По всем жилым комнатам разбросаны использованные женские прокладки, а также нижнее, грязное белье. В комнатах отвратительная вонь от спермы и от менструации. Жилой корпус учеников старших классов был похож на свалку предметов секса из дома терпимости.

– Вы можете меня уволить, но пока в помещениях не будет проведена уборка, там работать не буду. – сказал завхозу, показывая ему на предметы секса, разбросанные в жилых комнатах. – Как интеллигентный образованный человек, а не малолетний развратник, как ваши старшеклассники. Мне противно находится здесь в сексуальной грязи.

Завхоз ничего не сказал мне. Видимо, ему самому было неприятно смотреть на эту сцену былого разврата несовершенно летних детей? Завхоз тут же позвонил по мобильному телефону на проходную школы и сказал охранникам, чтобы всех учеников сняли с автобусов.

Вернули в жилой корпус, навести порядок в своих комнатах. Не прошло и пяти минут, как жилой корпус специализированной школы заполнился недовольными старшеклассниками, которые так очистили свои жилые комнаты, что после ухода жильцов из своих комнат, у меня значительно прибавилось работы. Так как пустующие жилые комнаты были ободраны до такой степени, что обычный ремонт жилых комнат сразу превратился в капитальный ремонт жилых корпусов специализированной школы «Микве Исраель». Зато теперь мог спокойно заниматься своей работой по ремонту и не созерцать признаки малолетнего разврата в данной школе.

– На каком языке ты постоянно говоришь с Довом? – спросил. столяра Владимира, когда научился различать иврит с другими многочисленными языками, на которых разговаривали новые репатрианты со всего земного шара.

– С Довом говорю на идиш. – объяснил мне, столяр Владимир. – В самой Европе так говорят евреи.

– Идиш сильно похож на немецкий язык. – заметил акцент на идиш. – Подумал, что вы говорите на немецком языке.

– Ты, что, хорошо знаешь немецкий язык? – поинтересовался Дов, через столяра Владимира. – Учил что ли этот язык?

– Немецкий знаю плохо. – откровенно, объяснил завхозу. – Но больше двадцати лет переписывался Дитмаром Винклером из Берлина. Дитмар Винклер директор цирка и директор издательства циркового искусства.

– Ты зря это сказал насчёт переписки с немцем. – сказал мне, столяр Владимир, когда от нас отошёл, чем-то, разгневанный завхоз? – Во время войны с немцами у Дова была уничтожена вся семья. Дов сам сидел в концлагере «Бухенвальд». Русские солдаты случайно нашли его чуть живым среди трупов евреев в концлагере «Бухенвальд».

– Ну, что из того, что сказал Дову про немцев? – удивлённо, спросил Владимира. – Фашистов так же ненавижу, как все мирные люди на земном шаре. Но это не значит, что теперь должен ненавидеть немцев и итальянцев, от языка которых произошло слово фашизм. Мы цивилизованные люди. Мы должны одинаково относиться друг к другу.

– Ты в этом прав. – согласился с моими выводами столяр Владимир. – Однако, Дов думает совсем иначе.

В том, что столяр Владимир был прав насчёт Дова, убедился вскоре. С этого дня приветливый Дов стал мрачным человеком в отношении меня.

Перестал здороваться со мной за руку и спрашивать меня поутру о моем здоровье. Мы словно две грозовые тучи, одна старая в лице Дова, а друга молодая в моем лице, остерегались встретиться друг с другом, чтобы между нами не началась гроза с громом и молнией.

Теперь в действительности в моем понятии и в моей работе специализированная школа «Микве Исраель» из райского уголка начинала превращаться местом настоящего ада. Понял, что специализированная школа «Микве Исраель» ко мне, как Израиль к нашей семье из рая может превратиться в кромешный ад, если не принять какие-то срочные меры в защиту своей семьи.

Несмотря на то, что мы все семьёй пристроились с жильём хотя бы на один год. Нам нужно было думать о постоянном собственном месте жительства, на которое у нас в семье совсем не было денег.

