— Или не-е-е-е-ет, — задумчиво протянул Лёха.

А передняя «стенка» — та самая, что отделяла нас от дочки Гордея — тем временем тоже отстала от купола, накренилась и начала падать. Сколопендры разбились об асфальт с такой трескотнёй, будто это врезались друг в друга две фуры, каждая из которых была под завязку забита кастаньетами. Кому, куда и зачем нужно перевозить такое количество кастаньет — неважно; образ сугубо метафорический.

— Чота не к добру, — заявил Лёха, когда чёрное сороконогое море начало расползаться по мостовой и добровольно спрыгивать с моста вниз. — Чота, мне кажется, это ещё не всё.

Несколько секунд, и юркие шустрые твари добровольно десантировались в воды Воронежского водохранилища.

Мост оказался чист.

Прямо вот совсем.

Лиля, дочка Гордея, стояла на том же самом месте. Вот только теперь она молчала; на дерзкие ремарки ей явно не хватало силёнок. Девчонка тяжело дышала и жала кулаки, а вокруг неё еле заметно витало облачко чёрных испарений.

Что-то явно некротическое.

Думаю, Рита Смертина могла бы подробно объяснить, что это за явление такое, откуда и почему оно берётся, но…

Шоу продолжилось.

Малявка вдруг заорала что есть сил, и чернота вокруг неё закружилась вихрем. Причём… такое чувство, что эта непонятная субстанция отщипывала от неё по кусочку. Лиля как будто бы выжимала себя — худела на глазах, становилась всё более сгорбленной и бледной. За проступлением вокруг её глаз тёмных кругов можно было пронаблюдать безо всякой ускоренной съёмки.

А ещё вены.

Нет, не надулись. Почернели. Резко, будто чековая лента под огнём зажигалки.

— ААА-АААА-АААА!!! — завизжала малявка и тут…

— Ох ёпть, — вырвалось у Алексея Михайловича.

— Уэ-э?

— Все ко мне! — заорал я. — Ближе! Ближе!

Справа над мостом резко взметнулся в небо чёрный блестящий столб. Все те твари, что попадали вниз, успели сплестись в одну гигантскую ультимативную сколопендру. И эта сколопендра сейчас с хорошего разгона выпрыгнула из воды.

О размерах судить не могу, но-о-о-о… выглядело всё это внушительно.

Поезд.

Да-да, точно. Поезд. Как будто чёрный железнодорожный состав вдруг обрёл разум и решил выступать в дельфинарии. Окатив защитный барьер целой стеной воды, тварь взлетала всё выше и выше. Выше и выше. А затем, извернувшись в крайней точке, начала падать прямо на нас.

Маленькая дрянь хочет разрушить мост, пронеслось у меня в голове.

А потом стало темно…

Глава 22

Сил не было ни на что.

Какой там открыть глаза? В отказ пошли даже те мышцы, которые работают по умолчанию и без ведома человека — речь сейчас о диафрагме, например, или о сердечных мышцах.

Смерть.

Она не приближается, она уже здесь — взяла Лилю за горло и… чего-то ждёт. Медлит по какой-то одной ей понятной причине. Как будто сейчас происходит что-то противоестественное. Как будто организм заработал, но тянет на чистом везении и каком-то непонятном энтузиазме.

Или нет?

Или не тянет?

Или всё это пресловутое кислородное голодание мозга? Весёлых картинок до сих пор нет, лишь пятна какие-то плавают перед глазами. Бредовые, хаотичные, чем-то напоминающие картинку из калейдоскопа с битым стеклом.

— … ну что?

А вот и слуховые галлюцинации подоспели.

— Я стараюсь, Василий Иванович, стараюсь!

— Жить будет?

— Василий Иванович, прошу, не отвлекайте! Сейчас упущу и придётся вместо меня Риту задействоваться!

— Экскузьмуа, Ваше Сиятельство. Работайте.

Кто кого отвлекает? Какая ещё Рита? Какое Сиятельство?

Воистину тайны мозга не разгаданы даже на один несчастный процентик. А вот хотя бы сны — та ещё странная хренотень. Иногда по мотивам дня, а иногда ведь такая несусветная чушь приснится, которую ты никогда не видел, и не слышал, и даже не знаешь о ней. Вот откуда она берётся?

Непонятно.

