– Возможно, вы правы.

– Евгения…

– Женя.

– Женя, я могу быть спокойной, что наша с Игорем тайна… Что Соня ничего о нас не узнает?

– Конечно.

Женя и не заметила, как во время разговора съела два эклера и выпила кофе.

– Вы не могли бы оставить мне свой номер? – попросила Лариса. – Обещаю, что постараюсь лишний раз не беспокоить. Но хотелось бы, конечно, быть в курсе расследования. Вы же можете располагать мной в любое время дня и ночи. Готова помочь, только скажите. Я очень, очень хочу, чтобы убийцу нашли. И хоть я здесь и предположила мотив, и он ужасный, жестокий, отвратительный… Мне все-таки кажется, что Игорь не мог принять участие в таком… Он не такой. Разве что стоял на стреме… По молодости, по глупости… Знаете, как говорится: оказался не в том месте и не в то время.

И тут вдруг неожиданно для Жени Лариса расплакалась.

Он был раненым, как и я. Только у меня были свои раны, женские, а у него – мужские. У меня своя обида, а у него, у Олега, – своя.

Он, такой молодой и сильный мужчина, непьющий, с добрым сердцем, всегда смотрел на меня с таким отчаянием, с такой болью, словно с трудом сдерживался, чтобы не поделиться со мной и своей бедой.

И я не торопила, ждала, знала, что рано или поздно он все равно все расскажет мне. Объяснит, как могло такое случиться, что он снимает дешевую квартиру на окраине Москвы, что работает охранником в магазине, что смотрит на мир таким ошарашенным и полным боли взглядом, как человек, из которого вынули душу и забыли положить обратно.

Думаю, что с ним приключилась настоящая беда, поэтому он тогда, в метро, увидев меня, со слабыми признаками жизни и взглядом человека, решившего покинуть этот мир (который он сразу распознал), решил спасти хотя бы уже потому, что на моем фоне его жизнь показалась ему более благополучной, а он – более здоровым.

Иначе зачем ему было это делать? Ведь в метро были и другие люди… Или не было? Признаться, я уже и не помню. Но в любом случае я всегда буду благодарна ему за свое спасение. Страшно представить себе, что бы со мной стало, останься я в метро. Каталась бы до его закрытия, потом бы меня вывели на улицу, и там я, скорее всего, кинулась бы под колеса бешено мчащейся по пустынной ночной улице машины…

А сейчас я жива и раскладываю на столе купленные Олегом елочные игрушки. Яркие, блестящие, легкие, как пух, шары, сделанные из пенопласта и облепленные стеклянной цветной пудрой. А вот красный нарядный вагончик размером с ладонь, зайки, мишки, один фарфоровый ангелочек и красные бусы…

Я улыбнулась, когда в пакете с игрушками увидела тугой моток красной атласной ленты. Не так давно, когда я поделилась с Олегом своей мечтой о елке и понимая, насколько мы стеснены в средствах, то предложила, если не будет игрушек, украсить елку красными шелковыми бантами, одного мотка, сказала я, вполне достаточно. И он запомнил, купил ленту.

Я размотала ее, красивую, широкую, пунцового цвета, и, нарезав на равные, вымеренные мною части, сделала из нее множество праздничных новогодних бантов, которые и прицепила к ветвям невысокой скромной елочки. К тому времени я физически почувствовала себя намного лучше, могла двигаться по квартире, прибираться и даже мыть полы с помощью специальной, купленной Олегом по моей просьбе, швабры с плотной тряпичной насадкой. Пользоваться ею было удобно, можно было даже не наклоняться, во всяком случае, мне удалось к ней приспособиться, и в квартире стало намного чище и уютнее. Но вот денег на покупку новых штор или обоев, темные тона которых так меня угнетали, Олег мне не дал. Вместо этого купил мне дорогие витамины, еще один свитер и духи.

Мы с ним с самого начала обговорили наши отношения, мне это было важно. Он должен был знать и понимать, что мы с ним никогда не станем парой.

