Такая система будет выполнять вычисления гораздо быстрее и на более высоком уровне сложности, превосходя возможности человека. Тьюринг писал: “Скорость машины больше не ограничивается скоростью человека-оператора”. Однако он не считал, что такие машины обеспечат утопическое счастье. То, что они будут работать автоматически, не означает, что они всегда будут правы. “Фактор человеческой ошибки устраняется, однако в какой-то степени его, возможно, заменят механические ошибки”, – продолжал Тьюринг. В своей работе он спрогнозировал многие известные сегодня компоненты персональных компьютеров: память с возможностью стирания, механизмы ввода, преобразование двоичного языка и даже контроль температуры во избежание перегревов. Однако для Тьюринга слово “компьютер” относилось не к машине, а к человеку, выполняющему вычисления, что еще раз подчеркивает этот органический элемент.

Еще в 1936 году Тьюринг придумал то, что сейчас называется “машиной Тьюринга”. Он подробно описал это устройство в эссе 1948 года под названием “Интеллектуальная машина”. Машина Тьюринга – это “бесконечная лента, разделенная на ячейки, в каждой из которых можно записать какой-то символ”. Лента проходит через управляющее устройство, которое проверяет одну ячейку за раз и выполняет операцию, которая определяется состоянием машины и наблюдаемым символом: записать в ячейку новый символ, перейти в новое состояние и переместиться к соседней ячейке вправо или влево. Машина Тьюринга может реализовать любой алгоритм в историческом смысле слова – алгоритм произвольной математической процедуры. Любая вычислительная система, которая способна делать все, что может машина Тьюринга, называется “полной по Тьюрингу” или “тьюринг-полной”. Например, все языки программирования являются полными по Тьюрингу, потому что могут смоделировать любой вид уравнений. (Даже программа для работы с электронными таблицами Excel в 2021 году стала полной по Тьюрингу.) Тьюринг пришел к верному выводу о том, что любая вычислительная машина сумеет выполнить работу любой другой, и даже аналитическая машина Чарльза Бэббиджа XIX века теоретически могла бы выполнять сложные задачи, обрабатываемые нашими ноутбуками, – если бы ей предоставили бесконечные ресурсы и время.

В жизни Тьюринга тоже происходило своеобразное столкновение между механическими правилами и человеческими действиями. В 1952 году математика обвинили в совершении грубой непристойности – в “выражении гомосексуальности” (юридический оборот, означающий секс с другим мужчиной) – в ходе путаного судебного разбирательства, которое он сам инициировал после ограбления собственного дома. Гомосексуальный секс между взрослыми по обоюдному согласию оставался незаконным в Англии вплоть до 1967 года – этот закон является своего рода алгоритмом, выносящим приговор на основе безжалостного набора правил. В итоге Тьюринга признали виновным. Ему предоставили выбор между тюремным заключением и химической кастрацией, и он предпочел второй вариант. В июне 1954 года домработница нашла 41-летнего Тьюринга мертвым. Причиной смерти стало отравление цианидом, а предполагаемым методом самоубийства являлось надкушенное яблоко на прикроватной тумбочке[10].

Когда мы говорим об “алгоритме”, часто возникает ощущение, что эта сила появилась совсем недавно, в эпоху социальных сетей. Однако на самом деле речь идет о технологии, имеющей богатую историю и наследие, которые медленно формировались на протяжении целых веков до появления интернета. Восстановление этой более общей картины может помочь нам лучше понять силу, которой обладают современные алгоритмы. И все же, каким бы сложным ни был алгоритм, по своей сути он остается неким уравнением: методом, позволяющим получить желаемый результат – будь то шумерская схема, позволяющая разделить некоторое количество зерна поровну между несколькими мужчинами, или лента Фейсбука, определяющая, какое сообщение показывается первым, когда вы заходите на сайт. Все алгоритмы – это двигатели автоматизации, и, как прогнозировала Ада Лавлейс, автоматизация теперь вошла во многие сферы нашей жизни, не ограничиваясь чистой математикой.

