— Ты собиралась ударить меня моим собственным ножом?

Медленно жужжание в моих венах снова становится электрическим, поднимая меня на волну к разрядке.

— Я… Я не знаю, — стону я.

По правде говоря, я не думала так далеко вперед. Я не знала, что собиралась сделать с его ножом, но я точно знаю одно: мой инстинкт выживания сильнее моего желания заниматься сексом. По крайней мере, я так думала. И если задуматься, я бы не стала убивать Килла. Может, я бы причинила ему боль, но не убила бы.

Его взгляд становится еще более мрачным, а пальцы, словно оружие, начинают вновь яростно проникать в меня. Его свободная рука накрывает мою, и я отпускаю нож, откидывая голову обратно на матрас, потерявшись в удовольствии, которое он доставляет мне.

— Ты бы ударила меня моим ножом, когда я был бы глубоко внутри тебя, Бьянка? — рычит он, поднося нож к моему горлу.

Его пальцы продолжают доводить меня до оргазма, его взгляд сверлит меня насквозь.

— Я… я… — пытаюсь сказать хоть слово, но его большой палец нажимает на мой клитор, а пальцы глубоко внутри меня, заставляют мышцы сжаться вокруг него.

Мои глаза закрываются, когда волна жара охватывает всё тело, но, прежде чем она превратится в оргазм, Килл вынимает свои пальцы и отстраняется, оставляя меня холодной и пустой.

Мои глаза резко открываются, как только Килл прячет нож за пояс, и тянется за своей рубашкой.

Я смотрю на него, сбитая с толку, тяжело дыша и чувствуя, как меня захлестывают эмоции.

— Только хорошие девочки получают право кончить, — говорит он, и, прежде чем я успеваю придумать ответ, уходит. Звук замка кажется предвестником надвигающегося ужаса и обиды — но не на Килла, а на саму себя.

Что, блядь, я только что сделала?

Закрывая «В диких условиях» и опуская книгу на тумбочку, я вздыхаю, затем ныряю под свое одеяло. Стоп, это одеяло не мое. В этой комнате вообще ничего не принадлежит мне. Всё здесь кричит о моем похитителе, надвигающейся гибели и Киллиане Брэдшоу. Я перечитываю одну и ту же строчку снова и снова, не в силах сосредоточиться ни на чем, кроме нашего последнего разговора.

Стокгольмский синдром. Вот что это такое. Именно это не отпускает огромный ком вины в моем горле. Независимо от того, что я делаю здесь и независимо от того, как Килл и его люди связаны с моим отцом, я знаю, как влияю на Килла. Я знаю, что он борется с этим.

Я вижу это в его глазах каждый раз, когда он переступает порог.

Понравилась бы я ему, если бы обстоятельства были другими? Настолько, насколько вообще кто-то может понравиться Киллу?

Я не знаю, но осознание того, что мужчина вроде Киллиана Брэдшоу хочет меня, пусть и в каком-то ограниченном виде, разжигает мой внутренний огонь. Это придает мне уверенность, которую я раньше никогда не чувствовала.

В тот день между нами возникло взаимное доверие.

Я не послушалась, это свело его с ума, да, но я позволила ему изучить мое тело и довести до новых высот удовольствия. Он был уязвим передо мной. Даже в своей доминирующей роли он был уязвим. Он встал передо мной на колени, а у меня есть подозрение, что он не склоняется ни перед кем.

А потом, когда его глаза упали на мою руку, обхватившую рукоять его ножа, я поняла. Хотя его пальцы были погружены в меня, а его язык вел меня к оргазму, внешне всё выглядело так, будто он не отреагировал, но я увидела это в одно мгновение. Он осознал — то, что между нами происходило, не было настоящим. Позволить Киллу быть со мной — всего лишь часть плана побега.

Но это было не так.

То есть было, до тех пор, пока не перестало.

По правде говоря, я потерялась в нем. Он заставил меня забыть, что я взаперти. На самом деле, с ним я чувствовала, что лечу высоко над всеми, возможно, будучи самым свободным человеком среди моря заключенных.

В тот момент, когда мы поддались нашим желаниям и его губы коснулись моих, я почувствовала, что открылась.

А потом я всё испортила, как та самая капризная девчонка, которой он меня называет.

