По просьбе детектива вдова раздраженно пояснила, кто есть кто на снимках.
Дочь Захаркиных от первого брака Алексей отмел сразу: она прижимала к себе малыша и лицо ее сияло. Похоже, именно у этого карапуза был день рождения, во время которого дедушку убили… Дочь не могла нанять киллера, нет. Не могла позволить ему стрелять во время детского праздника, счастливой первой годовщины своего ребенка.
Сын же, судя по выражению лица на фото, был хитроват. А такие люди никогда не страдают повышенной эмпатией. Не выйдет быть хитрым, если жалеешь людей. Однако хитрить и убивать – отнюдь не одно и то же. Недаром «воры в законе» руки кровью никогда не марали.
Впрочем, это, опять же, Серегины теперь дела.
Откланявшись, Алексей не теряя времени отправился в дом Виктора Клешкова, где был встречен куда более гостеприимно.
– Маруся, – кокетливо протянула ему ручку вдовушка.
Она даже не пыталась изобразить горе. Весело предложила чаю и беспечно щебетала, расставляя вместе с горничной вазочки с конфетами и печеньем.
Наконец разлили чай по чашкам, сели. Алексей мягко интересовался семейной жизнью Маруси, и та отвечала весьма охотно.
Выяснилось, что, как и госпожа Захаркина, общих детей с мужем Маруся не завела. А у покойного супруга имеются отпрыски от первого брака, двое сыновей, но они («слава-те-господи», скороговоркой пробормотала Маруся) живут за границей. Там выучились и там же остались работать.
…Значит, версия сговора между взрослыми детьми отпадает, заключил Алексей и набрал сообщение Громову.
– Вы, наверное, удивляетесь, что я не в трауре, – говорила Маруся, подвигая гостю вазочку с французским печеньем «макарон», – а я вот нисколько не горюю и делать вид не собираюсь. Посмотрите на меня, я молодая, красивая…
Кис посмотрел. До этих слов он внешностью вдовы не заинтересовался – ничем она его не зацепила. Но девушка призвала поглядеть на ее красоту, и детективу стало любопытно. На этот раз он окинул ее внимательным взглядом.
Нет, первое впечатление его не подвело. Простенькая, почти дурнушка с ярким макияжем, который, однако, несмотря на безвкусицу, создавал какой-никакой дизайн на ее лице, придавая структуру мелким невыразительным чертам. Выразительными были, пожалуй, лишь ее глаза. Вернее, не глаза, а взгляд, в котором ярко светился вызов. Не детективу, нет – всему и всем.
– …красивая, – продолжала она, – а он мне в папки годился! Так туда же, кобель, изменял! Совсем эти мужчины оборзели, чего им надо-то еще?!
Детективу быстро прискучил ее монолог, и он спросил о фотографиях.
Облом. Альбомов в доме не имелось. Или хозяйка о них не знала. Возможно, где-то есть. Но где – вопрос.
Маруся кликнула горничную, и Алексей вместе с ней принялся изучать содержимое шкафов. Учитывая размеры дома, шкафов в нем имелось великое множество, но детектив благоразумно решил, что искать стоит в книжных: не в посудных же. И не на полках с постельным бельем.
Как выяснилось, из книг в этом доме имелись лишь яркие подарочные альбомы с видами, пейзажами, архитектурными памятниками, зверюшками и прочими приятными глазу вещами. Было их немного, всего один шкаф. Однако семейных фотографий среди них не обнаружилось.
Еще с час Алексей с горничной открывали и закрывали створки, копались в различных ящиках. В конце концов терпение и труд, в соответствии с известной поговоркой, победили: искомое обнаружилось в подвале. Нет, не альбомы – просто два больших бумажных пакета среди пыльных коробок с мини-кассетами от видеокамер, которыми снимали в 90-е. Алексей прихватил все: и снимки, и кассеты.
Однако, изучив их, ничего подозрительного не обнаружил. Иной раз парни выглядели откровенно пьяными, иной раз, похоже, обкурившимися. Часто в обнимку с девушками. Но никакого криминала объективы не запечатлели, даже драки. Что нормально, в общем-то. Темные делишки не стоит фиксировать на пленку для истории, не ровен час, попадет в руки полиции. С другой стороны, «раз пошли на дело», то не до камер и фоток: нужна предельная концентрация внимания. Тогда еще не наступила эпоха соцсетей, когда запечатлевается каждый «пук», образно говоря. Так что не стоило даже надеяться найти в этих записях криминал.
