Его брови опускаются.

— Почему бы и нет?

— Я не уверен, что это, ооо, то будущее, которого я хочу для себя. — Я запрокидываю голову, когда из моего горла вырывается сдавленный раздраженный и одновременно довольный звук. — Гаррет, пожалуйста.

— Мы поговорим об этом позже. — Его взгляд удерживает мой, игривый, дразнящий, пока он неторопливо прокладывает дорожку вверх по моей щели. — Сейчас я закончу трахать тебя. — Он быстро пронзает меня дилдо, и самодовольно улыбается, когда я выкрикиваю его имя.

Рот Гаррета посасывает мой клитор, когда он входит и выходит, быстрее, жестче, каждый раз ударяя по тому месту, пока я не превращаюсь в хнычущее, дрожащее месиво, умоляющее о том, чтобы кончить. Он сжимает мое горло, скользя вверх по моему телу, прикосновение его взгляда собственническое и дикое. В животе разливается неистовое наслаждение, когда он доводит меня до такого оргазма, который я никогда ранее не испытывала.

— Мне чертовски нравится смотреть, как ты кончаешь, и мне чертовски нравится быть тем, кто доводит тебя до оргазма. — Его рот накрывает мой в обжигающем, всепоглощающем поцелуе, от которого у меня перехватывает дыхание. Он прижимается своим лбом к моему, наблюдая, как я расслабляюсь. — Кончи для меня, солнышко, — требует он, и я подчиняюсь, впиваясь ногтями в его плечи, и он проглатывает свое имя, слетающее с моих губ, снова и снова.

Подушечки его пальцев глубже вдавливаются в мое горло, когда он заставляет меня встретиться с ним взглядом.

— Видишь, как ты еще можешь говорить через это? Этого не случится, когда мой член будет внутри тебя.

* * *

— Ты собираешься сказать мне, почему ты не хочешь устроиться на работу своей мечты в Торонто? — Рука Гаррета сжимает мою, поднося ложку ко рту, и я хмурюсь, когда он проглатывает мои кукурузные хлопья. Он уже съел две миски.

— Почему все продолжают говорить, что это работа моей мечты?

— Разве нет?

— Да. Нет. Не знаю. — Глядя на выражение его лица, я смеюсь. Когда он снова тянется за моей ложкой, я запихиваю ее себе в рот. — Я хотела танцевать, и хотела учить этому. Просто… — Я пожимаю плечами. — Мое мышление постоянно меняется. Я провела свое детство, мечтая стать балериной, танцевать в «Щелкунчике» в Нью-Йорке. Но потом я выросла, и все мои мечты о балете вылетели в окно.

— Значит, ты больше не хочешь преподавать?

— Не знаю. Я любила балет, и он служил определенной цели в моей жизни. Он подпитывал мою любовь к танцам. Но это не я. Как мне научить тому, чем я больше не увлечена? Моя страсть где-то в другом месте.

— В контемпорари? — Спрашивает Гаррет, выпивая молоко из моей тарелки, как только я зачерпываю последние хлопья.

Я опираюсь локтями на столешницу, опускаю подбородок на одну руку, а другой накручиваю волосы.

— Могу я сказать тебе то, чего никогда никому раньше не рассказывала?

— Конечно.

— Я… я хочу открыть свою собственную студию. Для детей. Я хочу научить детей самовыражаться, веселиться. Я хочу, чтобы они любили танцы так же сильно, как любила я, и люблю до сих пор. Я не хочу быть тем строгим учителем танцев, который заставляет сомневаться в каждом кусочке пищи, который кладешь в рот, который говорит тебе, что твоей жизни вне танца не существует. Должен быть здоровый баланс между страстной любовью к чему-либо и позволением этому быть частью твоей жизни, но не делать из этого всю жизнь. И честно? Я уже скучаю по своему отцу; я не хочу ставить себя в положение, когда я буду вынуждена скучать по остальным членам семьи.

Гаррет смотрит на меня долгим взглядом, от которого у меня мурашки бегут по коже от дурного предчувствия, он словно запугивает меня обратно в ту пещеру, из которой мне никогда не следовало выползать. Лишь когда он улыбается, берет мое лицо в ладони и запечатлевает громкий, небрежный поцелуй на моих губах, мои плечи опускаются.

И я отползаю немного дальше от тени, в которой мне так нравилось прятаться.

