Время замирает в этот момент. И я осознаю, что эта женщина, дочь моего врага, действительно создана для меня. И я — для нее. Мы нашли друг друга посреди разрушений. Она пересекла мой путь, как падающая звезда, и я был бессилен отвести взгляд.

— Я всегда ненавидела свою семью за то, какие они, — говорит она. — Ненавидела то, за что стоит мой отец. Сбежала, потому что знала — я не одна из них. Знала, что никогда не смогу смириться с жизнью в неволе. Я знала, что не принадлежу Лоренцо, и знала, что никогда не прощу отца за то, что он практически продал меня ему.

Мои мышцы напрягаются, когда ее язык произносит его имя. Имя мужчины, который есть в моем списке. Мужчины, которого я скоро вычеркну из него.

— С той секунды, как я посмотрела наверх и увидела твой взгляд, когда украла кошелек у того парня в «Мерфи», я знала, что мы связаны. Мне было приятно, что ты увидел, как я его взяла, потому что это значило, что у нас было что-то общее. Я знала, кто ты, даже тогда. Не знаю как, но знала. И всё равно украла твою монету. Ты как-то спросил, верю ли я в судьбу, и я никогда не верила. Я верю в причину и следствие, как и ты. Науку. Факты. Поэтому не могу объяснить, почему тогда знала, что хочу тебя в своей жизни, и не могу объяснить тебе сейчас, почему думаю, что я немного похожа на тебя. Просто знала и знаю.

Она поднимает руку и убирает прядь волос, упавшую на мой лоб. Большим пальцем разглаживает морщины на моем лбу, пока я не расслабляюсь.

— Если ты останешься убийцей, то и я останусь связанной с убийцей. Ты тот, кто ты есть, Киллиан. А я та, кто я есть — женщина Жнеца.

Я поднимаю руки к ее лицу, крепко удерживая его, пока мой взгляд проникает в ее душу.

В ее сердце, в ее разум, в ее будущее.

Будущее, связанное со мной.

Я резко приближаюсь и целую ее глубоко. Ее руки обхватывают мою талию, и я перемещаюсь над ней, оказываясь между ее ног.

— Когда эта сделка завершится, я заберу тебя отсюда на время. Только ты и я. Ты, я, песок и океан… — мои губы снова захватывают ее, и она открывает рот, впуская мой язык. — Я покажу тебе, как выглядит жизнь, когда тебя обожествляют, Бьянка. Всё, что тебе нужно делать — это дышать, и я буду поклоняться тебе, как богине, которой ты, черт возьми, являешься.

Счастливый смех вырывается у нее, когда я целую ее губы, кончик носа, веки и подбородок.

Потом она ахает, когда я с необузданной силой погружаю в нее свой член.

Мне никогда не будет достаточно.

Никогда не устану обожать эту женщину. Если она может принять меня, убийцу, не желая изменить, то я покажу ей жизнь, наполненную заботой и нежностью. Я дам ей жизнь, которую она заслуживает. Жизнь, где ее понимают и поддерживают, где ее обнимают каждое утро и трахают каждую ночь.

Всё, что мне нужно сделать сейчас — убить каждого ублюдка, который попытается встать у нас на пути.

Кто бы мог подумать, что Красная Шапочка окажется такой же, как ее Большой, Злой Волк?

Бьянка наблюдает за мной поверх чашки с горячим чаем.

Она насторожена. Погружена в мысли.

Не могу сказать, что не разделяю ее беспокойства. Сделка с Альдо состоится менее чем через два часа. Если всё пройдет гладко, и итальянцы не подкинут нам сюрпризов, я смогу спокойно вздохнуть, зная, что сделка честная. Но если нет… тогда сегодня ночью кто-то умрет. И это точно будут не мои люди.

— Что? — говорю я, закрепляя ножны на поясе.

Сегодня у меня будет много ножей. Сегодня я готов ко всему.

— Ты… хорошо вооружен.

Ее взгляд скользит к моим рукам, когда я беру небольшой тактический нож и опускаюсь на одно колено, чтобы засунуть его в кобуру на щиколотке.

— Ты рассчитываешь использовать всё?

Я выпрямляюсь и смотрю ей в глаза. На мгновение чувствую тяжесть, опускающуюся в живот. Что бы ни случилось сегодня ночью, Росси — ее семья. Если всё пойдет наперекосяк, ее кузенов могут убить. И я могу оказаться тем, кто это сделает.

— Ты беспокоишься о них или обо мне?

