А руки все так же предательски не могли найти разгрузку. Вот же она, совсем где-то рядом. Нужно было просто голову повернуть, чтобы увидеть и взять. А нельзя. Заметит. Сейчас-то тварь была поглощена тем, что делала мне бо-о-оль-бля!

Я выгнулся, когда она провернула коготь. Выгнулся, сместился влево. Дрожащие пальцы коснулись чего-то шершавого, чего-то знакомого.

— Они тебя найдут, — прохрипел я с кривой усмешкой. — Найдут и выпотрошат. Начнут с горла. Они любят вырывать горла. Хотят конину, но твое мясо тоже сойдет.

У нее чуть дернулось ухо, но это была вся реакция, которую я добился. А, нет, не вся — очередной проворот когтя.

В глазах у меня потемнело. Не очень-то приятное ощущение. Но какое-то подозрительно постоянное в последние дни.

— Они тебя выследят, — теперь я уже откровенно рычал. — Охотничьи породы. Всегда гоняли лисиц, когда заползали не в тот курятник…

Нож в руках. Чуть-чуть выполз из ножен. Осталось только…

Удар!

Меня что-то выдало. Может, в лице поменялся. Она сумела поймать мою левую руку за локоть, не дать ножу долететь до головы. Порезал ей предплечье — и она отвлеклась, чуть повернула голову в сторону.

С волками жить — по волчьи выть, а?

Я весь подался верх. Правая рука взлетела изо всех сил, потянула лисицу за плечо. Ближе ко мне, ближе к моей голове, ближе к… зубам.

Я вгрызся в ее шею словно в кусок мяса. Оно ведь так и было, всего-то кусок мяса, который нужно порвать — сжать челюсть, дать зубам поработать и резко дернуть на себя.

Она вжарила по мне каким-то чародейством, от которого по всему телу пробежала режущая боль. Но — я лишь крепче сжал челюсть. Прокусил. Металлический привкус крови капнул на язык, распаляя меня еще сильнее.

Она попыталась оттолкнуть меня — ага, конечно. Только хуже себе сделала. Я даже не видел толком нихрена, зато прекрасно чувствовал напряжение ее мышц под моими зубами. Затем почувствовал короткое мгновение падения.

Снова на «лесной тропе». И снова обратно. И снова. И снова.

Она паниковала. А я наоборот, собрался с мыслями. Кровь уже вовсю стекала по моему рту, и я позволил себя на секунду разжать челюсть — лишь чтобы вгрызться в горло вновь, еще глубже. Я уже практически обнимал эту тварь с четырьмя хвостами, а она даже кричать толком не могла.

Дикий, нахуй, зверь. Может, склонность девчат к такому имеет под собой не только лишь происхождение…

Мысль о волчицах отрезвила меня. Но я не отпустил лисицу, о нет — я дернул, рванул, цепляясь зубами за рвущуюся под напором плоть, за вкус кров и сырого мяса, за выходящую вместе с этим жизнь. Мясо поддалось. Порвалось.

От инерции я запрокинул голову назад. Наверно, еще и кровавую радугу в процессе нарисовал, но этого не видел и видеть не мог.

На коротенькое мгновение я будто бы отключился, глядя в черное небо. Едва ли это было наслаждение — у вырванного из горла куска был, мягко говоря, не тот вкус, чтобы им наслаждаться. Скорее, приступ усталости.

Ну и вопроса «А как я вообще дошел до жизни такой?».

Я опустил взгляд и выплюнул мясо. Лисица еще была жива. Разноцветные разряды беспорядочно носились по вставшим дыбом хвостам, тело обмякло и она полностью уселась мне на пах, из раны стекала на грудь кровь — и еще тоненькая струйка вроде бы била в сторону, словно у побитого использованием душа.

Еще жива. Никакого больше самодовольства во взгляде, один только ужас. Руки ее дергались напротив горла, не решаясь схватиться, прикрыть зияющую дыру, из которой вырывался воздух.

С пару долгих секунд мы смотрели друг на друга. Я с усталостью, ничего, наверно, не выражая. Даже ухмылочки никакой не навесил на лицо. Даже то, как она подергивалась, сидя на мне, практически никак не отражалось в сознании, разве что как третьестепенная отметка. Затем лисица моргнула. Ее страх был вытеснен желанием прикончить меня любыми возможными средствами.

Она вонзила когти мне в руку, которая все еще лежала у нее на плече. Было… больно. И при попытке отдернуть я сделал еще больнее — когти пропахали борозду. Даже, наверно, кость поцарапали.