— Я думаю, это здорово, что ты можешь быть честна с собой. Ты признаешь, чего ты хочешь, и что тебе больше не подходит, или когда ты не совсем уверена, каким будет твой следующий шаг. Я также думаю, что это здорово, что ты можешь оглянуться на свою танцевальную карьеру и понять, что не сработало и что ты не захочешь повторять, когда станешь преподавателем. Я действительно горжусь тем, что я твой друг, Дженни.

Мой нос морщится, когда я опускаю взгляд на свои ноги, раскачиваясь на стуле.

— Спасибо, Гаррет.

Он берет меня за руку и тянет вниз.

— Пойдем посмотрим телевизор в кровати. Я поиграю пальцами по твоей спине.

— Ты уверен? У тебя утренняя раскатка через семь часов.

Он притягивает меня к себе, его рот заглушает мои слова.

— Плевать. — Он шлепает меня по заднице. — Иди.

Сегодняшний вечер был именно тем, что мне было нужно, чтобы забыть о дерьмовом дне. У меня есть Гаррет, и он заставляет меня улыбаться. Я снова чувствую легкость, и разворошенная кровать делает меня счастливой. Один из нас — Гаррет говорит, что это была я — сорвал простыню с кровати во время оргазма номер… четыре? Пять? Пять.

Ладно, это была я. Виновна.

Я нахожу свой фаллоимитатор в смятых одеялах и несу его в ванную, чтобы хорошенько почистить. Она сегодня поработал на славу.

— Спасибо за сегодняшний вечер, девчуля. Ты показала себя потрясающе. — Я прижимаю ее к груди и убираю обратно в шкаф. Я поворачиваюсь к уже заправленной кровати, на которой лежит Гаррет, руки за головой, лодыжки скрещены, брови высоко подняты. — Что?

— Должна ли я напоминать очевидное?

Я забираюсь на него сверху, оседлав его.

— Что это?

Пальцы запутались в моих волосах на затылке, Гаррет целует меня в губы.

— Что я внутри тебя буду ощущаться еще приятнее?

— Ммм. Думаю, ты забываешь очевидное. — Я вжимаюсь в него, толкаясь. Его член дергается, и он стонет, и я улыбаюсь, потому что знаю. Единственное, что вернулось на мое тело раньше, была его футболка. Я снова промокла, и теперь его боксеры тоже. — У меня внутри уже много лет не было члена, который не был бы сделан из резины. Там, внизу, я как новенькая. — Мой рот скользит по его ключице, вверх по шее, задерживаясь на мочке уха. — Узкая. Теплая. Ты никогда не чувствовал ничего подобного, и это единственное место, где ты хочешь быть. Я даже не знаю, какого это — быть с настоящим мужчиной, а ты умираешь от желания показать мне. — Наклоняясь, я провожу рукой между ног, и показываю Гаррету свои блестящие кончики пальцев, прежде чем медленно облизать себя дочиста. — Итак, если кто-то и думает о том, как хорошо было бы чувствовать тебя внутри меня… так, так это ты, большой парень.

Гаррет переворачивает меня на спину, крепко обхватывая запястья по обе стороны от моей головы.

— Поверь мне, солнышко. Я не забыл. — Он кусает меня за челюсть. — Не могу дождаться, когда ты однажды впустишь меня.

— Ты думаешь, я пущу тебя в свой Диснейленд просто так?

— Ты не просто впустишь меня; ты пригласишь меня войти. — Он проводит большим пальцем по моей нижней губе. — Может быть, даже запрешь ворота и не позволишь мне уйти. — Изгибая шею, он проводит кончиком носа по моей челюсти. — Я позабочусь о тебе намного лучше твоего бывшего.

От его безобидных слов в моих жилах стынет кровь. Разве что для меня, эти слова отнюдь не безобидны. Горячий взгляд Гаррета сменяется на замешательство, а затем беспокойство, когда он наблюдает, как я замолкаю. Он мотает головой, но слишком поздно; я уже отталкиваю его от себя.

— Дженни. Я не знал… Я не… Блять, я иногда так дерьмово разговариваю. — Он раздраженно проводит рукой по волосам. — Прости. Забудь, что я что-то сказал, хорошо?

Но я не знаю, смогу ли. Сегодняшний день стал очередным напоминанием о том, что есть люди, которые никогда не хотели быть в моей жизни бескорыстно, и первым человеком, получившим один из этих титулов, стал тот самый бывший, о котором говорит Гаррет. Кевин жадно брал все, что я была готова отдать, и оставил меня ни с чем. Я предпочитаю быть самодостаточной одиночкой именно из-за него, а продолжилось все это благодаря таким людям как Крисси и Нейт.