– Она ведь ходит на керамику в «Центральный», давненько! – утверждающе и претензионно сказала староста, вынужденно обращаясь к Раде.

Рада повернулась к Миладе, та уже улыбалась, но продолжала смотреть перед собой. Рада тоже перевела взгляд на сцену и замолчала. Это продолжалось с минуту.

Одногруппницы, всем телом обращенные к ним, неожиданно оказались полностью лишенными внимания. И староста, и вторая девушка растерянно застыли в неловком ожидании ответа. В какой-то момент, молчание заставило их сомневаться в том, что претензия была произнесена вслух.

– Я никогда не ходила на керамику. – вдруг спокойно и медленно сказала Милада, не меняя положения.

– Но ты мне не раз говорила об этом! – староста ответила поспешно, почти перебив.

– Я тебе ничего подобного не говорила.

– Говорила и рассказывала, как проходят занятия….

– А, да, говорила.

Одногруппницы оторопело бегали глазами по отвернувшимся от них лицам. Игнорирование продолжалось.

– Я немного устала, мы пойдем поищем место. – сказала стоящая девушка, видимо уже не выдерживая непонятно чего.

Она потянула за руку старосту, которая все еще сидела с раскинутыми в вопросительном жесте руками и надеялась получить какие-то объяснения.

– От чего ты устала? – бросила ей Милада, состроив заинтересованные глазки.

– Стоять.

– Так ты пару минут стоишь, а до этого вы сидели. Я видела.

Одногруппница задержала озадаченный взгляд на невинном, ангельском лице Милады, но ничего не ответила. Староста еще более грузно поднялась, и они пошли к ряду, в котором и вправду сидели до этого.

По пути переговаривались и оглядывались. В ряду уже все было занято. Староста предприняла компенсаторную попытку отстоять места, но получив грубый ответ, видимо сбитая с толку уже второй неловкой ситуацией, была снова оттянута за руку подругой.

Рада с Миладой посидели еще минут десять.

– Зря пришли. – сказала Рада.

– Уходим?

– Тебе здесь интересно?

– Нет.

– Уходим.

Подруги еще некоторое время погуляли по городу. Рада рисовала что-то в маленьком блокноте на ходу и, прощаясь с Миладой на остановке, вырвала листок и отдала его ей.

На тренировку Милада опоздала. В игру вошла без разминки и просто лениво прыгала по кругу.

Наконец-то немного взбодрилась и решилась на перехват. Только она завладела мячом, и сразу же кто-то грубо выбил его из рук. Растерявшись, она заметалась, но уже была готова продолжить, как вдруг дернулась всем телом от неожиданного и громкого вопля:

– Милада! Сколько времени то прошло, краска, краска*! – тренер кричал, не жалея децибелов, и трёс руками над головой.

*краска на баскетбольном сленге – это трёхсекундная зона на площадке, выделенная тёмной краской.

Не зная куда бежать и что делать, она стала нелепо крутиться на месте. Один игрок пихнул ее, она врезалась в другого, ее пихнул и тот. Испуганно и скрючившись в три погибели, она поспешно ретировалась на скамейку. На ее место, нехотя, выбежала запасная спортсменка, бросив на Миладу какой-то хмурый взгляд.

Сидя на лавочке, она еще некоторое время оглядывалась по сторонам в поиске осуждающих взглядов. Казалось, все за ней наблюдают и сейчас то выяснится, что всё она делает до жути неправильно. И сидит неправильно, и смотрит неправильно, и оглядывается неправильно. И вообще, за всю жизнь ничего правильного то и не сделала. Стараясь не давать повода, Милада совсем перестала шевелиться. Но никто на нее не смотрел.

После тренировки, первым делом тренер направился к ней и еще из далека начал грозную тираду:

– Милада, в чем дело? Соревнования через неделю! Такие ошибки глупые! Еще и опоздания постоянные! Теперь запасная будешь.

Милада молча кивнула.

Она очень старалась переодеваться спокойно, но не замечала, что движения ускоряются и становятся все более дергаными. Вот бы удивилась, увидев себя сейчас в зеркало. Хотя самой кажется, что лицо она держит безучастным. Конечно кажется. А как может не казаться, когда так вусмерть хочется?

