— И что ты собираешься с этим делать, здоровяк?

Я отвечаю ей тем поцелуем, о котором она умоляла минуту назад, затем осторожно отпускаю ее пальцы от галстука, позволяя шелку проскользнуть сквозь ее руку, когда я убираю его.

Взяв ее руки в свои, я наматываю шелк на ее запястья.

— Ты доверяешь мне, Дженни?

— Да, — отвечает она без колебаний.

— Хорошо, — я дергаю за концы галстука, мгновенно затягивая его вокруг ее запястий, соединяя их между собой. Она ахает.

— Что ты делаешь? — слова переполнены удивлением, желанием. Она хочет этого — она, беспомощная; я, контролирующий ситуацию — так же сильно, как и я.

— В данный момент? Ничего, — я заставляю ее лечь на кровать и широко раздвигаю ее ноги. Она прикусывает нижнюю губу зубами, пока я продеваю шелк в изголовье кровати, фиксируя ее руки над головой. — Через минуту? Трахну твою киску, как мне заблагорассудится, пока ты не выкрикнешь мое имя достаточно громко, чтобы услышали соседи.

Ее кожа покрывается гусиной кожей, когда она дрожит, мое имя едва слышно слетает с ее губ.

— М-м-м, что-то вроде этого, — я провожу подушечкой большого пальца вверх между ее раздвинутыми ногами, где темное влажное пятно украшает бледно-розовый хлопок. Жар изливается наружу, и она приподнимает бедра над кроватью, отчаянно желая большего. — Но на полную гребанную громкость.

Вздох пронзает воздух, когда я опускаю руку внутрь, проводя пальцами по ее щели. Дженни дергается вперед, борясь с завязками.

— Тебе больно? — спрашиваю я. Она качает головой, тяжело дыша, когда я стягиваю трусики с ее ног. Я сгибаю ее колено, оставляя дорожку поцелуев на внутренней стороне бедра. — Ты в порядке? С этим? Или тебе было бы спокойнее, если бы я прекратил?

— О, — восклицает она, выгибая спину, когда я прикусываю ее бедро. — Еще, пожалуйста.

Я провожу кончиком языка по ее набухшему клитору и нежно касаюсь его зубами.

— Ответь на вопрос, Дженни.

— Боже, пожалуйста, не останавливайся, Гаррет, — умоляет она, когда я отстраняюсь. — Пожалуйста.

Медленно я ввожу в нее два пальца, наслаждаясь тем, как она сжимается вокруг меня. Я засовываю пальцы в рот, и глаза Дженни закрываются, когда она извивается, ища моего прикосновения, умоляя об этом без слов.

— Чертовски вкусная, солнышко.

Я протягиваю руку через смятые простыни, обхватываю пальцами свою замену. Маленькая палочка оживает, когда я нажимаю кнопку включения. Дженни как-то сказала мне, что это один из ее любимых видов, наравне с Индианой Боунс. Двойная стимуляция, сказала она; ты не можешь превзойти это.

— Сколько раз ты пользовалась этим? — спрашиваю я, проталкивая головку игрушки в ее щель, вращая ею вокруг ее клитора, наблюдая, как она дрожит.

— Один раз.

Я убираю его.

— Три раза, — отчаянно кричит она, и когда я медленно толкаюсь в нее, она стонет, откидывая голову на подушки. — Этого было недостаточно. Никогда ничего не бывает достаточно, если это не ты.

Эти слова нравятся мне больше, чем я готов признать, и когда я проталкиваю игрушку чуть дальше, когда изогнутая головка попадает в то место, которое ей нравится, она ахает и дергает за завязку. Мой большой палец накрывает маленькое дополнение к игрушке, ощущая силу всасывания. Когда я фиксирую его на ее клиторе, глаза Дженни закатываются, слова теряются в сдавленном крике.

Она извивается и стонет, раскачиваясь на игрушке, толкаясь в меня, когда я втягиваю в рот один розовый сосок.

— О ком ты думала? Пока трахала себя?

— О тебе, — всхлипывает она, бедра дергаются, спина выгибается. Она тянет за спинку кровати, пытаясь освободиться. — О Боже, Гаррет.

— О чем именно?

Ее голова откидывается назад, глаза закрываются, а звук вырывается из ее горла, когда я медленно вытаскиваю игрушку, а затем погружаю ее обратно внутрь.

— Я думала о том, как… ты трахаешь меня.

— Моим языком? Или пальцами?

Ее зубы прикусывают нижнюю губу, когда игрушка погружается в нее.

— Будь конкретна, Дженни.

— Своим членом, — визжит она. — Я хотела, чтобы это был ты внутри меня.

