Мой взгляд скользит по ее телу, от ее мокрых, шелковистых, оливковых ног до округлых бедер. Я замечаю ее округлые формы и следую по изгибу ее попки. Она поворачивает голову, и наши взгляды встречаются, как будто невидимая сила притягивает нас друг к другу.

Она машет, и ее длинные, клубничные пряди подпрыгивают на ее спине. Я не могу удержаться от мысли о том, как мои пальцы запутываются в ее волосах, пока я овладеваю ею, резко. Ее купальник смещен в сторону, ее прозрачное парео сдвинуто на плечи, пока ее округлая попка быстро ударяется о мои бедра, создавая тот звук, что заставляет меня входить в нее еще сильнее.

— Мне нужно идти, — хриплю я, пытаясь убрать накал в своем голосе.

— Ладно, но послушай…

Я сжимаю зубы, сцепляя челюсти.

— Ребел!

— Знаю, знаю, ты в отпуске. Но я просто хочу сказать кое-что, прежде чем мы отключимся. Я хотел поговорить с тобой до того, как ты уехал, но из-за всего, что случилось, не хотел забирать время у Бьянки. Она нуждалась в тебе.

Я провожу рукой по лицу и расслабляю мышцы. Следовало оставить телефон в вилле.

Между нами висит тяжелая тишина, и я догадываюсь, что последует. Если честно, я уже давно чувствовал, что этот разговор неизбежен.

— Ты думаешь, что я не замечаю, как ты отдаляешься от нас, — говорит Ребел. — Как будто мы не замечаем.

Мои губы поднимаются в маленькой улыбке, когда я вижу, как Бьянка смотрит на меня. Но мое внимание приковано к Ребелу, моему брату. За последние месяцы мы пережили многое. Мы потеряли столько, и перед тем, как Бьянка и я уехали, все скорбели по Финну. Да, я знал, что этот разговор состоится.

— Поверь мне, я не хотел говорить это, пока ты там, но хочу быть уверен, что когда ты вернешься, всё будет иначе…

Я молчу, сосредоточенный на его словах, зная, что Ребел прав.

— Финн умер. Он погиб, защищая твою женщину. Он бы сделал всё, что ты попросишь. Мы все так поступим. Когда кто-то из нас в беде, мы готовы. Без вопросов, без объяснений. Это то, что мы, блядь, делаем! Мы — братья, Килл.

— Я знаю, Ребел, так и есть.

— Да… Братство. Мы живем им…

Я присоединяюсь к нему, завершая нашу мантру вместе:

— …мы умираем за него.

Ребел продолжает:

— Вот именно. Шон не будет жить вечно, мы это знаем. И даже с ним рядом, ты… — он замолкает, будто не хочет произносить эти слова, будто я их не приму. Но я уже знаю, о чем он скажет. — Ты следующий на очереди, Килл. Некоторые из нас слышали, как ты говоришь, что ты не Хулиган. Проклятье, я сам слышал. Ты представляешь, как это может задеть нас, когда знаешь, что мы готовы отдать за тебя жизнь в любой момент? Финн отдал. Он отдал, Килл.

Он прав. Во всём, что говорит, прав. Я отрицал, что я — Хулиган. Отвергал свою ответственность перед ними, думая, что мне никогда не понадобится эта братская связь. Я думал, что быть Жнецом, быть кровью Шона освобождает меня от неоговоренного пакта Братства. Что это ставит меня особняком. Но это не так. Потому что, когда мне нужна была их помощь, чтобы вернуть Бьянку, они пришли. Все пришли. И Финн погиб за это.

Ребел прав. Они — мои братья. Я — Хулиган, а теперь и Бьянка.

— И теперь, когда ты и Бьянка нашли друг друга… Все думают, что ты собираешься уйти.

— Нет, — я качаю головой, зная, что он не видит. — Я слышу тебя, Ребел. Я знаю. Финн был моим братом, ты — мой брат. Мы — семья. Я — Хулиган, до конца. Братство не заканчивается с Шоном. Мы живем по нему, мы умираем за него.

В трубке воцаряется тишина, и наконец он говорит:

— Хорошо. Тогда мы на одной волне.

— На одной волне, — подтверждаю я.

— Отлично. Теперь, поцелуй Бьянку за меня…

— Следи за своим поганым языком, — рычу я, посмеиваясь.

— Если серьезно, я рад, что вы там. Вам нужен был отдых. Просто возвращайся, готовым к работе, потому что Шон поручил обязанности Жнеца Гоусту, и он потихоньку сходит с ума от убийств.

