Так гласила декларация уполномоченных Сибирского Временного правительства.

Декларация стала известна в Омске раньше, чем появились там Марков, Михайлов, Сидоров и Линдберг. Первоначально во всех городах заявляли о себе более мелкие комиссары, которые, однако, тоже именовались «уполномоченными Сибирского правительства». В Новониколаевске, который начал восстание (там был Гайда), уполномоченным оказался Сазонов, известный в Сибири кооператор, в Омске – Кузнецов и Ляхович, люди совершенно случайные, никому не известные, в Тюмени – какие-то Смагин и Кудрявцев, совсем юноши и политические младенцы.

Но никто не спорил: «Кто палку взял, тот и капрал». Фактически на освобожденной территории правил всем Иванов-Ринов, как опытный администратор и человек с характером.

Когда в Омск прибыл Павел Михайлов, один из членов Западно-Сибирского комиссариата, наличие власти стало ощутительнее. Этот бледный человек с горящими черными глазами работал день и ночь. Он немедленно созвал совещание из всех общественных деятелей, выяснил положение финансов, продовольственное, нужды железных дорог, а затем приступил к формированию отделов управления и выяснению кандидатов на должности управляющих ими. Впрочем, совещание, где намечались кандидаты, было более интимным по составу: «буржуев» на него не пригласили.

Как сейчас, помню эти заседания в тех комнатах Гарнизонного собрания, где за неделю до этого еще был военный комиссариат, а спустя короткое время устроена была квартира Гришина-Алмазова.

Пользуясь временным безвластием, а также близостью к Иванову-Ринову, Военно-промышленный комитет посадил своих людей на самые жизненные части управления – финансы, продовольствие, судоходство. Почти весь Омский совет народного хозяйства оказался к приезду Михайлова уже разобранным по частям и попавшим в опытные руки. Так как Совет народного хозяйства успел захватить в свое ведение ряд казенных и частных предприятий, то и они попали в заведование Военно-промышленного комитета, заправилой в котором был крепкий сибирский «мужик» Двинаренко, из матросов выбравшийся в миллионеры.

Эти-то лица: Двинаренко и его ставленники Ваньков и Мальцев, и затем от управления Омской железной дорогой инженер Степаненко – и явились докладчиками на совещании. Доклады были дельные. Авторы их почти все были привлечены потом к активной правительственной работе. Влияние Военно-промышленного комитета, таким образом, было упрочено.

Я был привлечен на совещание персонально, как и некоторые другие: Зефиров, Петров, Бутов, которые известны были прежней правительственной и общественной работой.

Припоминаю самый процесс избрания кандидатов на должности управляющих отделами. Было решено учредить при Западно-Сибирском комиссариате Управление делами комиссариата, отдел административный, с подотделами земского и городского самоуправления, здравоохранения, почт и телеграфов и отделы: военный, финансов, юстиции, продовольствия, торговли и промышленности, труда, земледелия и колонизации, путей сообщения и туземных дел.

Управляющим делами предложено было быть мне. Действительно, из всех, кто тогда находился в Омске, один только я обладал, еще по службе в Петрограде, знанием законодательной техники и организации центрального управления. Мне было трудно поэтому отказаться; у меня было лишь то серьезное основание для отказа, что я был новым человеком в Сибири и знал ее только как бывший чиновник Переселенческого управления и автор ряда статей по вопросам колонизации. Я был сторонником привлечения к власти местных людей и указывал на то, что управляющим делами должен быть сибиряк. Но участвовавшие в заседании мои друзья и Вологодский, с которым я был знаком по сотрудничеству в редактировавшихся им «Заре» и «Трудовой Сибири», настояли на моей кандидатуре.

Административный отдел решено было поручить Сизикову, человеку совершенно для этого не подготовленному, но правоверному эсеру, немало поработавшему в первый период революции над разложением армии. На это место (равносильное должности министра внутренних дел) нужно было «своего».

Относительно военного отдела пришли к соглашению не сразу. На должность заведующего этим отделом была выдвинута кандидатура члена Учредительного собрания Фомина, который, несмотря на свою молодость (28 лет), проявлял большую распорядительность и такт. Ввиду того что Фомин не был военным, возник вопрос, можно ли поручить военный отдел неспециалисту и следует ли вообще отделять заведование военным отделом от командования армией. Я высказался в пользу разделения этих должностей в целях обеспечения большего влияния гражданской власти на военное дело и большего контроля за расходами. Но участвовавший в этом заседании член Сибирского правительства Иван Михайлов, да и сам Фомин, не особенно убедительно, но настойчиво высказывались за совмещение должности заведующего военным отделом с должностью командующего Сибирской армией.

Как я узнал впоследствии, это было ультимативное требование Гришина-Алмазова, с которым уже тогда считался комиссариат. Так было положено начало зависимости гражданской власти от военной.

Кандидатов на все высшие должности было вообще очень мало. В тогдашних обстоятельствах найти их было тем труднее, что большевики еще не были отогнаны от Тюмени. Исход борьбы был далеко не ясен. Обыватель еще прятался в раковину.

Омская кооперация заявила Иванову-Ринову, что она не будет вмешиваться в политику и останется только хозяйственной организацией – обычный прием уклонения. В этот момент нужно было проявить много мужества, чтобы встать во главе власти. Между тем нельзя было и прятаться за спины других. Несведущие, совершенно не подготовленные к практической работе люди могли сразу погубить начатое дело освобождения.

Неудивительно поэтому, что кандидаты намечались почти по наитию. Здесь не было, в сущности, выборов, а намечались жертвы общественного долга. Каждого приходилось упрашивать.

Из присутствовавших были указаны как желательные кандидаты Зефиров, Петров и я. Каждый из нас, естественно, поддерживал другого, не только питая друг к другу чувства взаимного доверия и уважения, основанные на прежней совместной работе, но и стремясь образовать солидарную, сплоченную группу. На нашем назначении настаивали присутствовавшие тут же наши добрые знакомые: Вологодский, Бутов, Иван Михайлов, которые встали позже во главе управления Сибирью. Но все же ни одна почти кандидатура из намеченных на этом заседании не прошла случайно, без поддержки общественности. Всех нас поддерживали отдельные группы, преимущественно кооператоры.

Комиссариату не приходилось долго думать, и он решил пригласить всех намеченных на совещании лиц. Элементарны были приемы выдвижения кандидатов и узок круг лиц, принимавших участие в этом важном деле, но все же можно сказать – в целом состав избранных оказался вполне удовлетворительным.

Одни, как, например, профессор Сапожников[31](народное просвещение) и профессор Гудков[32](торговля и промышленность), пользовались известностью как ученые, общим уважением и безукоризненной репутацией: другие, как, например, Зефиров[33](продовольствие), Степаненко[34](пути сообщения), Петров[35](земледелие), Морозов[36](юстиция), Мальцев[37](финансы), считались знатоками порученного им дела; третьи, например Шумиловский[38](труд), пользовались уважением как политические деятели. Неожиданным для всех явилась не называвшаяся на совещании кандидатура приват-доцента Головачева в управляющие отделом внешних сношений. Этот юноша – ему было 25 лет – не пользовался репутацией ни ученого, ни общественного деятеля. Это была просто случайная фигура, выдвинувшаяся ввиду существовавшего предрассудка, что иностранную политику могут вести только знающие международное право, тогда как в действительности надо знать нечто более трудное – международные экономические и политические интересы.