– Прекрасно. Я дарую вам эту милость, – ухмыляется он и садится на свое место.

Я его забавляю. И, как ни странно, мне это очень нравится.

Внезапно я осознаю, что теперь кресла поставлены как для допроса, и подобная перспектива меня волнует. Я больше не уязвимая из-за недостатка знаний женщина. В моих руках власть, ведь он будет отвечать на мои вопросы.

– У вас длинные волосы? Или короткие?

– Ни то ни другое, – отвечает лорд Фенвуд.

– До плеч?

– Чуть-чуть ниже.

Я поджимаю губы, чтобы сдержать глупую ухмылку, и начинаю мысленно рисовать его портрет.

– Хочу предупредить заранее, что я почувствую любую ложь, поэтому даже не пытайтесь.

– И в мыслях не было.

– Хорошо. – Я откидываюсь на спинку кресла. – У вас вьющиеся волосы? Волнистые? Прямые?

– По большей части прямые. Хотя часто они живут собственной жизнью. Орен постоянно убеждает меня стричься покороче, потому что волосы постоянно лезут в глаза.

– И тогда вы убираете их с лица? – Я вполне понимаю неудобства, связанные с длинными волосами.

– Порой я заплетаю их в косу. Или две. – В его голосе слышится веселье.

– Какого они цвета?

– Темно-каштановые, немного темнее, чем у вас. – Я почти точно могу представить их оттенок.

– А глаза какого цвета?

– Зеленые.

– Как сосны?

– Нет, скорее, похоже на лайм, – поправляет он, и я фыркаю от смеха. – Что тут смешного?

– Зеленые, как лайм? – Я качаю головой. Кто может описать так свои глаза? – Это очень яркий цвет.

– Мне говорили, что у меня пронзительный взгляд.

В стремлении представить точный оттенок я слегка морщу лоб. Неужели они и вправду настолько яркие? Темно-каштановые волосы, ярко-зеленые глаза… прекрасное сочетание.

– А ваш подбородок?

– Что с ним? – Похоже, его позабавил мой вопрос.

– Он широкий? Узкий? Щетинистый?

– Я стараюсь регулярно бриться. Но, признаюсь, с переменным успехом.

– А сейчас вы добились успеха?

– Нет. – В его голосе слышится усмешка. Значит, легкая щетина.

– Какой формы у вас челюсть?

– Никогда об этом не задумывался. – Он умолкает, а я представляю, как он проводит гладкими пальцами по отросшей щетине. – Вроде бы квадратная.

Я издаю низкое мычание.

– Очевидно, вас не устраивает этот ответ.

– Я просто…

– В чем дело? – настаивает он. Наверное, столь твердого тона ослушаться невозможно.

– Я пытаюсь понять, что с вами не так, – признаюсь я и делаю глоток медовухи из своего бокала.

– Что со мной не так? – Лорд Фенвуд тоже делает глоток.

– Судя по описанию, вы выглядите… сногсшибательно, – почти шепотом произношу я. – Я предполагала, вы не желаете показываться мне на глаза, потому что уродливы.

Его бокал тихо звякает о стол, а сам он поднимается с кресла. Похоже, я его обидела. Однако, прежде чем я успеваю извиниться, лорд Фенвуд вновь встает передо мной и костяшками большого и указательного пальцев приподнимает мой подбородок. А потом поворачивает мое лицо в ту сторону, где по моим представлениям он находится.

Я знаю, что он совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Мучительно ощущая каждый дюйм расстояния между нами, я просто жажду его сократить. Меня бросает в жар, но я не могу пошевелиться, чтобы хоть немного снять напряжение. Я в ловушке, пусть даже меня удерживают лишь костяшки его пальцев.

– Возможно, – шепчет он, – я стараюсь защитить вас как раз потому, что такой сногсшибательный. Ведь если бы вы посмотрели на меня собственными глазами, которые, по словам Орена, похожи на бурное море, я бы никогда вас не отпустил.

Его дыхание пахнет сладким алкоголем, и мне безумно хочется почувствовать этот вкус на его губах. Столь сильное желание меня откровенно пугает. И разум тут же противится ему. Нет, что бы ни происходило между нами, мне меньше всего нужны плотские отношения. Ведь именно с них начинается тот путь, что привел моего отца к тесной связи с Джойс.

