Джордж относит находку отцу. Тот озадачен не меньше.

– На крыльце, говоришь? – Очередной вопрос, ответ на который известен отцу наперед.

– Да, отец.

– И ты не видел, кто его подбросил?

– Нет, не видел.

– И никого не заметил по дороге от станции к дому?

– Нет, отец.

Ключ сопровождают запиской и отправляют в Хеднесфорд, где находится полицейский участок, а через три дня, вернувшись из колледжа, Джордж застает сидящего у них на кухне сержанта Аптона. Отец задерживается в приходе; мать нервничает. Джордж решает, что его, как нашедшего ключ, ждет награда. В Ружли подобные истории передавались из уст в уста: ключом открывается сейф или кованый сундук, а дальше в руках героя оказывается измятая карта с пометкой крестиком. Джордж никогда не увлекался такими россказнями: уж очень они далеки от жизни.

Сержант Аптон – краснолицый здоровяк с торсом кузнеца; серая суконная форма ему тесновата: не оттого ли он сопит? Кивая в ответ своим мыслям, он окидывает взглядом Джорджа.

– Стало быть, это ты нашел ключ, парень?

Джордж припоминает, как играл в сыщика, когда Элизабет Фостер повадилась писать гадости на стенах. И вот новая загадка, но на сей раз в ней сошлись полисмен и будущий поверенный. Вполне логично и в то же время интригующе.

– Да. Он у порога лежал.

Не реагируя на это сообщение, сержант все так же кивает. Ему, похоже, не по себе, и Джордж пытается прийти на выручку:

– Награда за него объявлена?

Сержант удивлен.

– А тебя с какого боку интересует награда? Ты-то при чем?

Отсюда Джордж заключает, что никакой награды не объявлено. Видимо, полисмен зашел похвалить его за возврат чьей-то утерянной вещи.

– Вы установили, откуда взялся этот ключ?

И вновь сержант Аптон не дает ответа. Вместо этого он достает блокнот и карандаш.

– Имя?

– Вы же знаете, как меня зовут.

– Я сказал: имя.

По мнению Джорджа, сержант мог бы изъясняться повежливей.

– Джордж.

– Ну. Дальше.

– Эрнест.

– Дальше.

– Томпсон.

– Дальше давай.

– Фамилия моя вам известна. Такая же, как у моего отца. И матери.

– Дальше давай, кому сказано? Ишь, строптивец какой.

– Эдалджи.

– Ну и ну, – тянет сержант. – По буквам диктуй.

Брак Артура, как и сохраненный памятью ранний этап жизни, начался со смерти.

Артур пошел по медицинской линии: работал на подхвате в Шеффилде, Шропшире и Бирмингеме; потом завербовался корабельным врачом на китобойное судно «Надежда». После отбытия из Питерхеда в направлении полярных льдов судно вело промысел тюленей и любой морской живности, какую только удавалось выследить и настичь. Предусмотренные судовой ролью обязанности Артура оказались несложными, а поскольку он, как любой нормальный парень, любил выпить и в случае чего мог за себя постоять, весь экипаж вскоре проникся к нему доверием; прозвище ему дали – Великий Северный Ныряльщик, потому что он несколько раз соскальзывал за борт. Ко всему прочему, Артур, как любой здоровый британец, любил всласть поохотиться: к концу рейса на его счету было пятьдесят пять нерп.

Когда в бескрайних льдах промысловики забивали тюленей, он не испытывал ничего, кроме мужского состязательного духа. Но как-то раз им попался гренландский кит, и у Артура возникли дотоле неведомые ощущения совсем иного порядка. Допустим, вываживать лосося – это королевская забава, но добыча весом с добрую загородную виллу не поддается никакому сравнению. С расстояния вытянутой руки Артур наблюдал, как китовый глаз (что удивительно, размером не более бычьего) постепенно затуманивается смертью.

Вот загадка: с этой жертвой у Артура изменился образ мыслей. Он по-прежнему стрелял уток в снежной вышине и гордился своей меткостью; однако за этим стояло некое чувство, которое можно уловить, но нельзя сдержать. У каждой подстреленной птицы в желудке были камешки из дальних краев, не обозначенных на карте.