Я не могу не рассмеяться. Гоуст может быть тихим, но я чувствую в нем пылающий гнев, который даже я не хочу видеть выпущенным на волю.

— Ладно, Ребел. Я пойду к своей женщине.

— Так и сделай. Увидимся, когда вернешься.

— До встречи.

Я кладу телефон на стол рядом с шезлонгом, как раз в тот момент, когда к нему подходит Бьянка.

— Кто это был?

— Ребел, — отвечаю я, протягивая к ней руки.

Она забирается ко мне на колени, мои руки скользят по ее ногам, пока она не обнимает меня за плечи, а я притягиваю ее за поясницу.

— Я нашла много песчаных крабов, — с энтузиазмом говорит она.

Я не могу удержаться от улыбки.

— Да? Что еще ты нашла, детка?

— Несколько ракушек, но я выбросила их обратно в воду, потому что они были разбиты.

Я тянусь и целую ее подбородок, затем губы, слегка ощущая, как ее бедра начинают двигаться против моего тела. Моя женщина всегда хочет, чтобы я был внутри нее. Что идеально, ведь я бы жил в ней, если бы мог.

— Что еще, детка?

— Водоросли, — она морщит носик, очевидно, брезгуя зелеными водорослями, и я не могу удержаться, чтобы не подскочить и поцеловать этот нос.

Затем я залезаю в карман, слегка удивляясь, когда не нахожу там свою монету. Я оставил ее дома, не думая, что она понадобится. Но ощущаю маленькое, металлическое сердечко. Его цепочка обвивается вокруг моего пальца, как будто оживает при моем прикосновении.

Я достаю его и позволяю сердечку висеть между нами. Глаза Бьянки расширяются, и улыбка медленно растягивается на ее губах.

— Мое ожерелье, — шепчет она.

Я киваю, открываю застежку и оборачиваю цепочку вокруг ее шеи, застегивая.

— Это помогло мне выжить, когда мы были в разлуке.

Ее глаза сияют обожанием, и это взгляд, который дает мне понять, насколько велика моя ответственность за то, чтобы делать ее счастливой.

Ее палец скользит по месту за моим ухом, где я набил татуировку в виде ее ожерелья.

— Мне больше не нужно носить его, у меня есть свое, — говорю я.

Я смотрю, как розовое золото сверкает на ее загорелой коже, и осознаю, что она не носила его с тех пор, как я забрал его у нее несколько недель назад. Вся жизнь прошла с тех пор. До того, как я понял, что она станет женщиной, ради которой я живу и дышу.

К нам подходит официант.

— Мистер и миссис Брэдшоу.

Я арендовал виллу Empire, с частным пляжем прямо за дверями спальни. Можно отказаться от обслуживания, но моя жена обожает заказывать закуски примерно шестьдесят тысяч раз в день, вне зависимости от того, когда мы в последний раз ели. Сейчас я даже рад, что это так, потому что, когда мои пальцы сжимаются вокруг округлостей ее ягодиц, я знаю, что через несколько минут буду в ней.

— Желаете что-то освежающее?

— У вас есть Pringles? — спрашивает мой маленький бездонный колодец.

— Да, — он кивает с улыбкой, стараясь не замечать, как мои плавки натянулись. — Вам принести?

— Принесите всё, что у вас есть, но, чтобы меня и мою жену никто не беспокоил до конца дня. Понятно?

— Абсолютно, сэр, — он поворачивается и уходит.

Мои руки сжимают ее ягодицы, и она смеется, выгибаясь мне навстречу. Я притягиваю ее вниз с силой, так что ее киска прижимается к моему члену, прикрытая только нейлоном купальника.

— Моя жена собирается подразнить меня? — спрашиваю я.

— Мой муж будет властным? — мурлычет она с озорной улыбкой.

Боже всемогущий, эта женщина убьет меня.

Эта женщина убила меня. Меня прежнего.

— Мне никогда не надоест слышать, как ты называешь меня своей женой, — добавляет она, ее губы зависают над моими, и я чувствую, как тепло исходит от двух мест на ее теле.

Я зацепляю пальцем край ее купальника и отодвигаю его в сторону.

— Освободи член своего мужа, — приказываю я.

Она делает всё, что ей говорят, быстро и охотно.

Без лишних указаний, она опускается на меня, пока не принимает полностью, ее задница идеально умещается на моих бедрах.