Разговор произошел за завтраком.

– Пешком по апрельскому снегу – десять-двенадцать дней. Наступит весна – не убережешь…

Василий кивает, соглашается.

– Рисковать мы не в праве, – пойми! Мамонта надо оживить.

Василий не доносит руку до рта. Что он, сошел с ума? Или это сам Василий сходит с ума после вчерашнего?.. Но взгляд Бориса тверд, решителен, слово, очевидно, продумано. И первое, что срывается с губ Василия, – тот же вопрос:

– Как?..

– Да, именно, – подтверждает Борис и горячо излагает теорию анабиоза. – Мамонт, несомненно, в анабиозе, и его надо оживить.

Василий снова раскрывает рот, спросить, как это сделать.

Борис останавливает:

– Медленным тщательным прогреванием всего тела, каждой клетки…

– Костром пещеру не прогреешь, – возражает Василий, – солнца недостаточно, электричества нет… – но мечта Бориса увлекает, он видит спокойную позу животного, мирно опущенный хобот. – Что у нас есть? Снег, вода, камень, ветер… Впрочем, постой! – делает он резкий жест. – Есть лед. Лед и вода!

– Вода и лед! – кричит Василий. – Электричество будет!

Василий успокаивается немного.

– Слушай: на днях – вот перед отъездом! – читал об опытах бразильского ученого Рибейро или Ривейро, – словом, вода и лед могут работать как термопара…

– Василий!..

– Да, да, как термопара! Ток обнаруживается при затвердевании или расплавлении, безразлично? Лишь бы одна фаза вещества была твердая! Нужны электроды и постоянный процесс замерзания – проще всего! Ток будет!

План был прост. Впрочем, не потому, что авторы его отличались гениальностью, а потому, что в их распоряжении были простые средства: два электрода и моток кабеля, к счастью, вольфрамированного, в тончайшей теплопроницаемой изоляции.

Расплести кабель и завить нити в спираль – чисто техническая работа, занимался ею Борис.

Василий мастерил многопластинчатый щит, каждая долька которого соберет и направит ток в нагревательную спираль.

«Термодиэлектрический эффект, – черт, пока выговоришь… – ворчал он. – В нем-то и штука! При замерзании воды на границе между твердой и жидкой фазами возникает разность потенциалов… Здорово подметил этот… Рибейро. И названьице выдумал – термодиэлектрический… – язык выкрутишь…» Нелегко было обвить спиралью громадного зверя от конца хобота до пят, взять в сплошную металлическую сеть. Но и с этим справились в два дня.

Мамонт возвышался горбатой горою, тускло отсвечивал металлом.

Самое удивительное сооружение, представшее человеку, – фантазия наяву!

Борису ходил довольный, затея ему пришлась по вкусу:

– Начнем? – обратился к Василию.

– Шилом море греть?..

– Не будь скептиком! В наш век делают не такое!

Ток пошел.

– Теперь – ждать. И не давать проруби замерзнуть.

Установили трехчасовые вахты. Днем и ночью на краю проруби маячил кто-нибудь из друзей, бултыхая в воде самодельной клюшкой; когда на конце клюшки намерзал ледяной ком, ее оттаивали у огня…

Система действовала безотказно, ток шел, но результатов не было. Гора, завитая в проволоку, стояла недвижимо, и больше шансов было за то, что не сдвинется вовсе. Под проволокой ощущалось тепло, но результатов – никаких.

– Ничего, – успокаивал Борис, – за час махину не прогреешь.

На четвертый день бока животного увлажнились, вспотели. Это было принято за добрый признак, стали готовить выход из пещеры. В воздухе потеплело, на Колыму пришла весна.

Пористый известняк поддавался легко. Сколотые глыбы употребляли на стену – замуровать поврежденного мамонта, сохранить для исследований. Работа шла успешно, и когда стена была готова, до самой реки проложили покатый спуск.

К этому времени температура тела животного достигла тридцати градусов. Ждали: что-то должно случиться.

Утром, на седьмой день, когда рассвело, увидели, что хобот животного подвернулся, будто сжатый в усилии. Часом позже, когда вставшее солнце глянуло в пещеру, – дернулось веко. К полудню животное вздохнуло и открыло глаза.

