– Как думаешь, каков настоящий английский джентльмен? – спросил он, отставив чашку.

– Ну, прежде всего он хорошо образован, – Фил задумался.

– Да, – кивнул Алекс.

– И хорошо воспитан. Сдержан, умен. Обладает чувством юмора и не чужд самоиронии…

– Это можно объединить в папку «Ум».

– Не скажи, некоторые мои однокашники были умными, но совершенно не понимали шуток.

– Ну, что еще?

– Он в хорошей физической форме, имеет хобби и стиль, умеет хорошо одеваться… – Фил снова задумался. – А про самообладание я уже говорил? Еще эрудированность.

– То есть английский джентльмен – он как я? – подытожил Алекс.

– Вовсе нет! – Фил даже поднялся с дивана.

– Почему же?

– Ты слишком русский, – растерянно произнес Фил.

– Ну и что? Если б я не сказал, ты бы даже не догадался.

– Рано или поздно догадался бы.

– Мы оба знаем, что это не так.

– Русский априори не может быть английским джентльменом!

– Да ладно, без этого я был бы эталон, и люди просто боялись бы ко мне приближаться… Расслабься, я шучу, – Алекс улыбнулся, как бы в знак доказательства. – А ты знал, что английские клубы возникли еще в шестнадцатом веке, но первым клубом в современном понимании стал кружок любителей кофе в Оксфорде веком спустя? – Он писал статью про джентльменские клубы и все утро увлеченно гуглил в поисках информации. Фил неуверенно кивнул. – Жаль только, это уже всем известно. Мне бы какой-нибудь конкретики.

– Отец посещает «Нэвал энд Милитари клаб» в Сент-Джеймс-сквер.

Конечно, этот клуб считался не таким респектабельным, как «Уайтс» или «Будлс», но отец в юности тоже любил немного побунтовать, ну а потом уж привык к «Милитари».

– Расскажи-ка поподробнее.

– Клуб на улице Бэбмэйс-стрит, – Фил наморщил лоб, вспоминая. – Отец говорил, в том особняке не меньше семидесяти семи комнат. Там есть помещение для слуг, сад во внутреннем дворе и гараж.

–– И там наверняка стоят диваны «честерфилд». Ампир, лепнина, запах въевшегося в мебель табака и старых денег.

– Ты там был? – удивился Фил.

– Нет, просто представил. Как там витает флер политических разговоров про старые добрые стратегии Древнего Рима – разделяй и властвуй, рассорь соседей, дай лишний кусок пирога и получи целый пирог… А не, это уже для другой статьи. И как твой отец туда попал?

– Ну, у него связи со времен учебы.

– Ага, по протекции. Он что-нибудь рассказывает про клуб?

– Нет, конечно! Его бы тогда исключили.

– А тебя он когда-нибудь звал?

– Ну, это было бы неловко. Он ходит туда, когда хочет побыть один. Условно говоря.

– То есть подальше от миссис Сноудон? – понимающе кивнул Алекс. – А существуют ли там… ну не знаю… Типа временные пропуски, приглашения на вечер?

– В этот нет.

– Хм, – сказал Алекс, постукивая по мышке. – Есть еще «Будлс», основанный в 1762 году, есть «Брукс» на Парк-плейс, «Уайтс», «Тревелерс»… Про «Уайтс» я знаю, что в 2008 году от членства в нем отказался Джеймс Кэмерон, потому что клуб тогда официально отказался принимать женщин.

– Они из самых консервативных.

– Но где же мне тогда брать информацию – у газет-конкурентов, что ли?

– Я думал, ты знаешь все на свете.

– Джентльменские клубы как-то не входили в сферу моих интересов.

– Может, тут есть? – Фил кивнул на книги. Еще отец иногда ходил в один клуб на Олд-Фолд-лейн в Чиппинг-Барнете, но там просто играли в гольф.

– Если бы в книгах хранилась вся информация, журналисты были бы не нужны, – покачал головой Алекс. – Ладно, напишу пока про одежду.

И он продолжил набирать текст:

«Одеваться по правилам джентльмены учатся еще в частных школах. Пример итонской формы: черный пиджак, брюки в тонкую полоску и галстук-бабочка, который шьется на заказ. Может, устав от постоянной формы в школе, некоторые англичане, взрослея, начинают одеваться экстравагантно…» – Он стер последнюю фразу и помассировал виски. У него никак не получилось ухватить нерв, суть.

