– Это останется между нами? – спросила Рита.

– Клянусь.

И Рита, поверив, ей рассказала всё, что знала от Гамаюнова. Шли они очень быстро. К концу истории впереди виднелся залитый ярким светом мачтовых фонарей Павелецкий мост. Чёрная река, стиснутая гранитными берегами, была похожа на затаившуюся змею – так мрачно блестела её поверхность.

– Шарман! – воскликнула Клер, отбрасывая окурок. – В Страстную пятницу женщина, находясь в клинической смерти от сотрясения мозга и очень сильной кровопотери, действительно угодила в ад. Там был Иисус, который, как ты прочла час назад, спускался туда, чтобы говорить с мёртвыми.

– Но ведь Он это делал один-единственный раз – в ту самую пятницу, когда был распят на кресте! – возразила Рита. – Нигде не сказано, что Христос спускается в ад перед каждой Пасхой. Или я что-то путаю?

– «Всё вернулось на круг, и распятый над кругом висел!» – улыбнулась Клер. – Муж тёти Марины был прав: Иисус – вне времени. Его смерть, как и Его жизнь, вечна!

Рита была ошеломлена.

– Муж тёти Марины? – пробормотала она. – Ты близко знакома с Мариной Влади, вдовой Высоцкого? Или брешешь?

– Я не брешу, – обиделась Клер. – Моя мать с ней квасит примерно так же, как мы с тобой! Она – моя крёстная, если я ничего не путаю. Но могу и напутать, мне ведь на это было плевать! Я не верю в Бога. То есть, не верила ещё десять минут назад! А теперь я знаю: Бог есть. И знаю, что сын Его – наш Спаситель!

Они уже входили на мост, река под которым сверху была похожа не на змею с яркой чешуёй, а на замедляющийся поток расплавленного свинца. Машин почти не было, ибо время приблизилось к четырём. Здания уснувшей столицы напоминали дочерна выгоревшие пни, торчащие из серебряного тумана.

– Так Иисус – вне времени? – уточнила Рита, не без труда поспевая вверх по мосту за юной и длинноногой француженкой. – Значит, он…

– «Всё вернулось на круг, и распятый над кругом висел!» – повторила Клер строку из Высоцкого. – Гвозди до сих пор рвут его ладони, и кровь его до сих пор течёт, и он до сих пор спускается в ад, где говорит с мёртвыми! И теперь ты знаешь, о чём.

– Не знаю! – вскричала Рита. – Что это за Крылатый Странник в вечной ночи? Откуда у него вечный свет милости Христа?

– Ты так и не поняла, кто этот Крылатый Странник? Правда не поняла?

Рита изумилась.

– Как будто ты поняла!

– Я – да.

– Тогда объясни! Кто этот Крылатый Странник? Ну, говори!

– Прости, не могу, – ответила Клер и остановилась. Остановилась и Рита. Они стояли на самой высокой точке моста. Всё вокруг сияло морем огней, подёрнутым предрассветной туманной дымкой. Клер очень пристально поглядела на Риту, затем – на город вокруг. И, одним прыжком взобравшись на парапет, шагнула вперёд.

Рита слишком ясно поняла взгляд подруги, чтобы не быть готовой к этому шагу. Одной секунды хватило ей для того, чтобы снять ботинки и куртку. Бросившись в реку с высоты пятого этажа, Рита ощутила такой свист ветра в ушах, что мелькнула мысль: уж не Соловей ли разбойник этот Крылатый Странник, к которому так ретиво ринулась Клер? Вода была, разумеется, не парным молоком – ещё бы, апрель! Едва сошёл лёд. Невольно вдохнув при соприкосновении с нею и чудом не захлебнувшись при погружении, Рита почувствовала во рту солёное. Разве море? Откуда соль? Много лет назад Рита занималась плаванием почти профессионально – потому джинсы и блузка, в которых она была, не сильно ей помешали. Вынырнув и одним рывком подняв на поверхность Клер, которая погружалась медленно, она сразу всё поняла. Несчастная Клер ударилась о фанеру, плывшую по реке. Она выплывала из-под моста. Дьявол её знает, откуда она взялась! Из раны на голове у девушки текла кровь. Клер была без чувств. Это облегчало Рите задачу. Правой рукой она ухватила самоубийцу за капюшон, а левой стала грести к ближайшему берегу. Тот, конечно же, был отвесным, но вдалеке виднелся причал с чугунными столбиками по всем четырём углам и тяжёлой цепью на них. Над ним поднимались к набережной ступени гранитной лестницы.

Когда Рита выбралась на причал, выволокла Клер и перевернула её ничком, у неё самой в глазах всё вдруг задвоилось. От холода и неимоверного истощения сил она, как и Клер, лишилась сознания.

