– Ваши документы.

Николай безропотно протянул права, доверенность и техпаспорт.

– Так, машина, стало быть, не ваша. Надо бы пробить на угон.

– Да помилуйте, товарищ сержант, час ночи! Потом ничего же не видно, а вам номера сверить надо.

– А у вас что, фонарика нет?

– Почему нет, есть.

– Ну вот, выйдите и сначала багажник откройте, посмотрим, что там.

Николай нашел в бардачке фонарик и вышел из машины. Открыл багажник, включил фонарик и передал его сержанту. Тот для порядка приподнял лежащую на боку пустую канистру.

– Ну что, товарищ сержант, все в порядке, ничего незаконного нет, – с легкой иронией в голосе спросил Николай.

– Незаконного-то нет, только законного вот тоже не видно, – почти ликуя, ответил сержант. – Где запаска-то?

Николай выругался про себя. Недавно ему пришлось отдать в ремонт машину, потому что когда он возвращался с работы домой, у него пробило колесо. С управлением он, слава богу, справился, но чиркнул крылом о разделяющее ограждение, недавно установленное на Алтуфьевке. Полноценная запаска у него была, а пробитое колесо он вместе с машиной отдал в ремонт и в круговерти последних событий просто забыл о нем, когда забирал машину.

– Виноват, товарищ сержант, только я не помню в правилах такого пункта. Есть запаска, нет запаски, я еду на четырех технически исправных колесах. Но если хотите, давайте я штраф заплачу и поеду, – предложил Николай, доставая из кармана джинсов пятидесятитысячную купюру. Но, передавая деньги, он совершил непростительную ошибку, подойдя слишком близко к сержанту.

– Опаньки, гражданин, да вы никак в нетрезвом виде за рулем! – обрадовано воскликнул сержант, уловив коньячный запах своим длинным носом, по чуткости, видимо, не уступавшим носам служебно-розыскных друзей сержанта.

Тут Николай просто похолодел. Если заберут в отделение, то есть шанс и немаленький остаться без денег, которые лежали в портфеле.

– Слушай, сержант, я выпил сто граммов, дорога почти пустая, у меня в машине любимая девушка, дом рядом, не порти мне ночь, давай договоримся.

– Ну, ладно, я не девушка, ломаться не буду, – хохотнул сержант, – начинай договариваться.

Николай перед выездом от Алексея Аполлоновича, положил в карман джинсов пятьсот тысяч. Сейчас он лихорадочно думал, то ли достать и отдать все сразу, то ли поторговаться, отдав сначала хотя бы половину. Наудачу он отделил в кармане от свернутой пополам пачки несколько купюр и протянул сержанту. Сержант аккуратно положил полученную до этого купюру к остальным, развернул деньги веером, пересчитал.

– Ну, что, как любил говорить Михаил Сергеич, процесс пошел. Считай, что уже наполовину договорились.

Николай, кляня в душе жадного гаишника, вытащил из кармана остаток пачки, протянул его сержанту, демонстративно вывернув карман.

– Все, больше нет.

Сержант аккуратно сложил деньги, перегнул пачку пополам и засунул в заметно оттопырившийся нагрудный карман своей летней куртки.

– Нормально, процесс завершен. Впредь попрошу не нарушать. Кстати, советую свернуть на Гиляровского и дальше тоже стараться не ехать по проспекту, а то у вас аргументы для того, чтобы договариваться, кончились. Желаю приятно провести ночь.

И в благодушном расположении духа, помахивая жезлом, сержант удалился по направлению к своему «уазику».

Улица Годовикова, густо заросшая деревьями с обеих сторон, освещалась куда скуднее, чем проспект. Николай медленно ехал вдоль домов.

– Вот за тем домом, на противоположной стороне, – махнула рукой Люда. – Если искать по номеру дома, то голову сломаешь. У нас дом пять корпус два, а стоит он почему-то на четной стороне за десятым. Если кто в первый раз приезжает, то всегда долго ищут.

Оставив машину возле подъезда, они поднялись на пятый этаж стандартной панельной двенадцатиэтажки.

– Прямо как дома, – рассмеялся Николай, когда они вышли из лифта на лестничную площадку.