Людмила занималась временной работой на уборке полов в ресторане и за присмотром какой-то престарелой старухи, заброшенной собственными детьми. У старшего сына Артура с работой было на много хуже. Он постоянно менял место работы по разным причинам, то Артур не подходил хозяину производства, то сам хозяин другого производства не нравился Артуру.

– Мы так долго не протянем. – сказал, в семье, когда меня достали постоянные проблемы Артура с работой. – Переговорил с Акисом из Никосии на острове Кипр. Акис готов принять Артура на работу в свой офис или на плантации по уборке цитрусовых. У нас в Душанбе был договор, что Артур будет закреплять наш семейный бизнес на Кипре, а тем временем закреплю семейный бизнес в Израиле. Слово за Артуром.

– Ни на какой остров Кипр не полечу и не поплыву. – на отрез, отказался Артур. – Прибыл в Израиль, как еврей. Вот завтра с Эдиком мы пойдём к местному раввину в синагогу и договоримся насчёт обрезания. Затем поеду в военкомат «Теле шумер» запишусь призывником на службу в армию Израиля. Мы все израильтяне!

– Тебе виднее. Ты взрослый человек. Вот только после такого ответа за помощью ко мне не обращайся никогда. – строго, сказал Артуру. – Хотел тебя отправить на Кипр только на благо тебе, чтобы ты оттуда мог пробиться с бизнесом в Европу.

– Мне вообще твой бизнес не нужен. – продолжил Артур отказываться от моей помощи. – Хочу самостоятельно решать все свои проблемы без твоей помощи. Мне когда-то нужно научиться быть самостоятельным человеком.

Артур и Эдуард ни стали тянуть с обрезанием. На следующий день к вечеру они явились из синагоги кислыми и притихли в своих постелях. Мы поняли, что наши пацаны совершили еврейский обряд «Брит мила» по обрезанию. Целую неделю Артур не ходил на работу, а Эдуард не появлялся в своей специализированной школе «Микве Исраель». Мы не задавали им никакие вопросы, пока наши пацаны сами оба рассказали о своём еврейском ритуале.

– Вот теперь для того, чтобы вам лететь в Россию надо предоставлять паспорт и метрики на причастность к русской нации. – в шутку, сказал своим сыновьям. – Когда захотите вернуться в Израиль, то вам достаточно расстегнуть ширинку и показать, что вы обрезанные. Наверно, в этом есть какое-то преимущество в еврейской нации?

– Папа! Почему, ты не пошёл обрезаться? – поинтересовалась Виктория. – Ты тоже мужчина, как твои сыны.

– Вот только меня там не хватало! – удивлённо, воскликнул сам. – Тогда в синагогу надо нам заодно тебя и маму забрать. Бабушку из России сюда привезти в синагогу. Представляю, какой был бы там балаган от нашего семейного сборища.

– Между прочим, в синагогу на обрезания к раввину приходят целыми семьями. – сказал Артур. – У евреев, это считается как праздник посвящения в мужчины. В синагоге пьют вино. Прославляют всевышнего с появлением мужчины.

– Вы же прекрасно знаете, что с рождения крещённый. Между прочим, вы тоже крещённые. – напомнил, своим детям. – К тому же пока до настоящего времени партийный атеист. Меня никто из партии не исключал. Коммунистическая партия сама от меня исключилась. Это, как русский офицер, остался верен клятве, которую дал однажды. Но не будем о прошлом. Представляю себе еврейскую синагогу только как историю и культуру народа, к которому относится ваша мама, а моя любимая женщина, которой посвятил всю свою сознательную жизнь. В бога не верю.

– Папа! Давай сочиним стихотворение про обрезание и отправим в газету. – предложила Виктория.

– Тебя, конечно, обратно интересует гонорар. – грустно, вспомнил первую попытку. – Думаю, что до гонораров нам далеко. Но стихотворение мы с тобой напишем. Пускай наше стихотворение, будет называться «Древний обряд». Ведь так в действительности давно называется древний обряд «Брит мила», еврейский обряд обрезания мальчиков.

3. Древний обряд.

На обрезание, к раввину,

Пришёл папа вместе с сыном.

Явилась с ними, вся семья -

Мама, бабушка и я.

Сына младшая сестрёнка.

Сама дрожу, стою в сторонке.