На следующем рисунке была изображена старушка Глория.

– Бабушку не трогай! – выхватила листок Настя.

– Да пошла ты! Вместе со своей бабушкой. Которая, кстати, не твоя.

Дверь хлопнула. От Серёжкиного визита остались только грязные следы. Дождавшись, когда захлопнется дверь лифта, Настя схватила рисунок, накинула куртку и побежала к старушке Глории. Глория впустила её, зарёванную, ни слова не спрашивая.

Несколько минут Настя сидела молча, глотая слёзы. Слёзы катились сухие, злые и горячие. От них распухали губы. Только напоив Настю успокоительным отваром, Глория спросила:

– Ну что, сам узнал? Нет? Сказали добрые люди… Так я и думала.

Настя разревелась.

– Пореви, пореви, со слезами всё выйдет. Значит, не твоё это. Плюнуть и растереть!

Старушка сняла с сухонького, как у мумии, пальца малахитовую жабу и протянула Насте.

– Нет-нет, – замотала головой Настя.

– Бери, бери. Ей у тебя лучше будет. У меня она сохнет.

– Бабуль, а можно я к вам приходить буду?

Старушка Глория поджала губы.

– Попробуй не приди!

Теперь Настя стала мишенью для Мишурина.

Он доставал её и на уроках, и на перемене, цеплялся к каждому слову и жесту.

– Ну что, врунья? На кладбище этой ночью не ходила? Голубям бошки не откручивала? Лягушачьи лапки не сушила? Что ж ты так? Наколдуй мне пятак по геометрии, а? Ну чего тебе стоит? – кривлялся он.

Самое обидное, что Настя даже не пыталась защищаться. И когда он написал мерзкое послание прямо на её странице «ВКонтакте», она просто закрыла страницу.

Я чувствовала себя ужасно виноватой перед Настей. Извинилась, конечно, но Настя ответила равнодушно, не глядя: «Ты-то при чём? Я сама виновата». От этого мне стало ещё хуже. Лучше бы послала, честное слово! Обозвала бы как-нибудь. Всё-таки заслуженно.

Глядя на поведение Мишурина, даже самые вредные пацаны вступались за Настю.

– Чего ты к нашей ведьме цепляешься, Серый? Отказала, что ли? – кричал на весь класс Малеев.

Но Мишурин не успокаивался. Он увидел Настино кольцо.

– Врунья-Ведунья, откуда у тебя колечко-то? Украла? Да, чего от тебя ещё ожидать… И квартира чужая, и вещи чужие. Может, у тебя и имя чужое? Воровка!

Этого Настя не выдержала. Самый страшный гнев – гнев терпеливого человека, так говорила старушка Глория. Настя медленно, очень медленно встала, и смотреть на неё было жутко: волосы как чёрное облако над пылающими щеками, глаза горят. Как будто где-то рядом бушевал ветер и ворвался в неё. Я только в кино такое видела!

– Да чтоб ты… провалился! – страшным шёпотом произнесла Настя.

Мишурин на минуту оторопел. Но от страха стал ещё больше кривляться.

– Ага, провалюсь сейчас прямо, – за-ржал Мишурин. – Напугала! Всё ведьму из себя строишь? Ой, как страшно-то!

Я смотрела Серёге под ноги. Мне казалось, что пол вот-вот треснет, и Серёжка провалится прямо на наших глазах. Что-то непременно должно было случиться. И случилось бы, наверное, если бы в класс не вошла Тамара Андреевна. Учителя умеют отпугивать волшебство, я давно заметила.

– Садитесь, – сказала Тамара Андреевна, возвращая нас к школьной реальности. – Что это с тобой, Ведунова? У тебя не температура? Что-то ты мне не нравишься.

– Мне тоже, – с ухмылочкой вставил Серёга.

– А я бы на твоём месте помолчала, Мишурин, – махнула рукой Тамара Андреевна. – Я как раз собиралась объявить итоги четвертной. И ты, Мишурин, единственный ученик, который провалился на контрольной. Это же надо умудриться – ни одного задания правильно не сделать. Полный провал!

– Оп-ля! – присвистнул кто-то. – Он всё-таки провалился!

Серый обернулся к Насте. Лицо у неё всё ещё пылало, но волосы улеглись – ветер угомонился.

– Наколдовала всё-таки, ведьма? Значит, ты – настоящая?

Серёжка смотрел на неё виновато и изумлённо, как щенок, который что-то натворил, но сам не понял – что.

