Вернемся, однако, к вопросу моего друга Олега. Я помнил, чем кончил старый Митридат. Весть о мятеже застала его в акрополе Пантикапея. (Я не раз потом стоял на месте, где некогда был этот акрополь.) Усовестить мятежного сына Фарнака не удалось, и Митридат приказал принести яд. Сначала чашу пригубили его жены, наложницы и дочери. Но на самого старика яд не подействовал, он с юности будто бы приучал себя к ядам, чтобы не быть отравленным. И тогда царь приказал убить себя мечом. Я даже запомнил имя телохранителя, который сделал это, подчиняясь приказу. Его звали Бетуид, он был кельт по происхождению.
Что же касается молодого Митридата, то после поражения он выторговал себе жизнь, был доставлен в Рим и с позором выставлен на Форуме. Его показывали толпе: вот тот, который покушался, пытался, дерзал… И так будет с каждым, кто поднимет руку…
Но почему не бежал, не скрылся, не затерялся в степи?! Неужто и тогда это было невозможно? Я всегда поражался этой невозможности для человека (даже в те времена) исчезнуть и скрыться.
…И, наконец, еще одно отступление — как бы постскриптум к этой главе. Несколько запоздалый, надо признать, постскриптум.
Как получилось, что я вдруг сполз на рассказ от первого лица и этим, быть может, сбил с толку, а то и раздражил кого-нибудь? Было — «он», стало — «я»…
Нечаянно. Для меня самого это оказалось неожиданностью. Каюсь.
Никаких претензий на новации в области формы здесь нет. Более того — боюсь, что этим покажу как раз свою беспомощность.
Есть вещи, которые не то что не хочется — язык не поворачивается говорить о себе. И я начал рассказывать о некоем Пастухове, по возможности держа дистанцию от него. Благо фамилией не удивишь — сколько нас, Пастуховых!.. Но, как видно, переоценил свою способность отделить себя от рассказчика. И прорвалось: «Я, Пастухов А. Н., думаю то-то и то-то…»
Странным образом оказалось, что и в таком рассказе есть свое удобство, что временами это дает возможность быть даже более откровенным. Только и всего.
Надеюсь, что это чистосердечное признание смягчит кого следует, а я уж буду продолжать как получится, как смогу.
3
С утра, едва успели позавтракать, нагрянули гости: один из хозяев здешних угодий и с ним двое. Предупредили, что после обеда начнется охота, а это значит, за пределы лагеря и раскопок — ни ногой. Хозяйство-то заповедное, но и охотничье…
«Надеюсь, понимаете?..»
«Да-да, конечно».
«Чтоб полный порядок…»
«Не сомневайтесь», — заверял Олег.
Нет, гостями этих визитеров назвать было нельзя: быстрый, инспектирующий взгляд, уверенная повадка. А с другой стороны — суетливость, некоторая даже искательность Олега: хочешь жить — умей вертеться. Археологи-то — временные жильцы, неожиданные постояльцы, а истинные хозяева — вот они.
Зоя в разговоре участия не приняла. Она вообще не отличалась светскостью, с детства была букой. Взяла планшет и ушла вместе со всеми на раскопки.
«Могла бы и остаться…» — подумал было Пастухов. Старший из визитеров (впрочем, старшим ли он был? разве что по возрасту…) как раз спросил о последних находках — хотел, видимо, «угостить» ими своих спутников. И тут роль хозяйки взяла на себя дежурившая в тот день на кухне Ника.
— Как хорошо, что вы напомнили! — в обычной своей восторженной манере воскликнула она. — Вы нашего Посейдончика видели? Другого такого нет ни в лондонском Британском музее, ни в парижском Лувре… Это не иначе как миниатюрная копия какой-нибудь гигантской статуи. А Гермес! Вам нужно обязательно посмотреть на него! Уникум!
Еще совсем недавно Пастухов готов был бы ручаться, что девчонка говорит — как птичка поет: без всякой задней мысли, просто выражает свои восторги, а сейчас сдерживал ухмылку: здорово они спелись с Олегом в стремлении произвести впечатление на почтеннейшую публику… Британский музей, Лувр… Однако ведь правда, все правда. Жаль только, что приходится выдавать ее в такой балаганной манере. Правильно, видимо, сделала Зоя, что ушла.
