Звучали и более причудливые обвинения: Розина Хохвартин якобы мазала сорочку неким колдовским веществом, чтобы надевший ее человек заболел, варила голову мертвеца и подкладывала эрцгерцогу дохлую мышь, чтобы он оказал ей протекцию. Барбара Пфиглин будто бы насылала понос, вымачивая камыш в реке Инн. Преувеличенно отвратительные ингредиенты и результаты колдовских ритуалов свидетельствуют о том, что в Инсбруке к ведьмам относились как к грязной домашней скотине, вредной для общины. Крамер и остальные видели в Хелене Шойберин предводительницу стаи ведьм. Обвинители утверждали, что Йорг Шписс увлекся ею из-за приворотного зелья, а сестра Шписса предполагала, что в целях его убийства Хелена прибегла вместо яда к кусочку детской плоти. Это обвинение связывает ее с другими женщинами, обвиняемыми наряду с ней, некоторые из которых будто бы применяли в колдовских целях кости мертвых младенцев. Ведьмам часто отказывали в женском естестве, их считали ненавистницами детей, материнства, домашнего труда. Так выворачивались наизнанку познания, требовавшиеся в традиционных женских профессиях: уходе за детьми, выхаживании, родовспоможении, советах по ведению домашнего хозяйства; женщин подозревали в том, что они не помогают семьям, а убивают детей разных возрастов. Вместо приготовления съедобной пищи они якобы изготовляют яды или варят человечье мясо для своих колдовских отваров – этот мотив звучит в народных сказках Центральной Европы вроде «Гензель и Гретель» [20].
Когда Крамер завершил следствие, подсудимых набралось 63, хотя формальные обвинения были предъявлены только первым семи, которых забрали из домов и бросили в тюрьму. Среди обвиняемых была 61 женщина и двое мужчин – муж одной из них и некий неназванный гончар. Последний якобы прибегнул к колдовству, чтобы выяснить, кто сглазил некую Гертруду Рютин. Он велел Гертруде вырыть яму под порогом ее дома, и там она нашла восковую фигурку себя самой, всю в иголках, обрывки ткани, золу, щепки от виселицы, нити от алтарных покровов и кости – предположительно, некрещеных детей. По показаниям Гертруды, гончар знал, что она найдет у себя под порогом, потому что был любовником Барбары Зелахин, которая все это и закопала [21]. Гончар был целителем и прорицателем, обвиненным потому, что его предположительно добрая магия стала восприниматься как злая, что часто случалось в разгар охоты на ведьм. Он вызвал подозрение также своей связью с обвиненной в ведьмовстве женщиной. Нельзя не прийти к выводу, что Генрих Крамер искал почти исключительно ведьм-женщин, проявляя при этом больше фанатизма, чем другие инквизиторы среди его современников. В конечном счете под суд попали только женщины.
На допросе у инквизитора в предварительном частном слушании все семь отказались признать себя ведьмами. На этом этапе пытки еще не применялись, но предстоял суд, призванный определить, требуется ли разбирательство и необходимы ли пытки для выявления «истины». 29 сентября Крамер и его клерки пересекли рыночную площадь и вошли в инсбрукскую ратушу для проведения процесса над ведьмами под присмотром епископа и чиновников эрцгерцога. Это был церковный суд, разрешенный папой, но устроенный местным епископом при покровительстве эрцгерцога Сигизмунда. Судьей выступал Крамер, хотя он же выступал обвинителем как минимум одной из женщин, Хелены Шойберин, и уже пришел к убеждению в ее виновности. Но так происходили суды инквизиции еще с XII в.: обвиняли, проводили следствие и выносили приговор одни и те же люди. И все же действия Крамера выглядят особенно несправедливыми. Он прибег к обычной процедуре инквизиции для разыгрывания образцового дела в подтверждение своей демонологической теории. Он позволил своей личной неприязни и женоненавистничеству повлиять на подбор свидетелей. Он настоял на пытках. Уже в первый день процесса он не скрывал свою главную цель: первой перед судом предстала Хелена Шойберин.
