Как раз в тот момент, когда Гамаюнов думал о глупой Женькиной роже, затренькал дверной звонок – напористо, длительно. Едва смолкнув, звук повторился. Виктор Васильевич, схватив пульт, убрал патриотский ор и снова окликнул старшую дочь:

– Наташка, открой! Я занят! Читаю!

– Я не могу! – крикнула Наташа уже из комнаты. – Крашу ногти!

Пришлось идти самому, заложив Толстого углом страницы. Звонок ещё раз чирикнул. Сдвинув щеколду, Виктор Васильевич не успел нажать на дверную ручку – тот, кто звонил, нажал на неё снаружи, и дверь открылась. И Гамаюнов остолбенел. Перед ним стояла Рита Дроздова. Взглянув на её лицо, которое час назад его до чрезвычайности впечатлило, Виктор Васильевич понял, что это было ещё не самое сильное впечатление вечера.

– Помогите! – вскричала Рита, прижав ладони к щекам. – Женька совершила самоубийство!

Глава девятая

Куда надо совать таблетки, бегать от ангелов и смотреть

В самоубийстве Виктор Васильевич усомнился сразу, как только выяснил обстоятельства. Это сделать он умудрился за три секунды, которых ему хватило, чтобы преодолеть расстояние от своей квартиры до Женькиной. Впрочем, здесь была не его заслуга, а Риты. Мчась впереди, она успела сказать, что Женька заперлась в ванной, взяв с собой стул, верёвку, кухонный нож и целую горсть реланиума.

– Значит, Женька – Кащей Бессмертный, раз уж решила кончать с собой сразу тремя способами, – заметил Виктор Васильевич, дёрнув дверь ванной комнаты. – Если не четырьмя. Она, получается, и повесилась, и разрезала себе вены, и отравилась, и утопилась в ванне. Весело, весело!

– Ради Бога, сделайте что-нибудь! – возопила Рита, пав на колени, ибо они от ужаса подогнулись. Также в квартиру вошла Наташа, всплёскивая руками, чтоб высох лак. За нею последовали соседи, которые выбежали на крик: Андрюшка Коровников – дальнобойщик, и Зинаида Семёновна, старушенция лет под сто. Она яростно крестилась, будто отмахиваясь от призраков, и шептала молитвы, как заклинания. Было страшно.

– Без топора не взломаем, Виктор Васильевич, – пробасил Коровников, также дёрнув крепкую дверь. – Он у меня есть. Притащить?

– Не нужно, – ответил Виктор Васильевич. Ухватившись за ручку двери, он хорошенько рванул её на себя. Четыре шурупчика, на которых держался с внутренней стороны шпингалет, со скрежетом вылетели из гнёзд. Шпингалет упал, и дверь распахнулась.

Рита завыла, как раненная волчица. Сухонькая рука Зинаиды Семёновны замелькала вдвое быстрее, напоминая лопасть пропеллера. У Наташи дрогнули губы. Даже Коровников побелел. Было от чего!

Женечка лежала в позе зародыша на полу и не шевелилась. На ней было лишь бельё. Под раковиной стоял чёрт знает для чего взятый стул. На нём лежала верёвка, а на ней – нож, действительно очень страшный. Только одних таблеток не было видно. Впрочем, Виктор Васильевич моментально сообразил, куда они подевались. Пощупав пульс несчастной самоубийцы, он отступил и скорбно сказал:

– Да, тяжёлый случай! Практически катастрофа.

– Она жива? – вскрикнула Наташа.

– Ещё жива. Но отходит. У неё нет ни малейших шансов – ведь она выпила целую горсть реланиума! Спасти её может только одно – огромная клизма. Как минимум, трёхлитровая. Но ведь мы её не найдём, а Скорая не успеет. Прощайтесь с девочкой.

– Папа, клизма у мамы где-то была! – вспомнила Наташа. – Огромная, трёхлитровая! Сейчас сбегаю, принесу.

В этот момент Женька слабенько, чуть заметно пошевелилась и застонала. Наташа, бросившаяся к двери, остановилась. Рита, которая громко плакала, вдруг умолкла. Ужас во взгляде её мгновенно уступил место растерянности, и это была растерянность того сорта, который очень легко переходит в бешенство.

– Ей становится лучше! – воскликнул Виктор Васильевич, вновь склонившись над Женькой. – Крепкая девушка! Тем не менее, клизму всё же надо поставить. На всякий случай.