— У вас даже стряпухи становятся ценителями искусства… — заметил один из сопровождавших, сдержанно улыбаясь.
Олег уже вышел, отправился в штабную палатку за находками, а оставить это без ответа не хотелось, и Пастухов тоже включился в игру:
— У нас нет стряпух. И Вероника Сергеевна не стряпуха — просто ее очередь дежурить на кухне. Вероника Сергеевна художник из Государственного исторического музея в Москве.
Отбрил. Объяснил, так сказать, «who is who». Однако нужно ли это было делать?
А наибольший интерес гостей вызвали золотые монеты и статуэтка Гермафродита — Олег знал, что показать, чем удивить.
Гермафродит и впрямь был странен. Разглядывая его накануне, Пастухов невольно подумал о непредсказуемости художественных решений. Статуэтка в передаче с у т и замысла была, если это применимо к данному жанру, предельно лаконична — две детали, всего две детали для передачи мужского и женского естества. Была она в этих деталях предельно, до наива реалистична, но также и предельно условна. Гостей привлекло то, что относилось к реализму. Улыбнувшись, переглянулись.
— И много вы наковыряли этих кругляшей? — спросил, беря в руки золотой статер, Главный Хозяин (главный ли?).
Как тут не вспомнить: показывая монету Пастухову, Олег трогать ее не дал — только открыл коробочку.
— Ну что вы, — сказал Олег. — Таких статеров во всем мире раз-два и обчелся.
— Во всем мире раз-два, а у вас, глядишь, кубышка… — подмигнул Главный Хозяин.
— Дело не в золоте, — возразил Олег. — Вот мы нашли такой же, только фальшивый, бронзовый с позолотой. А для науки цена ему не меньше, чем золотому.
— Для науки — может быть, — хохотнул Хозяин, — а если зубы вставлять?
Разговор перевела на другое Ника. Словно забыв о свойственной ей восторженности, она спросила буднично и озабоченно:
— Как же с водой будем? Если предполагается охота, то машина к нам после обеда не придет — не пропустят…
— А вы попросите наших гостей-хозяев, — как бы посоветовал Пастухов. — Может, дадут своего «козлика» на полчаса привезти пару бидонов от источника, а мы им пока раскопки покажем. Вряд ли откажут даме…
— Ой, и правда! — радостно воскликнула Барышня. — Сделайте, пожалуйста!
Вот тут и отыгралось объяснение Пастухова «who is who».
— К сожалению, нет времени, — сказал тот из сопровождающих, которого «отбрил» Пастухов.
— Ничего, — хохотнул Хозяин, — мужики у вас здоровые — пару бидонов и на себе притащат.
— Кстати, познакомьтесь, — сказал Олег. — Наш гость из столицы — журналист Александр Николаевич Пастухов.
Раньше надо было знакомить. Да и помогло ли бы? А так получалось, что представил одного из мужиков, которым предстояло тащить снизу от источника бидоны. Визитеры называть себя и руки протягивать не спешили, только глянули чуть внимательней прежнего, потому и Пастухов лишь кивнул головой.
С тем и расстались.
Ника залилась смехом:
— И надо же!.. С чего это вы взяли, что я — Вероника, да еще Сергеевна, и к тому же художница?
— Был уверен, — с деланной серьезностью ответил Пастухов.
— То есть? — теперь уже по-настоящему удивилась она.
— А вы никогда не пытались, глядя на человека, представить, кто он и как его зовут?
— Кто он — пробовала и почти всегда ошибалась, как вы со мной. Что это у вас художницы на уме?.. — Она спросила лукаво, с растяжкой, явно намекая на Даму Треф и давая возможность сказать что-нибудь в ответ, но Пастухов предпочел пренебречь этой возможностью. — А угадывать, как зовут человека, по-моему, вообще пустое.
— Но я имею в виду другое. Не как зовут человека по паспорту, а как его д о л ж н ы были назвать.
— Не понимаю.
— Ну вот, например, я знаю женщину, которая терпеть не может свое имя Изабелла и просит, чтоб ее называли Наташей…