Откуда эти плавные чередования утолщений и сужений, ничего резкого, всё ласкающее! Старик Да Винчи сошёл бы с ума от торжества пропорций.
Приметив неподвижность и открытый рот Ирэн, Норма с трогательной улыбкой торопливо произносит:
– Мне вдруг стало ужасно жарко… Доброе утро!
– Доброе! – Ирэн вернулась к молоку. – Твой любимый завтрак, если верить разным журналам.
– Интересно, какой?
– Узнаешь. Посмотри там, в шкафу что-нибудь полегче из одежды, Крис всё равно не носит все эти рубашки.
Последовав совету, Норма появляется вновь уже в мужской белой рубашке, почти до колен. Закатывая рукава, она с сочувствием смотрит на Криса, сиротски накрытого пледом.
– Бедняжка, он ещё спит.
– Не называй его так, пожалуйста, – одёргивает её Ирэн, хочет сказать что-то ещё, но в этот момент у неё звенит в заднем кармане джинсов.
– Да-да, я помню. Тут у меня… Давайте, часа через два, – говорит Ирэн, приложив к уху пластмассовую плитку шоколада.
На лице Нормы восторг ребёнка, который видит живого кролика из цилиндра.
– Так это, правда, телефон?!
– Конечно. И не только телефон, фактически компьютер, который всегда с тобой. Тебе как можно скорей надо такой же.
– Ну да. Если учесть, что вся моя телефонная книжка – это… кладбище. Кому я буду звонить?
– Как это? Мне, например. И Крису. Уже двое. Да я же говорю, это гораздо больше, чем телефон. Это часы, фотоаппарат, видеокамера, словарь, карта города, банковская карта, книжка, кино, соцсети, интернет, любая информация… Без телефона теперь и не жизнь.
– Ты меня разыгрываешь. Как такое может быть?
– Да вот так! – щёлкает фотокамерой и показывает фото заворожённой Норме, подскочившей поближе. – Потом тебе всё объясню и покажу, а то сейчас молоко убежит.
– Я уже слышала это слово – интернет… Это что, колдовство какое-то? Запасные мозги? И здесь, пока я спала, как-то стало всё по-другому, как в сказке, – обводя комнату глазами. – Так чисто!
– Ну да, волшебница – это я. Теперь буду знать. Приходится. Прислуги у него нет. Не мог никого нанять из-за своих сверхсекретных… исследований.
– То есть, из-за меня? Я пока не пойму, шутки ли это, или какая-то постановка, но… ведь я дышу! Хожу, говорю… Вот проверь, – протягивает вдруг руку Ирэн.
Та, слегка удивившись, берёт руку Нормы в свою.
– Тёплая. Почти горячая!
– Нормальная температура… для робота?
– Ха! Ну всё! Конечно, робот! А кто же ещё? Мне тоже вначале показалось… Нет, подожди, может, я ещё тебя и разочарую. Вот помучаю разными анализами, понаблюдаю. Как ты спала, кстати?
– Ох, я, кажется, никогда ещё так не спала. Даже в детстве. Не то что вчера. Вот где был кошмар! Сначала я там где-то нежилась в спокойном тёплом море, которое мой дом, и вдруг – на холодный скалистый берег. Швыряют меня нагую, чужую всем на этих скалах, и отовсюду подползают какие-то твари с голодными глазами. Потому они так истошно и кричат, только появившиеся на свет?
– Даже не знаю. Никто ведь этого не помнит. Твари… Фантазия такая?
– Но сегодня утром совсем другое. Из темноты в свет, в блаженство, кто-то заботливый укутал меня в мягкую фланель, или… в любовь… Вы ведь ничем меня не пичкали, никакими снотворными?
Ирэн, стараясь скрыть потрясение, – так тронули её эти слова – продолжает на автомате помешивать содержимое кастрюльки.
– Нет, никто тебя ничем не пичкал. Обморок твой, к счастью, был минутным. Но тут на тебя, между прочим, успели пожаловаться. Замечена в антинаучном… сверхъестественном, – Ирэн понизила голос. – Сквозь стены ходишь…
Норма загадочно улыбается и прикладывает палец к губам.
– Тише! Мы разбудим Криса. Он ведь и впрямь не спал сто лет… Про стены я потом, когда он проснётся.
Она вновь обводит взглядом комнату, будто ища в ней что-то.
– А, поняла… Ни одной пепельницы.
– Ты что, хочешь закурить?
– Нет. Но вдруг…
– Забудь! Лучше сразу. Вышло из моды. Сейчас почти никто не курит. Благодаря Голливуду, кстати. Во всём мире теперь куряк в сто раз меньше.