– Да, только к тебе налево, а к нам направо.

Войдя в квартиру, Люда первым делом распахнула балконную дверь и все окна. В квартире давно никто не появлялся, и здесь было очень душно, несмотря на распахнутые форточки.

– Я в ванную пойду, а ты пока чайник поставь, – попросила она Николая.

Пока чайник закипал, Николай, сидя в маленькой, но весьма уютной кухне, решил проверить телефонные звонки за день на своем домашнем телефоне. Он достал из портфеля бипер – маленькую черную коробочку с крошечной цифровой клавиатурой на одной стороне и защищенным пластмассовой решеточкой выходом динамика на другой. На кухне стоял один из первых советских телефонов с цифровой клавиатурой. Работал он безупречно, но перехода в тоновый режим набора номера у него не было. Для таких аппаратов и придумали бипер. Набрав свой домашний номер, Николай дождался, пока ему ответит автосекретарь и, приложив бипер к трубке, набрал команду, после чего автосекретарь стал диктовать ему номера телефонов, с которых были сделаны входящие звонки, и оставленные голосовые сообщения. Звонков, собственно говоря, было немного, всего пять. Один раз позвонил приятель и поинтересовался, не хочет ли Николай в воскресенье поехать на рыбалку. Для остальных четырех звонков номера телефонов не определились, однако, Николай сразу же насторожился, так как шли эти звонки с пугающей регулярностью, почти ровно через час один после другого. Если он так сильно был нужен кому-то, то непременно должны были оставить сообщение. Похоже, что его ищут именно те, кого он опасался. На всякий случай он набрал на бипере команду стирания памяти входящих звонков.

Когда Люда вышла из ванной, на кухонном столе стоял свежезаваренный чай, сыр и масло, а Николай по очереди исследовал все шкафчики в поисках хлеба.

– Ты прямо как спаниэль на таможне при поиске наркотиков, – с подначкой в голосе сказала Люда.

– Да скажи уж сразу, что хлеба нет. Родители уехали, ты тоже здесь не бываешь, какой смысл хлеб дома держать, все равно заплесневеет.

– А вот и неправда, есть способ, – и Люда подошла к холодильнику и с торжественным видом достала из морозилки полиэтиленовый пакет с нарезанным батоном. – Давай иди в душ, сполоснись холодной водичкой, а то жарко, хоть и окна открыты, здесь даже дождя не было. А я пока в микроволновке хлеб разморожу.

Утром, когда еще только брезжил ранний июльский рассвет, в подъезд двенадцатиэтажного дома, расположенного недалеко от станции метро Алтуфьево, вошли трое мужчин. Они пешком, осторожно ступая по лестнице, чтобы не шуметь, поднялись на седьмой этаж. Один из них достал фонарик, так как окно на лестничной площадке было забито фанерой, заменявшей разбитое стекло, а люминесцентная лампа только шипела, как потревоженная змея, время от времени разряжаясь короткими молниеобразными вспышками, после которых темнота вокруг казалась просто чернильной. Посветив на двери квартир, расположенных на лестничной площадке, он, ни слова ни говоря, махнул рукой в сторону самой левой квартиры. Второй его спутник так же молча достал из бокового кармана наплечной сумки туристский спелеологический фонарик, закрепил его на голове и подошел к указанной двери. Осмотрев железную дверь, он осторожно, стараясь не стучать металлом о металл, начал ковыряться в замках различными инструментами, которыми, казалось, была набита его сумка. Наконец, минут через десять после его манипуляций, оба замка оказались открыты. Осторожно, чтобы ничего не скрипнуло и не стукнуло, все трое друг за другом вошли в квартиру, аккуратно закрыв за собой дверь. В прихожей был полумрак, туда с улицы проникал утренний свет через матовое стекло кухонной двери. Первый из вошедших, все так же молча, махнул рукой. Двое других, достав пистолеты, осторожно прошлись по комнатам и заглянули в кухню, ванную и туалет. Стало ясно, что квартира пуста. Первый взял телефон, – Снимите квартиру с охраны, пультовой номер сорок один тридцать шесть, Денин, пароль – Каховка.