Господи, какая ужасная мысль, прости меня, Господи, пожалуйста, прости меня… Чтобы искупить свою вину, он попытался сосредоточиться на болтовне попутчицы, которая продолжалась до самого взлета (тут уж она была вынуждена замолчать на минуту-другую). Воспользовавшись ситуацией, Ребус засунул газеты в карман перед собой и, откинувшись на спинку сиденья, быстро и крепко заснул.
Когда Джордж Флайт в очередной раз попытался дозвониться Ребусу в отель из Олд-Бейли, ему сообщили, что тот «поспешно выехал» рано утром, прежде выяснив, как быстрее добраться до аэропорта Хитроу.
– Похоже, что он дал деру, – ехидно проговорил констебль Лэм, – понял, что ему не под силу с нами тягаться… Ничего удивительного.
– Заткнись, Лэм, – огрызнулся Флайт, – здесь что-то не так, ты не находишь? Почему он уехал, никого не предупредив?
– Потому что он Джок, при всем моем к вам уважении, сэр. Испугался небось, что вы выставите ему счет в тройном размере.
Флайт выдавил улыбку, но мысли его были далеко. Прошлым вечером Ребус встречался с психологом, доктором Фрейзер, а сегодня в спешке покинул Лондон. Что случилось? Флайт наморщил нос. Он любил разгадывать подобного рода загадки.
Он зашел в суд, чтобы поговорить с Малькольмом Чамберсом. Чамберс выступал обвинителем по делу, касающемуся одного из осведомителей Флайта. Осведомитель этот был туп как пробка, влип в неприятную историю. Флайт сказал ему, что он вряд ли сможет ему помочь, но по крайней мере попытается. В прошлом, году этот парень дал ему много полезных советов; с его помощью Флайту удалось упрятать за решетку несколько настоящих ублюдков. И теперь Флайт чувствовал, что обязан ему помочь. Он мог бы поговорить с Чамберсом – конечно, не для того, чтобы повлиять на него (об этом не могло быть и речи), но чтобы намекнуть, что информация, которой снабжает их этот человек, представляет большую ценность для полиции и для общества в целом и что если Чамберс будет настаивать на максимально суровом наказании, это не сможет не отразиться на успешной работе полиции и на обществе в целом…
И так далее.
Грязная работенка, но кто-то должен этим заниматься, и к тому же Флайт гордился своей сетью осведомителей. Одна мысль о том, что все может полететь к чертовой матери… Нет, лучше об этом не думать. Ему совсем не хотелось встречаться с Чамберсом, а тем более просить его о чем-либо, особенно после этого фарса с Уоткисом, разыгравшегося на днях в зале суда. Уоткис снова оказался на свободе, трепля языком на каждом углу Ист-Энда и рассказывая гогочущей толпе о том, как дурак констебль сказал ему: «Привет, Томми, что тут опять случилось?» Флайт сильно сомневался, сможет ли Чамберс забыть подобный прокол и не припомнит ли историю ему, Флайту. А, ладно, черт с ним, никуда не денешься, надо побыстрее покончить с неприятным делом.
– Привет, – раздался над его ухом женский голос. Он обернулся и увидел кошачьи глаза и ярко-красные губы Кэт Фаррадэй.
– Привет, Кэт, что ты здесь делаешь?
Она объяснила, что пришла в Олд-Бейли на встречу с известным криминальным журналистом, работающим в весьма влиятельной газете.
– Он пишет о процессе по делу о мошенничестве, – пояснила она, – и будет торчать в зале суда, пока не вынесут приговор.
Флайт кивнул. B ee присутствии он всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Уголком глаза он видел, что Лэм наслаждается его замешательством, и потому попытался сделать вид, будто ему все нипочем, и посмотрел ей прямо в глаза.
– Я видел статьи, которые с твоей подачи напечатали в сегодняшних газетах, – сказал он.
Она скрестила руки на груди:
– Не думаю, что мы с их помощью чего-нибудь добьемся.
– А репортеры догадываются, что мы рассказываем им небылицы?
– Ну, у одного или двух возникли кое-какие подозрения, но у них слишком много читателей, которым не терпится узнать новые подробности из жизни Оборотня. – Она принялась копаться в своей сумке. – К тому же ими командуют издатели, готовые вцепиться в любую сенсацию, которую мы им подкинем. – Она вытащила пачку сигарет и, не предложив никому закурить, закурила сама и, швырнув пачку обратно в сумку, закрыла ее на «молнию».
