Дорогая Элизабет,
сегодня утром получила твое письмо. Маманя дала мне его, когда я спускалась по лестнице. Ты не поверишь, но почтальон все так же приходит на кухню обжиматься с Пегги. Ты только подумай, им уже почти сто лет, а он все еще никак не уймется! Маманя с них глаз не спускает. Кстати, она дала мне конверт с маркой и сказала, что положила туда записку для тебя. Маманя, наверное, мысли читает, совсем как гадалки, иначе откуда бы ей знать, что ты просила написать ответ как можно быстрее?
Я думаю, тебе следует называть его Гарри. Без всяких предисловий. Забудь все глупости про дядей и мисс, и если они думают, что ты уже взрослая, то и действуй по-взрослому! Это первое.
Второе. Перестань за них переживать, они же никогда не были счастливы. Вот честно, даже когда ты жила с нами, то постоянно рассказывала мне, какие они холодные и колючие друг с другом. Оно бы рано или поздно все равно произошло. Папаня прочитал в газете, что половина населения Англии расходится и разводится из-за войны.
К тому же для них ведь развод не грех. Они никогда не венчались по-настоящему в католической церкви, так что там нечего расторгать или аннулировать.
А если твоя мама помолодела внешне и внутренне, так это же замечательно! Разве не к этому все стремятся? Когда маманя говорит, что снова чувствует себя девочкой, то всегда имеет в виду что-то хорошее, вроде пикника или пробежки на горку.
Я знаю, что написала маманя. Она не запечатала письмо, и поэтому я поняла, что мне позволено его прочитать, так, может, ты и правда к нам приедешь? Мы бы обсудили эту ситуацию, а еще скоро каникулы, и было бы здорово знать, что ты приезжаешь. Без тебя здесь можно сдохнуть от одиночества. Конечно, я подружилась с Джоанни, и она оказалась гораздо лучше, чем мы думали в прошлом году, но все равно совсем не то же самое, что жить вместе с кем-то и позволять себе говорить все, что думаешь.
Как там твоя подруга Моника (я все еще думаю про кошку Ниам)? Может ли она хохотать с тобой так же, как мы хохотали? Похоже, нет, ведь иначе ты бы рассказала ей и ее маме про то, что у тебя дома происходит.
Слушай, не переживай ты так! В каком-то смысле они правы. Ты действительно уже взрослая. Нам семнадцатый год, и если в таком возрасте люди еще не повзрослели, то когда же они взрослеют?
Можешь ли ты разговаривать с отцом на другие темы? Как мы с папаней, когда он начинает бурчать и жаловаться. Нет, пожалуй, с папаней не очень хороший пример. По крайней мере, он не жалуется на то, что маманя сбежала с другим мужчиной. В такое невозможно поверить.
Ты, наверное, в полном отчаянии. Мне безумно жаль! Просто кошмар какой-то! Не могу выразить словами, как я хочу и изо всех сил молюсь, чтобы все наладилось.
А пока тебе надо прямо подойти к нему и назвать его Гарри. Непременно расскажи мне, как он отреагирует.
Целую,
Эшлинг
Дорогая Эшлинг,
сегодня письмо будет совсем короткое. Я назвала его Гарри, и видела бы ты его реакцию! Он: «Что?» – а я ему: «Я сказала, нет, спасибо, Гарри». «А-а-а…» – промычал он. «Вы же сами просили меня отказаться от формальностей», – говорю я. «Да, в самом деле, моя дорогая», – ответил он, но видно же, что он совершенно ошарашен. А потом я назвала его Гарри при папе, и папа засмеялся. И сказал, что я права, именно так и следует называть маминого друга: пижон, он и есть пижон.
Мама тоже осталась довольна и сказала, что всегда знала, что Гарри мне понравится.
Сегодня первый день каникул, я проведу всю неделю у Моники. Тетушка Эйлин предложила мне куда-нибудь уехать из дома, чтобы им было проще поговорить друг с другом. Она считает, что нет особой надежды на то, что они решат остаться вместе, но, возможно, они сумеют договориться о решении официальных вопросов, если им не придется оглядываться на меня. Думаю, она права.
