Пока он бежал, дождь постепенно начал утихать, пока не кончился совсем.

Но силы постепенно покидали его. Тот первоначальный запал, который был в нем, таял, как снег на солнце. Пламя клейма холодело. Оно уже не согревало мокрое, измотанное тело…

Димка, в очередной раз упал, запнувшись обо что-то, ударился головой об дерево. И вдруг словно прозрел: «Река! Река!». В городе можно было укрыться, найти прибежище. Эта вера, наивная вера в спасение овладела им так, как навязчивая идея овладевает сознанием умалишенного.

Вниз по реке до города каких-то семьдесят-восемьдесят километров со всеми изгибами.

Он бежал по холмистой местности, через редкие подлески, сквозь высокую траву. На этих полях, служивших пастбищем для небольшого армейского подсобного хозяйства, обычно проводились боевые учения со стрельбами и марш-бросками. Поэтому местность была ему знакома. Он бежал до тех пор, пока не начало светать. Портянки сбились. В сапогах хлюпала вода. И каждый шаг доставался с болью – болью от стертых до кровяных мозолей ступней ног. Боль с левой груди всецело переместилась в ноги. Но жажда свободы была сильнее и выше этой боли.

Дорога от военного городка шла вдоль реки, пересекая ее по броду, выше которого находился широкий плес – излюбленное место городских рыбаков и просто любителей отдохнуть на природе.

Ниже плеса река начинала петлять, на пути ее вставали отроги невысоких, сглаженных гор. На этом отрезке река иногда протекала между высоких, отвесных скал. Многократно увеличивая скорость своего течения, вырвавшись из гор на свободу, к городу она подходила прямая и спокойная.

Река носила странное имя: Грива. И небольшой провинциальный городишко, расположенный по обоим берегам реки, носил имя Гривинск. В городе проживало не более тридцати тысяч человек. Единственным большим градообразующим предприятием был оборонный завод. Река делила город на две части: старый – деревянный, и новый – каменный, благоустроенный. Части соединялись красивым, железобетонным арочным мостом – главной достопримечательностью города.

В то время как Димка, добежав до реки, обессиленный упал на берег, в комендатуре уже начался переполох. Быстро ушла в штаб округа телефонограмма. Военная часть была поднята по тревоге. Димка, как ему показалось, даже услышал оглушительный вой сирены в военном городке. Он съежился весь, собрался в комочек, притянув ноги к груди, закрыл уши ладонями.

Беглец поймал себя на мысли, что с ним, вернее с клеймом, происходит что-то странное: как только он готов был испугаться, расплакаться от безнадеги, расписаться в своем бессилии, впасть в истерику, клеймо начинало гореть таким пламенем, что тело пронзала боль такой остроты, что страх и любые другие слабости забывались в момент. Клеймо стало его наставником и проводником.

Димке показалось, что он слышит рев солдатских машин. Эта, внезапно возникшая слуховая галлюцинация, вернула его к жизни из забытья. Он пополз к реке. Он слышал ее ласковое журчание и плеск волн, набегавших на берег. Он слышал спасительный шелест воды. Но когда он увидел на берегу лодку, привязанную веревкой к вбитому в землю колышку, сердце его затрепетало, как птица в ладонях. Он увидел лодку потому, что туман начал медленно подниматься над рекой. Солнечный свет и легкий теплый ветерок обнажали реку, также как вспыхнувшая в груди надежда обнажала и воскрешала Димкину душу. Его опять повлекло к свободе, да он и не сопротивлялся этому влечению.

Лодка была дюралюминиевая, с небольшими подкрылками. Когда Димка подполз к лодке, он увидел лежащие на дне ее весла и старые рыбацкие прорезиненные куртки. По всей видимости, где-то недалеко были рыбаки. Мотор в целях предосторожности они утащили с собой. И, действительно, через несколько минут, Димка увидел в метрах ста от себя среди редких берез зеленоватую провисшую крышу, вымокшей за ночь палатки.

– Наверное, спят. Много водки было. – С улыбкой подумал Димка.