Ребята, как ни ждали, – вздрогнули, но животное стояло неподвижно, лишь изредка с шумом засасывая воздух, будто кто вздувал и отпускал кузнечные меха… Понимали: критический момент; зверь или выживет или упадет замертво. Время шло, дыхание выравнивалось. Ток не выключали.

За полдень животное шевельнуло хоботом, медленно свернуло его, распрямило. И вдруг повернуло голову к ним, глядя в упор.

Ребят обдало ознобом, стояли, как загипнотизированные, не в силах опустить глаз, уклониться от страшного первобытного взгляда.

Солнце заходило, в нише сгущались сумерки, и от этого было еще тревожнее и страшнее. Зверь все глядел, и друзьям казалось, что взгляду не будет конца, а они так и останутся прикованными к полу.

Но животное отвернулось и опять стало недвижно.

Борис и Василий вышли из пещеры.

Обоим было не по себе. Раньше думали, – какая радость, если зверь очнется, а теперь не находилось слов.

Борис разомкнул цепь.

В тот же миг услышали звон: лопались провода, мамонт сделал шаг. Это был тяжелый каменный шаг – громада двинулась к выходу.

Методически поднимая и опуская ноги, прошла по откосу, камни стонали под тяжелыми шагами, – приблизилась к проруби и опустила хобот в воду.

– Что же теперь будем делать? – шепотом спросил Василий.

– А я почем знаю? – так же шепотом ответил Борис.

– Эта гора разнесет нас вдребезги…

Животное утоляло жажду, со свистом втягивая воду в хобот и отправляя струю в пасть. Проходили минуты, час. Свистящие звуки не прекращались, будто у проруби работал механический насос.

– Обопьется, – тревожился Борис, – надо отпугнуть его от проруби!

– Попробуй… так отпугнет, – возразил Василий.

Видимо, жажда была велика, животное – это была самка – не могло оторваться от воды.

– Эй!.. – не выдержал Борис.

Животное повернуло голову, попятилось и… рухнуло на бок – на ветки, приготовленные для костра.

Друзья подбежали в страхе, думая, что все кончено. Но бока животного ровно вздымались, из хобота вырывалось сопение. Мамонт уснул. Борис и Василий тихонько натянули на гору парус: ночь все-таки морозная…

На утро, задолго до рассвета, Борис взял топор и ушел в лес, нарубив березовых прутьев с набухшими почками, – для мамонта еда подходящая, – повернул назад. Огибая мыс, услышал Василия, говорившего с кем-то вполголоса, повторявшего одно и то же слово. Борис удивился, опустил оберемок, осторожно глянул из-за скалы.

Громадный зверь стоял на ногах и чуть шевелил хоботом; Василий – шагах в пяти от него – что-то протягивал исполину и ласково скороговоркой лепетал:

– Маша, Маша, Машуля, Маша!..

Мамонт двинул хоботом и тоже, видимо, вполголоса, хрюкнул в сторону Василия так, что тот присел на месте, – от неожиданности ли, от страха – Борис не понял. Предмет выпал из рук и рассыпался по снегу. «Пачка галет!» – улыбнулся Борис и поднял прутья.

Подкрепление пришло вовремя. И моральное и материальное.

Василий не ожидал такого звука от мамонта, а зверь, преспокойно сглотнув галеты, глядел на него, словно требовал еще. Борис бросил ему оберемок, он осторожно, выбирая по две-три веточки, стал закладывать их в пасть.

Василий рассказал, что произошло.

Он готовил завтрак, как вдруг услышал позади сопение.

Обернувшись – обмер: гора двигалась на него. «Раздавит! – подумал. – Расплющит, как котлету!..» Чтобы задержать зверя, швырнул навстречу первый попавшийся предмет – алюминиевую тарелку. Тарелка шлепнулась дном кверху.

Мамонт остановился, стал переворачивать, исследуя, что такое.

Это дало Василию время опомниться. Он схватил пачку галет и попробовал заговорить с животным, которое, оставив тарелку, имело, видимо, желание познакомиться с ним поближе. Что из этого вышло – Борис видел и слышал.

– Значит, Маша? – спросил он, смеясь.

– Мамонтиха ведь, – сказал Василий.

– Так и будет, пусть – Маша, – согласился Борис.