– О, я не вижу в этом необходимости, – простонала Женька, открыв один левый глаз, который смотрел очень настороженно. – Мне действительно стало лучше! Таблетки, видимо, не подействовали. Где, Ритка, ты покупала эти таблетки? Они, должно быть, фальшивые! Контрафактные!

– Это очень легко проверить, – заметил Виктор Васильевич. – Надо их вытащить из трубы под ванной и отнести фармацевтам на экспертизу. Или ты в раковину их высыпала?

– Ой, ой! – снова ощутила прикосновение смерти Женька, в судороге внезапной агонии приподнявшись, дабы её страдальческая гримаса не ускользнула даже от дурака Андрюшки – железнолобого, как его огромная фура. – Сердце болит! Я всё поняла! Таблетки влияют не на живот, а на сердце! Ой, помогите! Я умираю! Мамочка! Зинаида Семёновна, помолитесь за меня Богу! Я вижу ангела…

– Тварь!!!

Этот страшный крик прогремел с порога. Все разом вздрогнули, повернулись, и – к своему огромному удивлению, точно вдруг заметили ангела… В виде Ирки, чёрт её знает откуда взявшейся. Людоедское выражение её глаз давало понять, что она вошла целую минуту назад и великолепным образом поняла смысл происходящего. Глаза Женьки, которая уже год нисколько не уступала сестре ни ростом, ни силой, также налились злобой. Кровавой схватки двух разъярённых пантер, казалось, было не избежать. Но произошло вдруг нечто иное. Ирка, молниеносно сдёрнув с левой ноги английскую туфельку, виртуозным броском засветила ею младшей сестре по лбу. Этот неожиданный и страшный удар деморализовал Женьку. Взвизгнув свиньёй, младшая пантера вскочила и прошмыгнула в комнату. Ангел смерти, сбросив другую туфельку, так же резво юркнул туда же, и за закрывшейся дверью, судя по грохоту, начался для Женьки адок, даром что она толком умереть так и не успела.

Под звуки боя без правил трое гостей, остро ощутив себя лишними, удалились. Один остался. Это был Гамаюнов. Некоторое время он размышлял, прислушиваясь, не стоит ли прекратить и этот чудовищный мордобой. Решил, что не стоит: Ирка – человек взрослый, а идиотку Женьку давно пора проучить, от неё весь дом сатанеет. Виктор Васильевич поглядел на Риту, которая продолжала сидеть на пятках, закрыв руками красное от стыда лицо, и осведомился, как она себя чувствует.

– Вам-то что? – огрызнулась Рита, опустив руки и гордо вскинув глаза. – Вы врач?

– Нет, слесарь-сантехник, – ответил Виктор Васильевич. В подтверждение своих слов он подошёл к раковине в ванной и открутил под нею сифон – ловушку предметов, масса которых больше массы воды. Таблетки к таким предметам, конечно, не относились, однако Женька после того, как высыпала их в раковину, воду вслед не пустила, и потому они плавали в сифоне. Виктор Васильевич показал их Рите, которая встала на ноги.

– Ваши?

– Мои, – ответила Рита. Важно достав из кармана юбочки «Честерфилд» и очень красивую зажигалку, частично сделанную из золота, она с вызовом закурила. Мордобой в комнате продолжался. Виктор Васильевич слил реланиум в унитаз, привернул сифон и, сполоснув руки, предложил Рите поговорить.

– О чём? – без всякого интереса спросила та.

– О жизни и смерти. Знаете, когда Сталин позвонил Пастернаку, чтобы спросить, насколько мастеровит Мандельштам, Пастернак ему предложил разговор о жизни и смерти. Сталин повесил трубку. Но ведь мы с вами без телефона общаемся, так что вам от меня отделаться будет не так легко.

– Отличная эрудиция для сантехника, – улыбнулась Рита. – Но вывод в корне ошибочен. Я не Сталин, но если мне захочется вас послать – пойдёте как миленький, даже если вы не сантехник.

– Верю. Так где мы можем поговорить?

Она провела его в свою комнату. Зажгла свет. Комната была небольшая – шестнадцать метров, но очень даже уютная и с балкончиком. Потолок и стены требовали ремонта только отчасти. Пыли на мебели почти не было, хоть ещё в четверг Гамаюнов, зайдя по Иркиной просьбе приделать плинтусы, поразился её обилию. Шторам Ирка также вернула их первозданный цвет, потратив полдня на стирку. Все вещи были уже разложены, хотя Рита въехала этим вечером. На комоде лежали пять поэтических сборников – Мандельштам, Цветаева, Блок, Ахматова и Есенин. А на журнальном столике, вперемежку с флаконами парфюмерии, красовались бутылки крепкого алкоголя.