И причин этому много. Во-первых, после того, что со мной произошло, я видела в мужчинах лишь потенциальных насильников, и от одной мысли о близости меня бросало в дрожь и начинало болеть тело. Во-вторых, Олег знал обо мне то, чего в принципе не должен знать мой мужчина. Он стал мне другом, почти братом, это я и пыталась внушить ему задолго до того, как он понял, что я почти здорова.

И он понял. Ни разу после нашего разговора на эту тему он не намекал мне на то, что испытывает ко мне мужские чувства, желания. Он жалел меня и, как мне показалось, смирился с тем, что я ему тоже как подруга, сестра. Только с таким условием я и осталась с ним. И помогала ему, как могла, прибираясь в квартире, стирая ему и стряпая. Но женщина у него где-то все-таки была, это я точно знаю. То я замечу в прихожей пакет с шампанским и конфетами, с которым он уйдет в ночь, то придет под утро и от его рубашки будет пахнуть духами… Как-то я даже сказала ему, что если наступит такой момент и он захочет привести в дом женщину, то я сразу же уйду, сниму себе квартиру.

– Чтобы я больше этого не слышал, никогда, поняла?! Если и найду себе бабу, то к ней уйду, а ты здесь останешься. У тебя что, квартира есть? Тебе есть куда идти? Или ты научилась зарабатывать? Я буду заботиться о тебе до тех пор, пока ты полностью не выздоровеешь, и я же помогу тебе найти такую работу, где бы ты особо не напрягалась. Мы же с тобой брат и сестра, забыла?

Он так часто говорил мне об этом, что мы вроде как родные, что я вдруг поняла, что делает он это не всегда ради меня, но и для себя, чтобы не чувствовать себя одиноким и никому не нужным.

Как-то я спросила его, как ему удалось избежать мобилизации. Его ответ удивил меня, он сказал, что два раза приходил в военкомат и ему дважды отказывали по причине «укомплектованности мобилизационных списков». Вот так. Получается, что если бы не было этой укомплектованности, то он, тридцатилетний крепкий мужчина, воевал бы. И не ехал бы в том вагоне метро, в котором я, представляя себя раненой, окровавленной и истерзанной кометой, мчалась навстречу своей смерти…

Олег вернулся с работы с пакетами, полными продуктов, – все купил по списку, теперь пора было готовить салаты, запекать курицу.

– Какая красота! – воскликнул он, входя в комнату и любуясь наряженной елкой. – Да, ты была права, на самом деле с елкой будет настоящий праздник. Ты молодец! Ну что, Зойка, пошли разбирать сумки…

Я люблю готовить, и скромный в своих кулинарных пристрастиях Олег считает, что каждое приготовленное мною блюдо – «бомба» (это его выражение), и всегда нахваливает мою еду. Но развивать свои кулинарные способности я смогла лишь во время болезни, когда подолгу смотрела телевизор. Олег купил к старенькому «Самсунгу» специальную приставку, превратив его в смарт-ТВ с интернетом, и вот по нему изучала видео разных кулинарных блогеров, готовила, экспериментировала, хотя и из самых простых и недорогих продуктов. Подружилась с дрожжевым тестом, песочным и даже бисквитом. Оставалось освоить только меренговый рулет…

– Что сегодня приготовить? – спросила я Олега, заметив, однако, его озабоченный взгляд. Что-то не похож он был на человека, который сейчас заговорит про оливье или крабовый салат.

– Позже будем готовить, я тебе помогу, картошку почищу. А сейчас поехали.

У Олега был скромный серый «Фольксваген», который он всегда содержал в полном порядке, и очень боялся его поломки, поскольку ремонт стоил денег.

– Я могу спросить куда? – Уж больно мне не понравился его вид.

Что он задумал? Да и что я, собственно говоря, знала о нем? Может, он вообще женат и мы сейчас поедем поздравлять его детей? Или, может, живы его родители, он никогда мне о них не рассказывал, а я и не спрашивала, потому что мне и без того было неудобно, что он тратит на меня, на мое лечение все заработанные им деньги.

– За город.

– Собрать сумку? Мы там будем встречать Новый год? – Как же мне не хотелось никуда ехать! Сегодня тридцать первое, Новый год, я мечтала встретить его дома с Олегом или пусть даже и одной, но в тепле, за столом, перед телевизором. Вот такие скромные были у меня на тот момент желания.