Но кое-что полезное Алексей из них все же выудил. Четверых парней – включая двух ныне покойных – он определил как костяк банды. Без них не обходилась ни одна вечеринка, ни одна посиделка, ни одно развлечение. И было вполне заметно, что остальные парни перед ними заискивали.
Список выглядел следующим образом:
– двое убитых, Семен Захаркин (прозвище Харя) и Виктор Клешков (прозвище, конечно же, Клешня),
– и двое, чьи фамилии он так и не узнал, поскольку и в подписях к фото, и на видео парни называли друг друга либо по имени, либо по прозвищу. Это были два Андрея, один по кличке Колесо, другой – Чача.
Детектив подъехал к Громову, передал ему отобранные фото и выписки с именами и кличками.
– Вот этих надо найти. Максимум информации.
– Быстро ты сработал. Появилась идея?
– Не совсем идея – так, мыслишка: если парни и совершили гнусное дело, то вчетвером. Они повсюду вместе, не разлей вода. Какие делишки за ними водились? Возможно, кого-то постоянно изводили? Издевались, избивали… Помнишь, в школе практически всегда находился мальчишка, из которого делали козла отпущения? Мстить спустя столько лет может только тот, кому они жизнь разрушили. Не просто нагадили, а реально разрушили, понимаешь? Человек пытался жить, как-то справляться с травмой – вот годы и шли. А теперь он понял, что не справиться ему, пока мучители гуляют на одной земле с ним.
– Красиво излагаешь, – задумчиво произнес Серега.
– Такой вариант может как раз объяснить месть двадцать – двадцать пять лет спустя. Пушкинский персонаж, Сильвио, никак не вписывается в картину мести сразу двум мужчинам. Хотя, как и у Пушкина, оба как раз женились относительно недавно на молодухах – но насчет счастья я бы усомнился. Клешков вообще ухитрился новой супруге изменять… У нас все проще и гнуснее, никакой романтики. У нас козел. Отпущения, в смысле. Поэтому очень важно узнать даже о мелких хулиганствах. Главное, чтобы жертвой по ним проходил один и тот же человек. Он вполне может оказаться нашим мстителем, сечешь?
– Секу. Но не убедил ты меня, Кис. Столько лет прошло. Так долго страдать и ничего не предпринимать? Не верится. Почему этот козел отпущения нанял киллера только сейчас? Чего ждал? Ты говоришь, он пытался как-то жить, справляться со своими обидами… Но не двадцать же лет? Уже давно киллера бы нанял!
– Возможно, работал не киллер. Человек мог стрелять сам.
– Так профессионально?
– Этому можно выучиться, Серег. Киллер тоже не в люльке начал с карабином баловаться.
– Годы пришлось бы потратить, годы! Стрелок не промахнулся, первая же пуля попала в цель в обоих случаях.
– Вот наш мститель как раз годы и потратил, – кивнул Кис.
– То есть ты хочешь сказать, что он не просто ждал невесть чего, а стрелять учился?
– Чем не версия? Настоящего киллера найти очень непросто, и стоит он весьма дорого. Если наш мститель и впрямь был козлом отпущения для банды, то вряд ли жизнь его сложилась успешно. У таких людей обычно слабая психофизика, им чрезвычайно трудно пробиться в жизни. И пара десятков тысяч (если не больше) евро, которые стоит киллер, для него сумма астрономическая.
– Хм, не исключено. Любопытная мысль. Правдоподобная. Ты вообще даешь. То у тебя литература, то психология… Но почему бы и нет? Ты качок, Кис.
– Благодарствуйте, барин, – хохотнул Кис.
– Есть еще вариант, между прочим: мститель – один из четверки. Это он был козлом отпущения.
– Теоретически возможно… Иногда таких держали в шестерках, – задумчиво произнес Кис. – Хотя по фотографиям непохоже. Как нынче модно говорить, язык тела никого из них не характеризует как жертву. А вот тебе еще одна версия, попроще: мстит кто-то из детей за родителей. Или младший брат, к примеру, за старшего. За эти годы мститель вырос, но обиды не простил. Зато, опять же, стрелять научился. Ясно одно: за четверкой водится какое-то преступление в прошлом, за которое им мстят сегодня.