Любовные отношения хорошо начинаются, но плохо заканчиваются. И сколько бы бессмысленных усилий ни прилагали люди для их поддержания, в результате все равно обманываются в ожиданиях. Отец называл Джойс светом, который вытащил его из пучины отчаяния после смерти моей матери. А потом, завоевав его, она явила свое истинное лицо.

Я не позволю ни лорду Фенвуду, ни кому-либо еще заманить меня в подобную ловушку.

Он все же меня отпускает. Как будто улавливает мои колебания и понимает, что я в конечном итоге пришла к тому же выводу, что и он. Для нас самих лучше избегать друг друга любой ценой. Если мы перестанем видеться, то не сможем поддаться вожделению, и жар желания рано или поздно исчезнет.

Я молчаливо даю все эти обещания и клятвы, но…

– Доброй ночи, Катрия, – произносит лорд Фенвуд, и лишь от звука моего имени, сорвавшегося с его губ, у меня перехватывает дыхание.

Лорд Фенвуд выходит за дверь. В камине догорает пламя, другой огонь тлеет внутри меня. Так и не сняв с глаз повязку, я сижу одна в темнеющей комнате и неспешно создаю в воображении его портрет.

Я меряю шагами зал от входа в столовую до окон с витражными стеклами возле парадных дверей. Выглянув наружу, вижу, что подъездная дорожка еще пуста. Делаю еще круг. Юбки вьются вокруг лодыжек, с шумом рассекая воздух, столь же взбудораженные, как мои нервы. Я заламываю руки.

– Ужасная идея. Мерзкая, отвратительная идея, – бормочу я.

Впрочем, меня никто не спросил.

Вчера вечером возле тарелки с ужином меня ждало письмо. Орен объяснил, что его принес почтовый голубь. Я очень удивилась, что птица сумела отыскать сюда дорогу. Еще удивительнее было, что сестры и в самом деле решили проделать весь этот путь и навестить меня, как обещали несколько недель назад.

Впрочем, Лауру эта идея явно вдохновляла. И когда я уезжала, она упомянула, что попробует приехать в гости. Но на самом деле я их не ждала, предположив, что теперь, когда им досталось четыре тысячи монет, они будут слишком заняты, командуя нанятыми слугами и примеряя новые наряды. Я кусаю ноготь большого пальца и чертыхаюсь себе под нос.

Отчасти я чувствую себя виноватой, что так мало думаю о Лауре. Мы всегда хорошо ладили. И конечно, ей хочется меня навестить. Могу себе представить, как изменилась ее жизнь теперь, когда она лишилась даже той жалкой защиты от Джойс, которую давала я.

Что же до Хелены, она приедет скорее посмеяться надо мной и наверняка передаст Джойс все свои наблюдения. Так и вижу, как она, сидя в карете рядом с Лаурой, рассуждает, в каких ужасных условиях я, без сомнения, теперь живу.

Остановившись, я делаю глубокий вдох и разглаживаю юбки. Именно поэтому сегодня я надела свое лучшее платье. Нужно продемонстрировать ей, какой прекрасный у меня дом. Пусть лично убедится, что благодаря заботе и нормальному питанию я набрала немного веса, волосы вновь обрели здоровый вид, а в глазах появился живой блеск. Но больше всего я хочу дать ей понять, что даже не вспоминаю ни о ней, ни о Джойс, ни об их заурядных желаниях. Без них двоих мне живется на порядок лучше.

Наконец с улицы доносится лошадиное ржание и скрип гравия под колесами кареты. Собрав остатки самообладания, я выхожу на крыльцо и жду гостей наверху лестницы из трех ступеней. Орен, который встретил сестер на главной дороге и сопроводил сюда, спешивается и бросает на меня настороженный взгляд. Я смотрю на него в ответ с таким же выражением.

Новый лакей сестер открывает дверцу кареты, и они выбираются наружу.

– Катрия, как я рада тебя видеть!

Широко раскрыв руки, Лаура бросается ко мне. Узрев ее светлые волосы, я вспоминаю о том существе в лесу, но тут же гоню от себя эти мысли и спускаюсь по лестнице ей навстречу.

– Тебе необязательно было проделывать весь этот путь, – произношу я, крепко сжимая ее в объятиях.