Глава тринадцатая

Ирка сводит счёты

В хипстерском ресторанчике на Лубянке дела у Ирки шли хуже некуда. Белые, со смешными бантами туфли, которые посчитала бы старомодными даже Анна Австрийская, продолжали терроризировать её нежные ноги. Никакие пластыри не могли уменьшить её страдания. Все попытки договориться с начальством, чтобы ходить в какой-нибудь другой обуви, неизменно оканчивались одним: не нравится – пошла вон. Вдобавок, рояль, на котором что только не играл очень неплохой музыкант, решили убрать, сочтя его слишком сильным уходом в ретро, и заменить электроникой. Пианист, услышав об этом, сразу уволился. Но рояль всё ещё стоял. Стоять ему оставалось несколько дней, и Ирка теперь просто не могла взглянуть на него без слёз. Он ей очень нравился, хоть она к нему и не подходила.

Отпахав смену, в которую зазвучала новая музыка, а потом ещё отучившись, она пришла домой разъярённая. Квартирантка Рита, уже неделю лежавшая с воспалением лёгких, благодаря тяжёлому состоянию увильнула от её гнева. Но бедной Женьке, которая вместе с мальчиком из соседнего дома смотрела на ноутбуке фильм, досталось не по заслугам. Конечно, оба они валялись в одних трусах, ну и что такого? В шестнадцать лет надо в куклы, что ли, играть? Презики убрали, трусы надели – что, спрашивается, орать-то? Однако бедный мальчишка вылетел из квартиры ровно в том виде, в каком он был, а его одежда вылетела в окно. Этакое дело Женьке, понятно, не по душе пришлось. Грянул бой. Разнимала Рита.

– Вы просто суки! – проговорила она, вылив на взбесившихся идиоток ведро холодной воды и опять забравшись под одеяло. – Если вы ещё раз такое себе позволите, я начну искать другую квартиру! Ясно?

– Сука она, – проворчала Женька, ползая с тряпкой по полу. – Придолбалась на ровном месте! Я ей башку скоро оторву!

Старшая сестра, храня гордый вид, переодевалась. Напялив джинсы и водолазку с продранным рукавом, она обратилась к младшей с вопросом, кто сейчас дома у Гамаюновых.

– А я знаю? – взорвалась младшая. – Сунь туда помойное своё рыло и посмотри!

– Мне нужен фотограф с аппаратурой профессионального уровня, – продолжала Ирка, не опускаясь до перебранки со своим жалким подобием. – А Наташкин парень – ну, этот, новый… кажется, Феликс его зовут – именно фотограф. Не у неё ли он пребывает в данный момент?

– Я пока ещё недостаточно морду тебе набила, чтоб её фоткать! – не шла на мир юная развратница. – Отвали!

Тут опять раздался слабый голосок Риты.

– Ирка, Наташа двадцать минут назад сюда заходила – просила штопор, чтобы открыть бутылочку, – сообщила она. – Фотограф сейчас, наверное, с ней. Если ты не хочешь разрушить ещё одну эротическую идиллию, тебе лучше поторопиться.

Сочтя этот совет мудрым, Ирка надела шлёпанцы и помчалась к двери. Уже открыв её, спохватилась:

– Риточка, как твоё самочувствие? Тебе Женька купила швейцарский антибиотик, который Виктор Васильевич посоветовал?

– Я его уже ей вколола, – нанесла Женька своей сестрице самый страшный удар, на который только была способна её фантазия. – Внутривенно!

Однако Ирка, узнав, что её сестра не тупица, в злобных конвульсиях не забилась, а понеслась во весь дух к соседям. Стала звонить. Открыла Наташа – к счастью, ещё одетая.

– Натали, мне нужен твой Феликс! – вскричала Ирка после обмена приветствиями. – Он, случайно, не здесь?

– Он здесь. Зачем он тебе?

– Я хочу, чтобы он заморочился на часок моими ногами!

Наташа дверь не захлопнула, потому что знала Ирку великолепно. Когда студентка консерватории волновалась, то становилась во всём похожей на свою младшую сестру Женьку, которая не всегда выражала словами именно то, что пыталась выразить. С Иркой явно происходило какое-то сумасшествие, это было очень заметно. Пользуясь тем, что Дуньки и отца с матерью дома нет, Наташа втащила свою соседку на кухню, где сидел Феликс, и предложила ей сформулировать свою мысль как-нибудь яснее. Тут же и выяснилось, что Ирка намерена разместить в соцсетях фотографии своих голых ступней, до крови натёртых скверными туфлями, чтобы сделать подлому ресторану антирекламу – смотрите, мол, до чего там доводят официанток!