Она тяжело выдыхает.

— И то, и другое. Мои кузены такие же, как ты. Такие же, как я. Рождены в жизни, которую они сами бы не выбрали. И Хулиганы не заслуживают войны. Я… я боюсь, что мой отец что-то планирует. Я не доверяю ему, Килл.

Я обнимаю ее за талию, притягивая к себе. Она ставит свою кружку на кухонный стол и обвивает руками мою шею.

— Я тоже ему не доверяю. Мы готовы к любому исходу, Бьянка.

Я не даю ей ложных обещаний. Не говорю, что ей не о чем волноваться. Я не лгу. Но я могу пообещать одно:

— Что бы ни случилось этой ночью, я вернусь к тебе. Я всегда буду возвращаться.

Это единственное, что я знаю наверняка. Это единственное обещание, которое я могу ей дать.

Она делает глубокий вдох и опускает голову, прижимая лоб к моей груди.

— Всё в этой ночи кажется неправильным, — говорит она, качая головой, затем поднимает лицо от моей груди, снова встречаясь со мной взглядом. — Позволь мне пойти с тобой.

Я сразу начинаю смеяться.

— Что ты будешь делать, рыженькая?

— Я собираюсь защитить тебя, — уголок ее губ слегка поднимается в улыбке.

Я наклоняюсь и целую ее губы, зная, что она будет беспокоиться всё время, пока меня не будет. Мои руки скользят в ее волосы, как раз в тот момент, когда телефон издает предупреждающий сигнал, сообщая, что кто-то приближается к двери. Эта мера безопасности — моя уверенность в том, что я оставляю Бьянку в надежных руках.

Я тихо ругаюсь, неохотно отрываясь от ее губ и поднимая телефон, чтобы посмотреть на экран.

— Кто это? — спрашивает она.

— Твое сопровождение, — говорю я, открывая дверь.

Финн входит в помещение и улыбается.

Бьянка закатывает глаза.

— Ты назначил мне чертову няньку? Чем он здесь поможет? Разве он не должен быть с тобой, прикрывая твою задницу?

— Тоже рад тебя видеть, — говорит Финн, его улыбка становится шире. — И, на всякий случай, присматривать за задницей Килла — это не мое любимое занятие. Я предпочел бы устроить ночевку с тобой.

— Никаких ночевок, — сухо отвечаю я, закрывая дверь за Финном. — Пара часов, максимум. И он не нянька, Бьянка. Он здесь, чтобы защитить тебя в случае…

— О, Господи, — она закатывает глаза снова, на этот раз еще более демонстративно. — Такой сексист, не находишь?

Я сжимаю зубы, зная, что должен был сказать ей об этом раньше, чтобы избежать этой маленькой вспышки гнева.

— Не спорь со мной на этот счет, Рыжая. Это не из-за того, что он мужчина, а из-за того, что ты еще не знаешь, как защищаться.

— А я разве не ускользнула от тебя? Вспомни винокурню.

Сквозь раздражение я не могу удержать легкую ухмылку.

— Потому что я позволил тебе. Я устал.

— Чушь собачья! — говорит она, пыхтя от досады.

Затем оборачивается к Финну, который улыбается и, кажется, наслаждается каждым мгновением этой сцены, и говорит:

— Спасибо, Финн. Уверена, ты — прекрасная компания, но можешь идти…

— Нет, Финн, не можешь, — говорю я, выпрямляясь и расправляя плечи, придавая себе дополнительный дюйм роста. — Слушай сюда, — я делаю шаг к ней, — ты упрямая, крохотная заноза в моей заднице.

Я делаю последний шаг, почти наступая на ее обнаженные пальцы, покрытые красным лаком.

— Финн остается здесь, пока меня не будет. Я не сомневаюсь, что ты можешь постоять за себя, но Финн знает, как драться, как защищать. Он — убийца, Бьянка, — я тянусь вперед и беру ее за затылок, притягивая так, чтобы наши глаза были на одном уровне. — Ты не только не будешь спорить со мной об этом, но и будешь благодарна за усилия, которые мы приложили для твоей защиты. Потому что каждый момент, когда ты будешь переживать за меня, я буду думать о тебе. А это отвлекает, это может стоить мне жизни, — моя хватка на ее затылке становится крепче: — Ясно?

Ее милые маленькие ноздри раздуваются, но взгляд смягчается, понимая, что Финн здесь скорее для моего душевного спокойствия, чем для чего-либо еще.