Он поднялся с места и решил завести разговор с другой стороны, в надежде, что идея придет с нового ракурса:

– А какой, по-твоему, недостаток у русских?

– Вас иногда слишком много, – неуверенно ответил Фил, – особенно ваших олигархов.

– Разве это так плохо?

– Ну, если судить по правилам хорошего тона… Это вопрос уместности. А у нас?

– Вы иногда слишком прагматичны.

– Разве это минус?

– Когда речь идет о заимствовании чужих ценностей и ресурсов – то да.

– Так это ж давно было.

– Хм, – сказал Алекс.

– У наших народов ведь есть и что-то общее, верно?

– Может, стойкость? – предположил Алекс. – И англичане так же ходят, уставившись в землю. Наверно, климат тоже влияет… Нет, для статьи не пойдет, разве что для стендапа.

– Ты еще и стендапом занимаешься? – удивился Фил.

Алекс поморщился:

– Ну, занимаюсь – это громко сказано. Так, иногда просят рассказать что-нибудь для эмигрантского клуба, не более. Просто чтобы заполнить вечер.

– Эмигрантского клуба?

– Да. А ты думал, только у джентльменов есть клубы?

– А можно спросить…

– Нет, – отрезал Алекс.

Он снова углубился в статью, а Фил вытащил из книжной кучи очередную увесистую книгу. Даже очень увесистую. Это оказалось «Троецарствие» Ло Гуаньчжуна, и Фил, посомневавшись, отложил ее обратно.

Спустя некоторое время Алекс пояснил:

– Я там обычно высмеиваю англичан, а это не предназначено для английского уха, сам понимаешь.

– Я – могила! – пообещал Фил.

– Нет.

***

Стрит-арты Шордича, казалось, сами выпрыгивали навстречу, будто танцовщица из торта. Например, неожиданным стал сурикат из красных ленточек с названиями городов26. Под его глазом, как синяк, виднелась надпись «Москва». Дальше по Брик-лейн красовалась граффити от Шока-1, приятеля Бэнкси – «Мужчина и женщина танцуют танго». Мужчина и женщина танцевали танго среди звезд, потому что маленький земной шарик далеко внизу под их ногами был захламлен разными вещами.

Работы самого Бэнкси разбирались вместе со стенами, так что в Лондоне от него, считай, почти ничего и не осталось. Например, его работу у рынка на Портобелло-роуд недалеко от дома Мадлен владелец здания продал за 350 тысяч фунтов.

– Даже те эмигранты, которые хорошо знают английский, могут попасть впросак, – говорил с небольшой сцены Алекс. Бар «Конкрит», где проходили стендапы, находился в Шордиче (мировой витрине всевозможных граффити) и располагался на цокольном этаже бывшей чайной фабрики. Публика была русскоязычная, но из уважения к владельцу бара и барменам Алекс дублировал текст на английском в виде субтитров, ползущих на белом экране за его спиной снизу вверх, как в «Звездных войнах», чтобы они не подумали, будто он иронизирует над ними. – Им все равно требуется перевод с королевского английского на обычный. Например, если англичанин хочет сказать «Что за бред» или «Ты что, идиот?», он говорит: «Вы, наверное, шутите?». Еще они любят сказать вам что-нибудь нейтральное про погоду, и только наутро до вас дойдет, что вас послали или, наоборот, пригласили на чай. Намекаете, что я мог бы соображать быстрее? Но понимаете, тогда они уже безнадежно отстанут… Спасибо, вы отличная публика.

А вот английская хладнокровность иногда впечатляет. Вы ведь знаете, почему во всех английских домах есть минимум второй этаж? Чтобы поселить гостя подальше от камина. Да-да, англичане не слишком-то жалуют гостей. Ведь у них огромная личная дистанция. Можно представить это так: сначала в комнату заходит дистанция, а потом уже сам англичанин. Отсюда и такие просторные комнаты – я имею в виду, в особняках. Это чтобы дистанция могла в них разместиться. Но вы поняли нюанс – только богачи могут позволить себе ее иметь. Бедняки довольствуются лишь двухэтажными автобусами… – Алекс говорил так, будто дистанция – это было нечто одушевленное. Хотя Фил не замечал за собой особенной дистанции. Да, он не лез к малознакомым людям, но только потому, что этого не позволяли правила хорошего тона. Англичане просто ненавязчивы, вот что. – Спасибо, вы отличная публика!