– А я всегда была настоящая, – пожала плечами Настя.

– Эх, потерял ты свою ведьму, Серый. Теперь не жди помощи от потусторонних сил, – наигранно вздохнул Иванов.

– А он себе новую нарисует! – сказал Малеев.

Тамара Андреевна растерянно оглядела класс.

– А что случилось? – с любопытством спросила она.

– Ничего! Вообще ничего! – заверили её.

Тамара Андреевна поджала губы. Вот так всегда! Что-то уже произошло, а учителя узнают обо всём в последнюю очередь. Или не узнают вообще.

Под стеклом – фото с Джонни и Брэдом, над зеркалом – открытка с Леонардо.

И только в личном блокноте – он. И глаза у него – холоднее льда. Всё потому, что она не выучила историю, не удержалась от булочки с маком и не заставила себя сделать тридцать приседаний. Он смотрел на неё, и ей хотелось стать лучше.

Таких, как он, давно уже нет, и она никогда его не встретит. Кто мог бы его заменить, ну кто? Одноклассники все какие-то нелепые, пошлые.

Позвонили в дверь, пришлось прятать Бакунина…

Я влюбилась. Сказать кому-то – засмеют! Влюбилась в нереального человека. Есть у меня набор открыток – «Друзья Пушкина по лицею». У них такие глаза! Такие лица! Я их всех изучила, как своих друзей. Горчаков, Пущин, Дельвиг, Корсаков, Вольховский, Кюхельбекер, Бакунин… Вот этот самый Бакунин Александр – он мне в самое сердце запал. Когда я сажусь за письменный стол, кладу его под стекло на столешнице, между Джонни Деппом и Брэдом Питом.

Ну, с этими двумя всё понятно – голливудские звёзды, избалованные поклонницами. А Бакунин – другой. Вот сажусь делать уроки, а он смотрит. Он ТАК смотрит на меня своими большими задумчивыми глазами! Благородное лицо! Такой не стал бы плеваться посреди улицы – кто дальше, носить дурацкие штаны, из которых выглядывают трусы, материться при девочках. Он уступал бы место, дарил цветы… А как бы он целовался, интересно? Наверное, очень нежно. И никому бы не трепался об этом! Недавно у нас одна девчонка встречалась с одноклассником, так он потом всем друзьям показывал следы на шее – будто она его укусила в порыве страсти.

Я подошла к зеркалу и прикрыла глаза. Между прочим, я очень красивая, Натали Гончарова отдыхает! Что красивого в этой Гончаровой? Не понимаю. Я прикоснулась к зеркалу губами. Вот так я его поцеловала бы, очень осторожно, едва касаясь. Немного мешал нос, касаясь холодного стекла.

Встречу ли я когда-нибудь такого, как Бакунин? Наверное, пошла бы за ним на край света. В ссылку какую-нибудь, например. А что, я смогла бы! Тем более сейчас и в Сибири Интернет есть.

В дверь позвонили. Я закинула своего любимого в ящик стола.

Жанка влетела в мою комнату, на ходу скидывая пальто, и сразу заметила пустоту между Брэдом и Джонни.

– Опять своего лицеиста спрятала? – засмеялась она.

Жанке можно доверять. Ей самой, например, нравится Войцеховский, друг Бакунина. Но сказать об этом одноклассникам? Не поймут. Если бы мы признались, что влюбились в Диму Билана, нам бы посочувствовали, но поняли.

Одна стенка в моей комнате разрисована очаровательными вампиршами, русалками, эльфами и колдуньями. Я срисовывала с карт Таро. Мама называет её «Стена ужаса», одноклассники фоткаются на фоне стены. И вдруг – лицеист из XIX века.

– Ты даже не представляешь, какой у меня для тебя сюрприз, – взволнованно сказала Жанка. – Доставай своего!

Я достала Бакунина и водворила на законное место на столе. Жанка впилась в него взглядом.

– Так вот! Я видела ЕГО! – постучала Жанка фиолетовым ногтем по стеклу.

– Во сне, что ли? – улыбнулась я.

– Не-а, в школьном коридоре. Ты упадёшь! В нашей школе учится его двойник!

Я не упала, но удивилась.

– Таких не существует! И почему я не видела его ни разу?

– Просто выпускной класс учится в другом крыле. Я туда инглиш пересдавать ходила. И вдруг вижу: он!

– Не может быть! – отрезала я.

На следующий день мы с Жанкой отправились в соседнее крыло.