– Ладно, будем надеяться, что усилия не пропадут даром.
– Ты говорил, это была идея инспектора Ребуса?
– Верно.
– Тогда я сомневаюсь, что Оборотень схватит наживку. Познакомившись с Ребусом, я поняла, что в психологии он не разбирается.
– Нет? – удивился Флайт.
– А он вообще ни в чем не разбирается, – вмешался Лэм.
– Ну зачем же так, – примирительно сказал Флайт. Но Лэм только одарил его своей несносной ухмылкой. Флайт был наполовину растерян, наполовину взбешен. Он-то понимал, что значат ухмылки Лэма: мы то понимаем, почему ты вечно за него заступаешься и что вы двое такие друзья, прямо неразлейвода.
Реплика Лэма вызвала улыбку у Кэт, но заговорила она, обращаясь исключительно к Флайту (она считала ниже собственного достоинства общаться с подчиненными):
– А что, Ребус все еще здесь?
Флайт неопределенно пожал плечами:
– Я сам хотел бы это знать, Кэт. Мне передали, что он сегодня утром умчался в Хитроу, но почему-то без багажа.
– Ну хорошо… – Похоже, эта информация ее ничуть не разочаровала.
Внезапно Флайт замахал рукой, приветствуя Чамберса. Малькольм Чамберс увидел его и подошел к ним легкой пружинящей походкой.
Флайт решил, что настало время представить Кэт.
– Мистер Чамберс, это инспектор Кэт Фаррадэй. Она наш пресс-секретарь по делу об Оборотне.
– А, – отозвался Чамберс, моментально завладев ее рукой, – так, значит, сенсации, напечатанные в сегодняшних газетах, – это ваша заслуга?
– Да, – отвечала Кэт. Ее голос прозвучал неожиданно мягко и женственно; Флайт и не подозревал, что она умеет так разговаривать. – Простите, если они испортили вам завтрак.
И тут случилось невероятное: лицо Чамберса расплылось в улыбке. Флайт уже и забыл, когда адвокат последний раз улыбался за дверьми зала суда. Вот уж действительно, утро, полное сюрпризов!
– Мне показалось, что статьи очень занятные. – Чамберс обернулся к Флайту, считая разговор с Кэт законченным. – Инспектор Флайт, у меня есть для вас десять минут, потом меня ждут в зале суда. Или вы предпочитаете встретиться за обедом?
– Десяти минут вполне достаточно.
– Превосходно. Тогда идемте со мной. – Он взглянул в сторону Лэма, глубоко уязвленного пренебрежением Кэт. – И возьмите с собой своего молодого человека, если он вам нужен.
И Чамберс быстро зашагал по вестибюлю, поскрипывая кожаными подошвами своих ботинок. Флайт подмигнул Кэт и двинулся следом, а за ним молча устремился разъяренный Лэм. Кэт улыбнулась, наслаждаясь бешенством Лэма и тем спектаклем, который Чамберс только что разыграл. Разумеется, она много слышала о нем. Его речи в зале суда единодушно признавались безупречными; у него даже была собственная «группа поддержки», состоявшая из поклонников его ораторского таланта, которые приходили на самые запутанные и скучные разбирательства только для того, чтобы услышать его заключительную речь. По сравнению с ним ее собственная «группа поддержки», представленная кучкой репортеров, не выдерживала сравнения с фанатами Королевского адвоката.
Значит, Ребус отвалил домой? Скатертью дорожка.
– Простите… – Перед ней замаячила чья-то приземистая непонятная фигура.
Кэт прищурилась, отчего ее глаза сузились, как у кошки, и уставилась на пожилую женщину в черной мантии. Женщина улыбалась:
– Вы случайно не присяжная в зал суда номер восемь?
Кэт улыбнулась и покачала головой в ответ.
– Ну ладно… – вздохнула женщина и пошла дальше.
В судебной практике бывают ситуации, когда дело заходит в тупик из-за того, что жюри присяжных не может прийти к единому мнению; такое дело называют «повисшим». Но всегда найдутся судебные приставы, готовые собственными руками повесить некоторых недобросовестных присяжных. Кэт повернулась на своих острых высоких каблуках и отправилась на запланированную встречу. Интересно, не забыл ли Джим Стивене, что должен встретиться с ней? Он был неплохим журналистом, но отличался крайней рассеянностью, которая теперь еще усугублялась тем, что он готовился к новой для себя роли – молодого отца.