Он скинул с колышка веревку и оттолкнул лодку от берега. Осторожно, бесшумно поднимая и опуская ноги, пошел к стремнине реки. Как только дно реки сделало резкий скачок вниз, он еще раз оттолкнулся ногой и забрался в лодку. У него еще хватило сил стянуть сапоги, портянки, брюки и гимнастерку. Он взял две куртки сухие изнутри и укрылся ими. Больше он ничего не смог.

Лодку потащило, повлекло по течению вниз по реке!

Погруженному в музыку и агонию душевного порыва, Димке казалось, что он сам извлекает эти волшебные звуки. Сердце его, казалось, стучало в такт музыке. На утреннем небосводе еще горели две звезды, но уже первые солнечные лучи достигли земли. Свет лучей, отражаясь от воды, превращал реку в сверкающий поток звезд. Река становилась похожей на млечный путь…

Димка не мог понять, сколько прошло времени с того момента, когда он начал свое одиночное плавание. Солнце уже клонилось к закату. Лодка стояла на отмели посреди реки…

Где-то на горизонте заблестели огни города.

Димка наслаждался свободой и дышал свежим речным ветром.

До города оставалось плыть не более двух-трех часов…

…В жаркое июльское утро Аркадий Семенович Бобков вышел из своей квартиры, находящейся в старой деревянной «двухэтажке» барачного типа и пошел, как обычно, на утреннюю планерку. Он совершал свой вояж ежедневно.

Майор Бобков, а среди горожан просто Семеныч, был уже десять лет как на пенсии, но службу в органах не бросал. Когда-то он был самым лучшим сыщиком, а теперь работал простым участковым. У майора был самый тихий и лучший участок в городе. Хотя на его территории находилась, давно надоевшая милиции, Старая пристань – деревянное полуразрушенное здание.

… Полковник Демин – начальник городского отдела внутренних дел – был в плохом настроении, с суровым выражением лица.

– Итак, товарищи офицеры, я должен довести до вас, что сегодня ночью пришло извещение из военной прокуратуры – очередной беглец из военной части. Двухдневные поиски силами военных результата не дали, поэтому беглец объявлен в федеральный розыск. Хотя этим делом будет заниматься розыскной отдел, прошу также подключиться к розыску ППС и участковых. Все следы ведут в город, поэтому возможно беглец будет искать прибежища в нашем городе. Прошу все службы отнестись к данному инциденту ответственно и серьезно. После планерки прошу всех взять ориентировки. Особая просьба у меня к вам, Аркадий Семенович. На твоем участке самое большое количество злачных мест, где может укрыться преступник. Одна только старая пристань чего стоит. Сколько уж раз говорил мэру, что надо снести или сжечь этот сарай. Так нет, все руки не доходят. Вам в помощь я дам еще несколько сотрудников. Дезертир представляет опасность для общества и безоружный, он готов на все. При обнаружении преступника прошу принять меры по задержанию. Разрешено применение табельного оружия.

Семеныч погладил свои седые пышные усы и погрузился в раздумье. Семеныча уважали, но недолюбливали за честность и принципиальность. Эти качества, бывшие когда-то лучшими для милиции сейчас были не в моде. Семеныч это знал.

– Что, майор, озадачил я тебя. – Полковник прочитал неуловимым взглядом на лице Семеныча недовольство. – Сколько их ты переловил на своем веку?

– Да помню – двенадцать, если память мне не изменяет. Причем за последние пять лет семь или восемь человек. Что-то стали часто бегать из армии наши сынки.

– Вот тебе еще одна возможность отличиться. Уже второй год хлопочу о твоем звании, но думаю, скоро будет у тебя две звезды. Если в этот раз подфартит, то уйдешь на заслуженный отдых подполковником.

– …Старая пристань, старая пристань… – тихо бурчал себе под нос Семеныч, неторопливо возвращаясь к себе домой.

Старая пристань – это старое деревянное полуразрушенное здание барачного типа, бывшее ранее речным вокзалом. Теперь же, когда новый современный город начал разрастаться, в двух километрах ниже по течению построили бетонный причал и новое кирпичное здание речного вокзала. Здание же Старой Пристани было без стекол, кое-где и без рам, без дверей. В весенне-осенний период Старая Пристань была надежным прибежищем для разного рода неформалов и другой вольнолюбивой публики.