Второй рукой она потянулась к моему горлу. Только вот позабыла, что всего-то несколько секунд назад она ею остановила мою руку с ножом, не дала ударить. Забыла, отпустила…

Ну и в этот раз многофункциональный армейский нож модели такой-то долетел до цели. По самую рукоять ей в бок вошел, заставил дернуться и не дал вспороть уже мою шею. Ну а я момента не терял.

Ничего уже не испытывая, на самом деле, действуя как залитый сигналами об ошибках робот, продолжил бить ее ножом. Как швейная машинка. Никакой там злобы, удовольствия, удовлетворения — просто усталость, которая превращала картинку в глазах в слайд-шоу вместо полноценного видео.

Дотянулся до ее сердца. Столкнул с себя в сторону тяжеленное тело. Да так и остался сидеть, держа в руках багровый нож. Распушенные хвосты еще переливались разноцветными разрядами, но те сходили на нет с каждым подергиванием лисицы в агонии.

Я точно в жизни свернул куда-то не туда.

Я выпустил нож, тот упал на землю, и я потянулся к скомканной рубахе неподалеку. Обожженная, теперь еще и на земле повалявшаяся, но всяко лучше перевязаться ею, чем позволить себе истекать кровью.

Язык нащупал застрявшие промеж зубов кусочки плоти. Я скривился. Было бы чего в животе — точно б вывернуло, а так отделался просто тошнотой.

Резкий и ровный луч фонарика упал на меня как раз, когда я затягивал перевязку.

— Ты опоздала, — сказал я спокойно. — Вроде бы, справился сам. Но сигнал сработал, да?

— Ты не отвечал, — не менее спокойно ответила Таша. — Прости. Я бежала изо всех сил.

Круг света перебежал с меня на лисицу. Волчица подошла ближе, я же заставил себя встать и взглянуть, как выглядела мой третий капрал — которая вполне себе сохранила навык речи.

Особо не посмотреть — ее подсвечивал лишь отраженный от округи свет фонарика. Но смотрелась она образцово-показательно. В полном снаряжении, в полном матовом бронекостюме минус шлем и-или каска, которых им не выдали, гарнитура чуть сдвинута вперед чтобы не мешала торчащим ушкам. Разгрузка, за спиной рюкзак. Автомат висел на ремне, одной рукой она держалась за рукоять, во второй был фонарик.

— Дай контроль, — сказал я.

Без вопросов или задержки, Таша дала очередь с отсечкой в голову лисицы. Зрелище не самое приятное.

— Спасибо.

Она перевела свет на меня. Разумеется, я к херам ослеп, и видел только крохотный белый кружок ярче солнца.

— Вижу, ты очень рад меня видеть, — улыбку я не видел, но услышал. — Я тебя тоже.

Опустил взгляд — ну… Да, на пистолет или шоколадный батончик это не списать. Ну вот и какого хрена?

— Наверно, стимулятор. Пользуйся, чего уж, пока он действовать не перестал и я не свалился. Отмахаться уже, наверно, не могу.

Таша направила фонарик в землю. Теперь я мог ее видеть — заинтересованную мордашку, направленные на меня ушки-радары, легкую ухмылку-улыбку, буквально одними только уголками губ.

— Сейчас не лучшее время, не находишь, командир? — сказала она с легкой хрипотцой. — Не время и не место. Я ведь не смогу следить за округой, нужен кто-нибудь еще, чтобы присмотрел.

Я рассмеялся. Коротко, с болью в груди, зато с искренним весельем.

— Впервые вижу, чтобы кто-то отказывался так легко. Даже убеждать не пришлось. Удар по самомнению, знаешь ли!

— Никто не отказывался, — быстро ответила она, облизнула губы. — Здесь слишком опасно. Да не дразни ты меня! Ты что, думаешь, я не заметила перемен? Я, мать твою, сколько времени провела тут в одиночку, наблюдая за остальными, а?! Думаешь, не вспоминала? Ты — мой командир, так что только тебе и могло достаться!

Она прямо распалилась, аж лицо покраснело. И переступила с ноги на ногу, пытаясь бедрами друг о друга потереть.

— Остальным-то больше повезло, когда ты к ним вернулся! — продолжила она.

— Я постарался не достаться никому, — перебил я. — Цветок, бля, не сорван. Я заебался уже со всеми местными девками, с тем, как вы поменялись, так что давай, бля, напрыгивай, ты меня без проблем пересилишь.