– Ты, что так поздно приехал? – спросила Людмила, когда тихо вошёл в квартиру. – Переживаю за тебя.
– Спи, все нормально. – тихо, ответил жене. – Нигмата отпустил домой. Сам еле добрался из Душанбе.
Отправил жену спать, а сам пошёл на кухню покушать и спрятать подальше магнитофонную кассету. Ни дай бог, если кассета попадёт кому-то в руки, это может стать трагедией всей нашей семьи. Надо кассету спрятать так, чтобы до выходных дней она была в безопасном месте. Когда буду свободен от работы, то тайком от всех прослушаю её содержание.
Может быть, там нет ничего особенного, просто, кто-то, потерял магнитофонную кассету, а заранее волнуюсь? Пожалуй, спрячу кассету в свой хозяйственный шкаф за инструменты и художественные краски. Сейчас сынов дома нет. Это они постоянно наводят обыск в моем шкафу. Что им там искать, никак не могу понять? Ведь у меня нет в этом шкафу пороха, который был у моего отца. Нет спиртного и сигарет, чтобы могло мальчишек привлекать.
Но они всё равно постоянно вскрывают мой шкаф. Наводят обыск. Может быть, это у них в генах по родству, шарить по вещам отца? После того, как спрятал кассету и покушал, то по старой привычке пошёл посмотреть в детскую комнату. Мои сыновья спали в кроватях. Аж глаза протёр, думал, что мне показалось. Артур и Эдик спали в своих кроватях. Это был не мираж с приведениями от моих детей. Там в кроватях спали оба мои блудные сына.
"Неужто они и оттуда сбежали?" – удивлённо, подумал. – "Ну, дети! Никакого спасу от моих детей нет."
– Людмила! Почему, сыновья дома? – тихо, спросил, жену, не дождавшись утра. – Они обратно сбежали?
– У них был праздник лета возле Варзобского озера. – шёпотом, ответила жена. – Затем их повезли к нам на сутки с визитом дружбы в пионерский лагерь "Горная сказка". Наши сыновья отпросились домой на эти сутки. Завтра вечером наших сынов заберут обратно в пионерский лагерь "Афсана-сказка". Ты спи спокойно.
Мне стало легче на душе оттого, что мои дети спят дома и не знают о трагедии праздника лета у Варзобского озера. Сам больше ни стал беспокоить Людмилу. Занял там удобную позу в постели и сразу крепко уснул.
– Ты вчера был у Шевелева Валеры? – спросил, Нигмата, когда утром сел в его автомобиль.
– Мы с ним ездили на объекты. – ответил Гиззатулин Нигмат. – Позже заезжали в райком партии к Сухробу, но там никого не было. Мы вечером вернулись домой. Ты видел своих сынов у озера?
– Там столько было много детей, что никого не мог найти. – ответил ему. – Да и тот, с кем должен был встретиться, туда не приехал. Так что зря тебя отпустил. Вскоре, сам уехал автобусом в Душанбе. Своим ходом было тяжело добираться домой. Лишь к середине ночи смог приехать.
Мы поговорили с ним о работе и поехали с проверкой по нашим объектам в Душанбе. Всю первую половину дня разговаривал со своими рабочими только о деле. Специально не затрагивал тему, которая могла бы коснуться разговора об Исполкоме Душанбе. Не брал в руки газет. Всячески хотел обойти темы, связанные с Насыровым Сухробом. Никому не мог довериться. Подозревал всех в участии с мафией Таджикистана. Ведь сам, фактически, был причастен к этим делам, против своего желания. Теперь вся моя работа в республике каким-то образом тесно связана с таджикской мафией.
Чтобы меня случайно не признали те, кто меня видел у Варзобского озера, переоделся в совершенно другую одежду и даже свои большие бакенбарды подбрил на уровне своих глаз. Моим работникам понравился мой вид, они сказали, что сильно помолодел с такой причёской. Это мне льстило и тем более отделяло от вчерашнего облика, который, возможно, милиция искала всюду по городам и населённым пунктам?
После обеда решил поехать к Насырову, тем более, что мы с ним планировали сегодня встретиться в райкоме партии. Хотелось посмотреть на его рожу, как отреагирует он на гибель собственной секретарши и её мужа. Ведь у них остались сиротами двое детей. Салмаева Мадина была беременна третьим ребёнком. Насчёт родителей этой семейной пары, мне тогда ничего не было известно. Да и, зачем, мне это?