У Моники есть ужасный парень, он ей как бы не совсем подходит, но она от него в восторге. Я поживу у нее, и тогда мы сможем все вместе гулять, а ее мама будет думать, что мы с ней только вдвоем.
Передавай привет всему семейству. Тетушка Эйлин написала, что Доналу стало хуже. Мне очень жаль, я надеюсь, он уже поправился.
Целую,
Элизабет
Дорогая Элизабет,
Донал чувствует себя хорошо, его соборовали, ты ведь помнишь, что это такое? Это когда мажут руки и ноги освященным маслом, так делают только для умирающих. Но он поправился. Иногда соборование вылечивает. Донал выздоравливает, он уже садится в постели и смеется. В его комнате топят камин, хотя на дворе июль.
Джоанни тоже завела себе парня, его зовут Дэвид Грей, он из семьи протестантов. Такой красавчик, но об их отношениях никто не должен знать. Он пишет ей записки и обещает отвезти нас обеих на следующей неделе в Уэксфорд на машине двоюродного брата. В Уэксфорд! На машине! С одним из Греев!
Теперь ты небось жалеешь, что не приехала погостить к нам, вместо того чтобы пожить у Моники? Кстати, почему ты не приехала?
Целую,
Эшлинг
Когда Элизабет вернулась в дом на Кларенс-Гарденс после недели, проведенной у Моники, первым делом ей бросилась в глаза грязь повсюду. Вокруг мусорного ведра на кухне валялись остатки еды, заляпанную плиту покрыла пригоревшая корка, которая въелась в эмаль. Пахло скисшим молоком. Камин в гостиной не вычистили, а пол перед камином усыпан золой, словно в прошлый раз его почистили кое-как. Корзина для белья в ванной стояла открытой, одежда валялась на полу. Мокрые полотенца лежали свернутыми в углу, воняло затхлостью.
Возле кровати отца стоял поднос с остатками завтрака. Молоко в кружке скисло, над джемом вились осы.
За окном виднелся заросший и неприветливый садик: крапива и колючки задушили растения, которые Элизабет помогала посадить весной. В этом году впервые снова разрешили сажать цветы, раньше на участке возле дома позволялось выращивать только овощи.
Элизабет посмотрела на брошенную на пол пижаму отца. Он оставил записку, что ушел на консультацию с юридической компанией, которая занимается делами банка, но, по словам менеджера банка, к ним можно обратиться и по личным вопросам.
Подумать только! Отец сидел за грязным столом на кухне в доме, который выглядит как помойка, и писал про юридическую компанию и личные дела! Он даже посуду в раковину не поставил, не написал, что рад возвращению Элизабет.
Ничего удивительного, что в его жизни сплошная черная полоса.
На Элизабет внезапно нахлынула волна раздражения. Это несправедливо! Совершенно несправедливо! Люди должны оставаться на своих местах. Тетушке Эйлин тоже много чего не нравится, но она же не сбегает из дома! Ей не нравится, как дядюшка Шон отзывается о британцах и войне; не нравятся друзья Имона, которых все называют хулиганами; не нравится, когда Эшлинг огрызается и когда Морин привозит целую сумку грязной одежды из Дублина, чтобы ее постирали на выходных дома. Ей не нравится, что челка Пегги падает на глаза и что почтальон приходит потискать Пегги, когда никого нет дома. Ей не нравится, когда Ниам закатывает истерики, чтобы добиться своего. Тетушка Эйлин сильно сердится на Донала, если тот выходит из дому без пальто и шарфа или если кто-нибудь заговаривает про безумных ирландцев, которые вступили в британскую армию. Но тетушка Эйлин как-то с этим справляется! Она поджимает губы и с головой уходит в работу. Даже мама Моники Харт, про которую говорят, что у нее «нервы», как-то справляется, если что-то идет не так. Когда мистер Харт вернулся, у них были сложности, но она ведь не собрала чемодан и не бросила их! А подумать только, что чувствовала бедная миссис Линч, мама Берны, когда ее ужасный муж заявился к О’Коннорам и напугал их до смерти, когда его находили пьяным на остановках… и много чего еще. Но миссис Линч ведь не уехала из города!