Я морщусь от этого воспоминания.

И когда Ребел вошел в мою комнату, чтобы убрать обломки сломанного кресла по просьбе Килла, я ушла в себя, полная стыда и смущения, зная, что мои щеки еще пылали после нашего короткого свидания. Я чувствовала, будто дала пощечину Киллу, а доказательства этого были разбросаны по всей комнате.

Теперь я чувствую, что связь между нами разорвана.

Килла не было уже три дня. Три долгих, мучительных дня, оставивших меня один на один с уроком, который, я уверена, он пытается мне преподать. Или, может быть, он уже закончил со мной.

Я буквально прогнала убийцу.

Тяжелые шаги, приближающиеся к двери, возвращают меня к реальности, и я выпрямляюсь, молясь, что это Килл. Хотя, одновременно я надеюсь, что это не он.

Бабочки в животе создают хаос, заставляя мою нервную систему разбираться с этим. Когда дверь открывается, и на пороге появляется Ребел, я выдыхаю с облегчением, стараясь игнорировать легкое разочарование.

Стокгольмский синдром. Всего лишь Стокгольмский синдром.

— Вставай, ленивая задница, — говорит он, хватая свитер, сложенный на спинке нового кресла, которое он принес пару дней назад.

Оно заменило то, которое Килл разнес в щепки в ответ на мое капризное поведение.

— Ленивая задница? — отбрасываю одеяло и опускаю ноги на холодный паркет. — Я буквально заперта здесь. Что ты ожидал, что я буду делать?

— Надень это, — он протягивает мне свитер. — Мы отправляемся в новое место.

Моя кровь закипает в венах. Даже если мне не удастся покинуть этот дом, увидеть другую комнату будет похоже на отпуск из душного ящика, в котором я нахожусь сейчас. Комната, где Килл наблюдал за мной во сне, грубо обращался со мной, целовал меня, ласкал, довел меня до пика и дал упасть с сорокового этажа…

Проклятье, всё очень плохо.

— С радостью, — отвечаю я. — Куда мы идем?

— В «Зону отдыха», — пожимает плечами Ребел, наклонив голову. — В подвал, если точнее.

Мои глаза расширяются, и мысль врезается в меня, как кирпич в лицо. Первая комната, в которую Килл бросил меня… Это было подземелье. Такое маленькое, темное и сырое.

Оно пахло депрессией, паническими атаками и чистилищем. Оно было похоже на личный Ад Килла.

Это ловушка. Ловушка. Со мной покончено. Килл со мной покончил. Его не было уже три дня. Ему я больше не нужна, я ему не нравлюсь, он считает, что я угроза. О Боже, я схватилась за его нож, пока он пытался доставить мне удовольствие. Он ублажал меня. Пытался сделать мне приятно, а я сбежала при первой возможности.

Почему, черт возьми, я убежала?

— Нет… — я отступаю назад, паника охватывает меня. — Я не… я…

Глаза Ребела смягчаются.

— Успокойся, малышка Росси, здесь только мы. Ну, и Гоуст, но он даже не говорит. Он, скорее всего, просто проигнорирует тебя.

— Комната внизу… Ты не собираешься переселять меня, да?

— Нет, Бьянка, я не собираюсь переселять тебя.

— Обещай мне, Ребел… — я, должно быть, выгляжу жалко, умоляя его.

Я напоминаю себе, что в будущем нужно будет принимать смерть с немного бо̀льшим достоинством.

— Я не даю обещаний, Бьянка, но ты можешь доверять мне. Мы просто собираемся немного отдохнуть в подвале. Тебе понравится, увидишь. Хулиганы иногда зависают там, когда нам нечего делать.

Мои нервы немного успокаиваются, и плечи расслабляются.

— Когда нечего отбирать у бедных старушек? — усмехаюсь я, гордая своим колким замечанием, но в основном испытывая облегчение от того, что меня не ведут на смерть.

— Очень смешно. Все на базе. Я подумал, что тебе нужно сменить обстановку. Пошли…

Он разворачивается, ведя меня из комнаты в коридор, откуда видно огромный входной холл и гостиную внизу. Мои глаза жадно впитывают всё, что вижу. Этот дом большой, здесь вполне могла бы жить семья из шести-семи человек.