– Что ты такое говоришь?
– Помнишь Юла Бриннера?
– Конечно. Я знала его. Он-то как раз смолил, как ненормальный!
– Умер в 85-ом году от рака лёгких. На следующий день после его смерти показали ролик, завещание, где он всем говорит, что умер из-за того, что курил. И сказал, вот всё что хотите, делайте, только не курите! И Америка бросила курить – вся, в один день. Остались отщепенцы, конечно. Не так много.
– Узнаю Юла! Мастер выкидывать номера. Но это, по-моему, лучший из его номеров.
– Согласна. Сейчас даже дико смотреть, до чего были задымлены эти ваши фильмы. Прямо закашливаешься. Крис тоже раньше курил, хоть ему и запрещали. Но после подумал, если он умрёт, кто же вытащит тебя?
Норма, грустно улыбнувшись, тихонько присаживается на диван рядом с Крисом, глядя на него с нежностью.
– Когда я увидела тебя тут у плиты, и Криса… я хотела сказать, но сбилась. Ирэн! Я, может, этого ещё никому не говорила. Знаешь, я сейчас чувствую… необыкновенное что-то, – чуть не шёпотом говорит Норма, прижав руки к груди. – Жаль, Крис спит. Я бы его расцеловала! Что-то начинается такое… Мне кажется, что я вдруг попала… что это семья. В детстве я любила играть «в дом». Только в играх он и был.
Ирэн отходит от плиты, готовая вот-вот прослезиться, и тоже осторожно садится на диван рядом с Нормой. Глянув на неё раз и другой, придвигается, и, как бы прося позволения, неуверенно приобнимает её за плечи, как делают матери со своим ребёнком. Скорее всего, обнимая так кого-то впервые.
– Вы ведь не отдадите меня им? – с мольбой оборачиваясь к Ирэн, продолжает говорить очень тихо Норма. – Я не выдержу во второй раз… эту ненависть… бездарь, тупица, сексуальная кукла… И её тоже не надо, пожалуйста, этой несчастной… Нилирэм. Не хочу даже произносить то имя, как… этикетка. Если бы я узнала вовремя! О том некрологе в газете: о смерти семнадцатилетней девушки по имени Мэрилин Монро – точь-в-точь, как моё!.. Мне сказали о нём уже через много лет после того, как я уже стала… Нилирэм Орном. Я просто Норма! Помните?
Вулканическое шипение на плите, молоко взрывом извергнуто из кастрюльки. Ирэн вскакивает, как на пожар, нечаянно двинув локтем Криса. Встрепенувшись, тот подтягивает к себе ноги, бормоча: «Что-то горит»…
– Ничего не горит, – Ирэн у плиты, Норма подле неё, помогает убрать следы сбежавшего молока.
– Думаете, я сплю? Я всё слышал. Про роботов, про тварей… Про чертовщину.
…Норма терпеливо переносит процедуру взятия анализов, после чего и наступает завтрак… для неё с перерывом в несколько десятков лет. Взбитые по её рецепту яйца в горячем молоке у Криса и Ирэн энтузиазма не вызвали. Они обошлись обычной яичницей и разогретыми из замороженных круассанами. Стараниями кулинара не только стол оказался сервирован почти празднично – покрыт плотной тканой скатертью, с такими же салфетками возле каждого прибора, но и всё вокруг выглядело необычно для этой берлоги, очищенной от пыли и залежей хлама.
Аппетит у всех хороший, несмотря на то, что Крис не прочь совместить трапезу с научным заседанием.
– Так вот, об отклонениях… – остановив многозначительный взгляд на Норме. – Объясни нам, пожалуйста, как ты смогла догнать меня, когда я был на автомобиле, а ты нет. И дверь…
Девушка, слегка поперхнувшись, пытается сохранить невозмутимый вид, что ей не удаётся, и она с видимым удовольствием рассыпается звонким детским смехом. Первое в её жизни модельное агентство не ошиблось когда-то с характеристикой её зубов – «идеальные»!
– Вот как рождаются сенсации в научном мире. Новые сверхспособности у… у неизвестно кого! Когда ты вчера выбежал очень резко за дверь, я забеспокоилась – что с тобой? И пошла следом.
– Да как ты пошла следом сквозь закрытую дверь? – моментально выйдя из себя, чуть не кричит Крис.
Ирэн готова надавать ему оплеух – возмущённым взглядом, и только сокрушённо качает головой. Норма же, перестав смеяться, делает смиренное лицо и, молча, грациозным жестом указывает в сторону входной двери, на полочку с крючками рядом с ней. На одном из крючков висит связка ключей.