси без неопровержимых доказательств. Сейчас он должен сделать вид, будто эта просьба была просто о расследовании убийства, чтобы защитить Священника-следователя от тех, кто хотел бы, чтобы его убрали, не выполнив свой долг по защите губернатора Торна. «Мне нужны войска, которым я могу доверять, солдаты, которые выступят вместе со мной против всего, что будет дальше, которые не колеблясь выполнят приказы, какими бы трудными или опасными они ни были. В этом городе гниль, мой друг, раковая опухоль, которую нужно вырезать, прежде чем она распространится на всю планету, прежде чем она поглотит все на своем пути. Я считаю, – добавил Аларик после минутного колебания, – что мы можем столкнуться с началом организованного восстания или чего-то похуже, и что может потребоваться крупномасштабное военное вмешательство, чтобы восстановить порядок и обеспечить безопасность тех, кто находится в этом Улье, кому нельзя позволить попасть в руки тех, кто хочет настроить их против Империи, кто хочет разрушить этот мир изнутри». Признать такое, показать то, что может быть воспринято как слабость, противоречило его природе, его многолетним тренировкам, его инстинктам. Он знал, однако, что Кузнецов , из всех людей, поймет, что он увидит правду в его словах, как один солдат другому, как один верный слуга Императора другому. В конце концов, они не раз спасали друг другу жизни. Он мог доверять Кузнецову , насколько он мог доверять кому-либо в этой ситуации.
На другом конце провода повисла долгая тишина, вес слов Аларика тяжело висел в воздухе, последствия того, что он предлагал, чего он просил, проникали в сознание. Аларик почти слышал, как крутятся шестеренки в голове Кузнецова, полковник взвешивал свои варианты, оценивал ситуацию, рассчитывал риски, как он делал это бесчисленное количество раз до этого на полях сражений по всей галактике, в ситуациях, когда одно решение могло означать разницу между победой и поражением, между жизнью и смертью для тех, кого он вел, для миров, которые ему было поручено защищать. Аларик терпеливо ждал, зная, что Кузнецов не примет такое решение легкомысленно, что ему понадобится время, чтобы обдумать последствия того, о чем его просили, и подготовить свой полк к тому, что может потребоваться от них.
Наконец, Кузнецов заговорил, его голос был мрачным, решительным, наполненным тихой уверенностью человека, который смотрел в бездну и вышел из нее непоколебимым, его вера в Императора и его преданность своему долгу были сильнее, чем когда-либо прежде. Аларик знал, что он был человеком, который не колеблясь сделает все необходимое, независимо от цены, чтобы защитить Империя, даже если это означало пожертвовать всем, что ему дорого. Именно это качество, эта абсолютная преданность долгу, эта непоколебимая вера сделали его идеальным союзником в этой ситуации. Аларик знал, что это может быть тем, что спасет их в конце. «Ты знаешь, что можешь рассчитывать на меня, Аларик», – заявил Кузнецов, его голос не оставлял места для сомнений, для неуверенности. Он доверял Аларику, как Аларик доверял ему, безоговорочно. «187-й будет с тобой. Мы не позволим этому городу, этому миру попасть в руки еретиков, мятежников или любого другого врага, который угрожает Империи. Мы увидим, как воля Императора будет исполнена, неважно какой ценой». Он помолчал, затем добавил, его голос понизился до почти шепота, тон конфиденциальности, который красноречиво говорил о доверии между этими двумя мужчинами: «Но сейчас конфиденциальность имеет ключевое значение. Мне понадобится больше информации об этом «Хоре», прежде чем я смогу действовать. И, Аларик, – сказал Кузнецов, его голос стал жестче, – будь осторожен. Если то, что вы говорите, правда, то мы имеем дело с чем-то гораздо более опасным, чем просто восстание. Мы имеем дело с чем-то, что наносит удар в самое сердце Империи, что грозит подорвать все, за что мы боролись тысячи лет на бесчисленных мирах."
Позже, под покровом темноты, под бдительным оком тех, кто жил и работал на верхних уровнях Мегаполиса, Аларик в сопровождении Аурелии и Каста направился в штаб-квартиру 187-го Кузняградского стрелкового полка, расположенную в укрепленном комплексе на окраине Мегаполиса Сибелиус, недалеко от самого края города, вдали от любопытных глаз Вейн и ее шпионов. Путешествие было напряженным, чревато опасностями. Каждая тень, казалось, скрывала потенциальную угрозу, каждое проезжающее транспортное средство, каждый темный переулок, казалось, скрывал убийцу, еретика, одного из тех, кто пал жертвой хищничества Варпа, их разумы были извращены, их души испорчены. В конце концов, они могли чувствовать это в воздухе, растущую чувство беспокойства, ощущение, что за ними следят, за ними охотятся. Как будто сам город восстал против них, восстал, чтобы защитить свои секреты, не дать им раскрыть правду, чего бы это ни стоило. Аларик не мог избавиться от ощущения, что время уходит, что им нужно действовать быстро, пока не стало слишком поздно. Они должны преуспеть, Аларик знал, потому что от этого зависела судьба этого города, этого мира.
Штаб полка резко контрастировал с роскошью Шпиля, свидетельством разницы между этими двумя мирами, Шпилем, олицетворяющим упадок и роскошь, и Гвардия, олицетворяющим долг, жертвенность и честь. Это был обширный комплекс сборных зданий, укрепленных бункеров и тщательно охраняемых контрольно-пропускных пунктов, окруженный высокими стенами, увенчанными колючей проволокой и огневыми точками. Это было место войны, оплот Имперской мощи, зримое напоминание о постоянной борьбе с врагами Империи, напоминание всем тем, кто служил там, что они никогда не должны ослаблять бдительность, ни на мгновение. Воздух гудел от постоянного гудения деятельности: грохота тяжелой техники, ритмичного топота марширующих ног, лающих приказов сержантов-инструкторов и вездесущего, тихого гудения машин, ауспиков и других, более эзотерических технологий, сканирующих любые признаки вражеской активности, любые намеки на ересь или коррупцию. Это был мир, далекий от позолоченной клетки Шпиля, место, где вера и долг, а не богатство и статус, были истинными мерами ценности человека. Это было место, где воля Императора исполнялась без вопросов, без колебаний, независимо от личной цены.
Их встретил у входа сам полковник Кузнецов, высокая, внушительная фигура в поношенном, покрытом боевыми шрамами ионефрите, его коротко подстриженные волосы и аккуратно подстриженная борода, с проседью, свидетельствовали о его долгих годах службы. Его лицо, морщинистое и обветренное, носило следы бесчисленных кампаний, каждая черта была свидетельством перенесенных им трудностей, сражений, в которых он сражался, и жертв, которые он принес на службе Императору. Однако внимание Алариха привлекли его глаза. Они были хрустальными, стально-серыми, наполненными тихой интенсивностью, глубиной опыта, который говорил об ужасах, которые он видел, о выигранных сражениях и потерянный, и воля, которая была испытана до самых пределов, и никогда не была найдена слабой. Это были глаза человека, который смотрел в бездну и не дрогнул, который столкнулся с самым худшим, что могла предложить галактика, и вышел непоколебимым, его вера в Императора и его преданность своему долгу были сильнее, чем когда-либо. Это были глаза человека, которому Аларик знал, что он может доверить, свою жизнь, судьбу этого мира.