Дома Милада взялась сурово мерить комнату быстрыми шагами. Нащупав в кармане рисунок Рады из блокнота, она скомкала его и с силой бросила в стену. Он даже не долетел. Это распалило ее еще больше, и она принялась топтать его ногой.

Осознав, что именно она делает, Миладе стало стыдно. Она подняла листочек и бережно его расправила.

Немного постояв с ним в руках, посмотрела на шкаф и медленно, как в трансе, пошла к нему. Открыла деревянную дверцу и подняла с полки стопку тетрадей. Вытащила из-под них книгу и, совсем потеряв интерес к рисунку, не глядя, бросила его в глубь стеллажа. С книгой прошла к столу и положила ее на середину.

Опять стала ходить туда-сюда по комнате. Потом остановилась и рывком бросилась к той же дверце. Достала черную коробочку и положила рядом с книгой.

Ни на что не решилась и легла спать.

20 сентября 2024

Дорогу приходилось перебегать в неположенном месте. Именно приходилось. Что же, круг теперь обходить? Такое допускалось только перед тренировкой.

Толкаясь в легкой панике от сигнала машины, наконец-то добрались до тротуара.

Рада говорила на ходу, держа одной рукой блокнот, а второй показывая то на него, то в небо. Милада слушала.

Разговор начался еще на паре и до сих пор влачил безбедное существование. Он прошел и через споры, и через молчание, и тема все пыталась поменяться, но по этой дороге она сохранится до самого дома. Здесь взгляду зацепиться не за что.

Отрицательно мотая головой на доводы Рады, Милада рассуждала:

– Бездна, конечно. Как это, без дна? Есть забавный стих на эту тему:

С неба бережно ветер, ложью лаская, уводит

В таинство бездны без края снега кусочек.

Летят, доверяют, а что же? Разом убить всех сможет?

Ручки хрупкие не ломая, танцуют.

Танцующих много спускалось,

Но никто не увидел, что у бездны дно показалось.

Разом упали, разом сломались, разом убил их.

И не заметил, и не запомнил,

И убивал других уж.

Ладно, не забавный. Да и не на эту тему. Но как не спорить об этом? Все только то и делают, что спорят, а я всем и верю. Хотя даже глазам лучше не верить, потому что они мало что умеют. Как и уши. Но концовка жизненная. Хотя какая там жизнь, в космосе то.

– Про тихоходок слышала?

– Нет, слишком тихие.

– Не смешно.

– Да.

– Ты не про эту жизнь?

– Я и сама не знаю про какую. Хотя она то и лучше, на мой взгляд.

– Чем чья?

– Человека.

– Согласна. В человеке слишком много лишнего.

– И я о том же. О лишнем. Зачем оно? Из-за избыточности непременно возникает множество вопросов. Возникает и вопрос о причинности следствия возникновения множества вопросов из-за избыточности. И вот, возникновение вопроса о возникающих из-за избыточности вопросах, и есть сама избыточность.

– Но у глаз и ушей, так понимаю, дефицит?

– У них-то да, а я о другом.

– О чем?

– О том, что у человека сложное хитросплетение из разрастающихся, неприткновенных, неизмеримых ощущений, которые постоянно выбиваются из обыденности, и всё пытаются оттуда выбить тебя.

– Тебя?

– Ну да, меня.

– Например?

– Например: так получилось, что разум человека выдвигает сам себе жестокие требования на непостижимое, на беспрецедентное. Имея пределы времени, данные эволюцией, и степень понимания времени, данную эволюцией, дано ему и от нее же, желание осмыслить вневременное. Как так вышло, что вспышка знает до сих пор, что она вспышка в мире фонариков, если ей от этого тошно?

– Выдуманные эмоции хотят в жизнь. И скорее всего это случайность. Люди – это все еще процесс. Много кто писал об этом.

– Конечно, как есть те, кто мучаются невесть откуда взявшимися вопросами, так есть и те, кто мучаются невесть откуда взявшимися процессами, вызвавшими эти вопросы.