В фойе здания Фрунзенского райкома партии стояли портреты Салмаевых, Мадины и Анвара. Через портреты висели траурные ленты с надписями. Вокруг портретов лежали венки и букеты цветов. В фойе много народа. В такой момент, по мусульманскому обычаю, никто не задаёт никаких вопросов. Понимал, что сейчас начнётся траурный обряд. Мне нужно либо свою одежду, сменить, которая не подходит к трауру, либо покинуть здание, в котором сейчас траур. Нужно как-то незаметно выйти из траурного фойе здания.
– Извини, не знал, что у вас беда. – тихо, сказал, Насырову, который стоял здесь же в фойе.
– Ну, что ты, в этом нет твоей вины. – обливаясь слезами, ответил Сухроб. – Их вчера зарезали бандиты.
– Передай мои соболезнования родным. – тихо, сказал Насырову. – Извини, завтра к тебе приду.
Он закивал головой и отправился руководить трауром. Вышел на улицу и показал Нигмату, чтобы он выехал с площадки парковки в сторону от здания райкома партии. Мне нужно было купить местную газету, в которой должен быть некролог по погибшей паре. Пошёл к киоску за газетой. В газете писали, что вчера вечером, с целью грабежа, зарезана молодая семейная пара Салмаевых, Анвар и Мадина, которые руководили детским праздником лета, состоявшимся у Варзобского озера.
Далее приводились, почти фантастические события, в которых рассказывалось о борьбе молодой пары за сохранность общественного имущества. По словам очевидцев, ниже описывались предполагаемые приметы пятерых убийц. В одном из которых мог легко опознать самого себя. Таким образом, если бы сегодня имел вчерашний вид, то меня бы давно могли арестовать за преступление, которого не совершал, но был случайным свидетелем. Надо было пережить в себе тревожное состояние души от вчерашней трагедии.
Понимал, что на этом рабочий день закончился. Таджики, которые были с райкомом партии связаны, устремились на похороны Салмаевых, поэтому в райком партии не попасть. Разумеется, что все завтра станет по-прежнему. Вот только Салмаевых рядом с нами больше никогда не будет. Мне придётся делать вид, что причины трагедии узнал из местных газет, а тем временем убийцы будут планировать свои новые преступления, против неповинных людей.
Как всё-таки подло, когда преступники известны, но их нельзя наказать, так как в этом случае могут опять пострадать совершенно не виновные люди. Вот только куда мне деть мою память, которая вместе с совестью поедает меня изнутри. Ощущение того, что причастен к смерти этих людей, не покидает меня.
Ведь если бы остался с ними ждать Насырова, то, возможно, преступники не решились бы напасть на нас? Всё-таки старше их всех и здоровья у меня гораздо больше, чем у Салмаевых и преступников. Тут было бы сразу видно явное преимущество моё в силе против каждого в отдельности преступника.
Как сейчас понимаю, то огнестрельного оружия у преступников с собой не было. Нож, это ни такое уж страшное оружие, если быть на расстоянии от него. Ведь мне приходилось встречаться с ножами. Каждый раз выходил победителем в этих схватках, независимо от численности преступников. Таким образом, у меня уже на этот случай имеется опыт.
Никому не позволил бы так приблизиться к себе на расстоянии удара ножом. Кроме того, преступники не рассчитывали на посторонних людей. Они могли подумать, что где-то есть люди, раз находится третий, совершенно лишний в этой паре человек. К этому времени подъехал бы Насыров Сухроб, совершенно не подозревавший о моем присутствии. Не думаю, чтобы он стал светиться своими связями с преступниками. Зачем, ему это?
Но, что случилось, того не вернёшь. Как говорят сами таджики – "Аллах дал – Аллах взял". Вот только мне придётся жить с этими переживаниями в себе, но паниковать мне, конечно, не стоит. Так могу вызвать на себя подозрение в причастности к преступлению. У меня появятся симптомы внушения против самого себя в убийстве. Однако, это психическое состояние души, после увиденного убийства, когда-нибудь во мне пройдёт. Надо лишь набраться терпения и пережить этот страшных кошмар моих трагических воспоминаний. В жизни все проходящее, как и сама наша жизнь. Жалко только, что ничего хорошего уже не вернёшь.