Наклоняясь к ней всем телом, я обхватываю пальцами ее шею, наблюдая за выражением ее лица, когда она поднимается к этой вершине. Становится все труднее быть нежным с ней. В последнее время все, чего я хочу, это наклонить ее, трахнуть так сильно, что она забудет собственное имя. Разорвать ее на куски, а потом собрать обратно. Я хочу, чтобы она кричала, что она моя, и я хочу, чтобы она говорила серьезно.

И я тоже хочу принадлежать ей.

— Как ты думаешь, тебе это понравится? — мой рот нависает над ее ртом, когда я толкаюсь сильнее, попадая в то место, от которого у нее перехватывает дыхание. — Когда я возьму тебя, ты хочешь, чтобы я делал это медленно? Ты хочешь, чтобы я был нежным? Милым? — я прижимаюсь губами к уголку ее рта, когда она тяжело дышит. — Или ты хочешь, чтобы я трахнул тебя жестко? Грубо? Ты хочешь, чтобы я показал тебе, как сильно я тебя хочу? Как я хотел тебя, блять, вечность? Как я мечтал об этом каждую гребаную ночь?

Мой взгляд скользит по ее лицу, по всем нежным чертам, которые я люблю, и когда я провожаю линию ее рук до запястий над головой, я обнаруживаю, что ее руки тянутся ко мне.

— Гаррет, — хнычет она, дрожа, когда я отпускаю ее горло и переплетаю свои пальцы с ее, наблюдая, как она балансирует на краю.

— Не волнуйся. Мы можем не торопиться, сделаем все это. Я не собираюсь отпускать тебя за эту дверь, когда ты станешь наконец моей.

Я вытаскиваю игрушку у нее между ног, прежде чем снова ввести ее в нее, и когда ее пальцы на ногах сгибаются, а спина выгибается дугой, я овладеваю ее ртом, проглатывая свое имя, пока она выкрикивает его.

Быстрым рывком за галстук я освобождаю ее от изголовья кровати и переворачиваю на другой бок, отрывая ее бедра от кровати, поднимая ее идеальную круглую попку в воздух.

— Я чертовски далек от того, чтобы покончить с тобой, солнышко.

* * *

Это тело обнимало меня столько раз, что я уже давно сбился со счета. Я видел, как ее густые ресницы нежно касаются скул, как размеренно вздымается и опускается ее грудь, пока она спит. Я чувствовал, как ее руки крепко обвивают меня, когда я двигаюсь, и не мог не улыбнуться, наблюдая, как в ее сне чуть хмурятся уголки губ. А потом они слегка поднимаются, когда я провожу подушечкой большого пальца по мягкому изгибу ее нижней губы, нежно касаюсь пальцем ее щеки или оставляю легкий поцелуй на ее лбу.

И все же я понятия не имею, каково это — засыпать с ней в своих объятиях. Крепко спать, когда ее ноги переплетены с моими. Просыпаться утром, когда ее теплое тело все еще прижато к моему, и видеть, как сияет ее лицо в солнечных лучах, льющихся из окна.

Я устал не знать, на что это похоже. Я больше не хочу мечтать об этом; я хочу жить этим.

Я выключаю телевизор и убираю пульт. Дженни шевелится, ресницы трепещут, голубые глаза пристально смотрят на меня. Жар приливает к ее щекам, когда она замечает, что я наблюдаю за ней.

— На что ты смотришь?

Я убираю волосы с ее лба, заправляя их за ухо.

— На тебя.

— Почему?

Почему? Почему, черт возьми, нет? Она красивая, моя лучшая подруга. Она заставляет меня улыбаться, даже когда ни черта не делает, и она живет бесплатно в моей голове двадцать четыре часа в сутки. Кто имел право делать ее такой великолепной?

Когда я смотрю на нее, во мне бурлят тысячи эмоций, и трудно выбрать только одну, чтобы сосредоточиться. Я хотел бы выразить это словами, но не знаю как.

Но есть одна вещь, которую я могу сделать.

Я обхватываю ладонями ее лицо, заставляя ее посмотреть мне в глаза. Она нервничает, нервничает больше меня. Но я не хочу, чтобы она нервничала; Я хочу, чтобы она была уверена.

— Останься, — шепчу я. — Прямо здесь, со мной. Пожалуйста, Дженни. Останься со мной.

Ее широко раскрытые глаза осторожно встречаются с моими. Этот страх начинает рассеиваться, оставляя меня с опустошающей улыбкой, которая разбивает вдребезги ее лицо, разжигает огонь в моей груди и согревает меня изнутри.