В 1971 году в одном из офисных зданий в центре города Сантьяго (Чили) появилась шестиугольная комната, спроектированная как своеобразное диспетчерское помещение для всей страны. На обшитых деревянными панелями стенах висели мониторы и экраны, на которые выводились различные показатели – например, поставки сырья и уровень занятости населения. В центре комнаты по кругу стояли семь белых стеклопластиковых кресел, напоминавших место капитана космического крейсера из научной фантастики. С правой стороны от каждого располагалась панель управления экранами; имелись также пепельница и держатель для стакана – возможно, для виски. Этот диспетчерский центр – часть масштабного проекта “Киберсин”[11] – был спроектирован при социалистическом президенте Чили Сальвадоре Альенде под руководством Стаффорда Бира – британского специалиста по исследованию операций, который у себя в стране применял методы “кибернетики” для управления бизнесом. Бир описывал кибернетику как “науку управления”. Она включает в себя анализ сложных систем, будь то корпорации или биология, и изучение их работы для моделирования или создания подобных интеллектуальных самокорректирующихся систем. (В США аналогичную практику анализа систем впервые применила корпорация RAND в 1950-х годах.) Предполагалось, что проект “Киберсин” станет идеальной моделью, помогающей чилийскому правительству принимать решения в режиме реального времени, пока они сидят в помещении, курят сигареты и пьют виски – очередная встреча холодного технологического и хаотичного человеческого. Из этого центра люди наблюдали за алгоритмами, которые управляли государством.

Физический дизайн проекта “Киберсин”, разработанный под руководством немецкого консультанта Ги Бонсипе, создавал образ утопии в духе модерна середины века. Провода, соединявшие мониторы на стенах и сиденья, были скрыты от глаз. Сами гладкие одинаковые кресла отличались искривленной плавностью и отсутствием видимых швов. Комната символически сводила управление страной к манипулированию данными – словно к победе в какой-то видеоигре. Проект “Киберсин” обещал заменить человеческое руководство технологическим надзором, а скромный ряд экранов предоставлял любую требуемую информацию. Можно было просто усесться в одно из кресел и наблюдать за всем, что происходит в стране.

Однако технология проекта “Киберсин” являлась лишь фасадом, своеобразным фантастическим дизайн-концептом – интерактивной иллюзией возможного. Компьютерные сети того времени не позволяли реализовать его потенциал. Вывод данных осуществлялся вручную, а не автоматически. Центр использовал единственный компьютер, получавший информацию от чилийских заводов с помощью телексных аппаратов через телефонные линии. И, наконец, хотя центр и закончили, его так и не запустили[12]. Одиннадцатого сентября 1973 года правительство Альенде было свергнуто при поддержке ЦРУ, и к власти пришел Аугусто Пиночет.

Фотографии проекта “Киберсин” по-прежнему обладают неоспоримой притягательностью. Они снова и снова мелькают на дизайнерских досках настроения, демонстрируя эстетику, которая даже спустя много десятилетий все еще выглядит футуристично. Возможно, эти изображения впечатляют по той причине, что мы сохраняем мечту обработки реальных исходных данных и переработки их в цифровые схемы, после оценивания которых определяется правильный путь действий. Проект “Киберсин” излучал ощущение непогрешимости, хотя изобретатели уровня Тьюринга понимали, что компьютеры не могут работать настолько идеально. Как утверждал пионер кибернетики Стаффорд Бир, мы стремимся использовать машины для автоматизации уже существующих структур и процессов, которые изначально являлись творениями человека. Указывая на этот парадокс, Бир писал в своей книге 1968 года “Наука управления”: “Мы закрепляем в стали, стекле и полупроводниках те самые ограничения руки, глаза и мозга, для преодоления которых и был изобретен компьютер”. Как и в случае с механическим турком, внутри машины остается человек.