Потом судьба занесла его в южные моря: сухогруз «Маюмба» шел из Ливерпуля курсом на Канары и западное побережье Африки. На борту и здесь выпивали, но постоять за себя удавалось разве что за игрой в бридж или криббедж. Артур с неохотой сменил резиновые сапоги и робу китобоя на костюм добротного сукна с золотыми пуговицами – форму командного состава, но, по крайней мере, получил компенсацию в виде женского общества. Однажды дамочки перед сном шутки ради сшили мешком простыню у него на койке, а он в качестве столь же комичного акта мести засунул под ночную рубашку одной из тех шутниц летающую рыбку.

Потом он списался на берег – поближе к здравому смыслу и карьере. На дверях его кабинета в Саутси появилась бронзовая именная табличка. Примкнув к масонам, он стал магистром ложи «Феникс» номер 257. Возглавил крикетный клуб Портсмута и прослыл одним из самых надежных уикет-киперов во всей гемпширской Ассоциации. К нему направлял пациентов доктор Пайк, его знакомый по боулинг-клубу в Саутси; страховая компания «Грэшем» поручала Артуру медицинские освидетельствования.

Как-то раз доктор Пайк обратился к Артуру за дополнительной консультацией по поводу одного молодого пациента, который недавно переехал в Саутси вместе с овдовевшей матерью и старшей сестрой. Дополнительная консультация оказалась чистой формальностью: невооруженным глазом было видно, что у Джека Хокинса церебральный менингит – заболевание, против которого бессильно все медицинское сообщество, не говоря уже об Артуре. Гостиницы и пансионаты закрывали двери перед несчастным больным, и Артур предложил пустить его к себе на правах стационарного пациента. Оказалось, что Хокинс всего на месяц старше хозяина дома. Несмотря на сотни порций крахмального напитка из аррорута (не более чем полумера), болезнь стремительно прогрессировала, пациент лишился рассудка и разгромил всю комнату. Через считаные дни его не стало.

Артур вгляделся в его труп еще внимательнее, чем ребенком вглядывался в «бело-восковое нечто». Изучая медицину, он давно заметил, что на лицах покойных зачастую отражаются высокие помыслы, как будто тяжесть и напряжение жизни пересилил покой. На языке науки такое явление называлось посмертной мышечной релаксацией, но где-то в уголке сознания Артура теплилась мысль, что термин этот не вполне точен. После смерти у человека внутри тоже остаются камешки из дальних краев, не обозначенных на карте.

Когда похоронная процессия из одной кареты двигалась от дома в сторону Хайленд-роудского кладбища, в душе Артура пробудились рыцарские чувства от вида скорбящих матери и сестры, оставшихся наедине со своим горем, без мужского плеча, да еще в чужом городе. У Луизы под траурной вуалью скрывалось застенчивое круглое личико, на котором выделялись голубые глаза с зеленоватым оттенком морской волны. По истечении надлежащего срока Артуру было дозволено ее навестить.

Для начала молодой доктор объяснил, что остров (видите ли, Саутси, вопреки первому впечатлению, – это остров) можно уподобить игровому набору китайских колец: в центре открытое пространство, затем среднее кольцо – сам город, а далее внешнее кольцо – море. Он поведал своей собеседнице, что подобное расположение имеет своим следствием крупнопесчанистую почву и хороший дренаж; что сэр Фредерик Брамуэлл эффективно усовершенствовал здешнюю канализационную систему и что город славится целительным климатом. Последняя деталь почему-то вызвала у Луизы нешуточную горечь, которую она замаскировала расспросами про Брамуэлла – и выслушала подробную лекцию про этого видного инженера.

Иными словами, лед тронулся; настало время как следует познакомиться с городом. Они посетили оба пирса, где, похоже, днями напролет играли военные духовые оркестры. Засвидетельствовали вынос знамени на Губернаторском лугу и показательный бой в городском парке; разглядели в бинокль военные корабли на рейде Спитхеда. Во время прогулки по Эспланаде Кларенса Артур подробно объяснил важность каждого выставленного там трофея и памятника воинской славы. Вот русская винтовка, там – японская пушка и мортира, повсюду мемориальные доски и стелы в память моряков и пехотинцев, которые пали в разных концах Империи от разных причин: кто подхватил желтую лихорадку, кто утонул при кораблекрушении, кто погиб от руки вероломных мятежников-индусов. Луиза уже стала думать, что доктор малость не в себе, но сочла за лучшее до поры до времени полагать, что такая неуемная дотошность сродни его физической выносливости. Он довез ее на конке до Продовольственной базы снабжения флота, чтобы показать весь процесс изготовления морских галет, от мешка муки до теста, отправки его в горячую печь и превращения в сувениры, которые посетители уносили с собой в зубах.