К 9 часам утра вельможи расселись в зале совета и скрипели стульями, шуршали бумагами и кутались в меха. Кроме Крамера там находился Кристиан Тернер, наблюдатель от епископа Георга Гользера. За процессом наблюдали также Сигизмунд Замер, приходской священник из соседнего Аксамса, и д-р Пауль Ванн, священник из Пассау и друг епископа. Сам епископ Георг приболел и не смог присутствовать, но постарался, чтобы Крамер не остался без присмотра. Протокол вел городской нотариус, и все в нем было так, как пожелал эрцгерцог. Сам он отсутствовал, но суд вершился совсем рядом с его домом под золотой крышей, начавшись только потому, что на то было его дозволение. Крамер велел приставу привести Хелену из подвала ратуши, где ее держали с начала октября. Первый их обмен репликами вышел напряженным. Хелена уклонялась от присяги, обязывавшей ее говорить только правду, что тоже указывает на ее реформистский настрой, так как некоторые поборники реформы отказывались от присяги с упоминанием священных предметов. «После долгого увещевания со стороны инквизитора, – пишет протоколист, – она в конце концов поклялась четырьмя Господними Евангелиями говорить правду». Предстоял допрос и, если суд сочтет необходимым, пытки. Они должны были привести к признанию вины и к смертному приговору.
Сначала ей пришлось отвечать на вопросы Крамера [22]. Первые вопросы звучали безобидно: «Скажите, где вы родились и выросли». – «В Инсбруке», – коротко ответила Хелена. «Вы замужем?» – «Да». – «Давно?» – «Восемь лет». Протоколист приписал: «Муж – Себастьян Шойбер»; можно предположить, что Хелена назвала это уважаемое в Инсбруке имя. Самому Себастьяну не разрешили присутствовать на суде и защищать жену, но его имя имело значение. По залу пробежал ропот, все вспомнили сплетни о супружеской неверности Хелены. Не выставлял ли ее Йорг Шписс своей любовницей? Зная, что это слабое место в репутации Хелены, Крамер вцепился в него. «Вы ведете праведную жизнь?» – спросил он и, получив утвердительный ответ, быстро задал резким голосом следующий вопрос: «Вы выходили замуж девицей?» Чиновники в зале затаили дыхание. Кто же задает уважаемым инсбрукским женам такие вопросы! Вопрос был призван устыдить подозреваемую и поймать ее в ловушку. Но он придал Хелене сил. Она отказалась отвечать. Потрясенную тишину нарушил голос епископского чиновника Кристиана Тернера, спросившего Крамера, зачем ему такие сведения.
Тернер знал от епископа, что некоторые обвинения сомнительны, и не нуждался в других основаниях для вмешательства. Хотя процесс проходил под покровительством епископа и эрцгерцога, их обоих мучили сомнения. Разумно ли позволять чужаку тревожить горожан и досаждать его торговцам? Уж не опасен ли этот чудак, инквизитор, прикрывающийся папским авторитетом? До сих пор власти эрцгерцогства, города и епископства сотрудничали со следствием, и у папы не было оснований сомневаться в их доброй воле. Но теперь Крамер доказывал, как низко лично он готов пасть, поэтому Тернер бросился в бой. По его словам, интимная жизнь выдающихся граждан Инсбрука «касалась только их и вряд ли относилась к делу». Протоколист записал, что Тернер «не намерен участвовать в таких делах ввиду их неуместности» и просит Крамера продолжать. Так как Тернер выступал от имени местной церкви, Крамер подчинился. Но когда он начал задавать следующий вопрос, Тернер снова вмешался. Почему, осведомился он, Крамер не предоставил письменных обвинений, которые суд мог бы изучить до слушаний? Может быть, заняться этим сейчас? Сбитый с толку Крамер согласился отложить заседание до 11 часов, записать за это время свои обвинения и вернуться с ними в зал суда. Хелену увели обратно в камеру.
Однако ушла она не просто так. Мы не знаем, как развивались события, но в 11 часов она вернулась в суд не одна, а в сопровождении Иоганна Мерварта из Вемдинга, городка в 200 милях севернее, близ Мюнхена. Мерварт был специалистом по церковному праву с университетским образованием. Все резко изменилось: теперь Хелену защищал дорогой и опытный адвокат, а значит, у Крамера возникла проблема. Не объясняя, когда и каким образом он появился, Мерварт заявил, что будет «законным представителем Хелены Шойберин и остальных арестованных женщин». Он оговорился, что еще не располагает официальным мандатом, но изъявил желание, чтобы факт его приглашения ими был запротоколирован. Поэтому «в 12 часов Хелена Шойберин, Розина Хохвартин, ее мать Барбара, Барбара Пфлиглин, Барбара Хюфейсен, Барбара Зелахин и Агнес Шнейдерин лично, совместно и каждая по отдельности назначили своим юридическим представителем г-на Иоганна из Вемдинга, чтобы он выступал от их имени и защищал их» [23]. Так Хелена Шойберин и остальные подсудимые обзавелись искусным адвокатом.