Что уж тогда про гипоксию говорить? Тут с тобой вообще всё что угодно может случиться. Свихнувшийся мозг играючи подкинет такого опыта, о возможности которого ты даже не подозревал. Кто его знает? Технически, он ведь даже может придумать на скорую руку новый орган чувств и прогнать тебя по всему диапазону неведомых доселе ощущений.

Но…

В случае Лили отмирающий рассудок почему-то выбрал пытать её именно аудио-иллюзиями.

— Фу-у-у-у-ух…

— Что?

— Стабильна. Ну… насколько это вообще возможно в её случае. Клянусь, если бы «Алое Спасение» не было запитано на максимум, то упустили бы. На одном даре такое не вытянуть. Корова Макара Матвеевича по сравнению с ней была просто живчиком.

— Молодец, Ваше Сиятельство, прогрессируешь. Мать будет тобой гордиться.

— Гордиться? А где тут повод для гордости? Мы террористку спасли!

— А это уже не нам решать…

И вот опять. Что за причудливый набор слов? Алое спасение, корова, террористка, гордая мать, Макар Матвеевич… Лиля даже разозлилась. На самом деле, ей хотелось бы, чтобы в последние мгновения жизни мозг не бредил, а подкинул какой-нибудь утешающий сюжет.

Про посмертие, например. Тоннель к свету, золотые врата, ангелочки… или мрачный мужик-паромщик на берегу подземной реки.

Да что угодно!

А ещё лучше прогнать тему про перерождение! Типа, р-р-раз — и чувствуешь себя эмбрионом в утробе матери. И сознание твоё медленно затухает, потому что негоже детям рождаться с опытом прошлой жизни, и ты спокоен. Спокоен, как удав, хотя на самом деле прямо сейчас отъезжаешь в небытие.

— Сможешь свести ей татуировку? А то всё зря будет.

— Хм-м-м… никогда раньше таким не занималась, но могу попробовать.

— Попробуй-попробуй. Когда по трещинам вдоволь наскачешься, откроешь клинику по безболезненному удалению портаков.

— Василий Иванович…

— Нет, ну а что? Один из вариантов честного заработка. Знаешь как неприятно, когда лазером?

— А вы откуда знаете?

— Неважно. Пробуй давай…

Признаться, всё это начало утомлять. И вместе с тем пугать. Ведь может статься так, что ответственный за восприятие времени участок мозга навернулся первым и теперь Лиле предстоит слушать весь этот бред бесконечно?

— О! Смотри-ка! Получается!

— Ага.

— Регенерация?

— Почти. Ускоренное обновление кожи. Её предплечье только что пережило лет так-эдак двести.

— Молодец, Ваше Сиятельство! А когда она теперь в себя придёт?

— Да хоть прямо сейчас. Нужно?

— Конечно нужно! Узнаем из первых уст, куда Сколопендра двинется дальше…

Так…

А вот это не такой уж и бред.

— Хорошо, Василий Иванович.

И тут вдруг — тах! — как будто разряд дефибриллятором персонально для каждой клеточки организма. Первым запустился желудок. Дико захотелось жрать; вот прямо зверски. Чуть спотыкаясь, в нужный ритм вошло сердце. С острой, но всё-таки приятной болью раздулись слипшиеся лёгкие.

Дальше невнятный калейдоскоп образов перед глазами сменился на багровую темноту закрытых век. И вместе с этим прорезался запах: одновременно пахло речной тиной, лёгкими цветочными духами и стройкой.

— Эй… Слышишь? Вставай давай…

* * *

Тотального звиздеца не случилось. И, как мне кажется, мост при желании залатают уже к концу дня. В том месте, на которое упала гигантская сколопендра, теперь дыра. Но! Повреждено всего лишь несколько метров полотна, а сам мост устоял. Ни одна опора не повреждена, ничего не сыплется, ничего не шатается; можно без лукавства сказать, что конструкция уцелела.

Да здравствуют Воронежские мостостроители, самые лучшие мостостроители в мире!

Кабы не их профессионализм, то нас бы ещё и сверху обломками засыпало. А так — хитиновая дура всего лишь пробила асфальт и увлекла нас за собой, на дно водохранилища. И да! «Всего лишь» — это я не ошибся. По сравнению с переходом сквозь портал, всё это было похоже на детский лепет.

Особо даже напрягаться не пришлось.