Тут вдруг женщина засмеялась, повернулась к мужу и сказала:
– Смотри, муженёк, никак Силян к нам идёт!
– И впрямь, Силян, – муж отвечает. – Каким только ветром его сюда занесло?
Удивился Силян. Мало того, что эти люди по-болгарски говорят, они ещё его и по имени кличут. Что за диво!
Мужчина обтёр косу травой, отложил в сторону.
– Что ж, Силян, откуда бы ты ни взялся, с неба ли, с моря ли, нашим гостем будешь. Идём с нами.
Привели его в небольшое селенье, ребятишки навстречу высыпали, закричали звонкими голосами:
– Силян пришёл! Силян пришёл!
Силян ещё пуще дивится:
– И детишки меня знают! А я их никого и в глаза не видывал.
Хозяева усадили Силяна на почётное место за столом. Угощают. Стали соседи сходиться и всякий, здороваясь, его по имени зовёт. А самый старый старик принялся расспрашивать.
– Ну что, Силян, где был-пропадал? Не бросил ли гулять? Мать по тебе глаза проплакала. Молодая жена Неда при живом муже горькой вдовицей горюет. А сынок Велка сиротой растёт. Может, твой отец Божин хоть от внука дождётся помощи.
Покатились тут у Силяна из глаз частые слёзы.
– Если бы мне в родные места привелось вернуться, всё бы по-другому пошло. Только как туда добраться? Может, кораблём, что к острову причалит?
– Нет, Силян, не заходят сюда корабли. В стороне этот остров от торговых путей лежит. И окружают его мели, скалы да водовороты. Ведь и тот корабль, на котором ты плыл, о наши камни в щепы разбило.
– Да вы-то сами как сюда попали? – вскричал Силян. – И откуда меня и всю нашу семью знаете?
– Как не знать! Мы все с тобой из одного села родом. Вся ваша жизнь нам как на ладони видна. А сюда на остров приносят нас широкие крылья. Мы ведь аисты, Силян.
– Аисты? Не пойму я что-то! – говорит Силян. – Разве аисты пашут и сеют, по-болгарски говорят? Не бывает такого на свете!
– Бывает не бывает, – отвечает старик, – а что было, то было. Если хочешь, послушай. Расскажу я тебе не сказку, не побаску, чистую правду.
Давно это случилось. Мой дед тогда ещё мальчишкой босиком бегал. И таким сорванцом рос, ещё почище тебя. Соберёт ватагу мальчишек да девчонок, по садам яблоки обрывают, ульи на пасеках перевернут, собакам к хвосту черепки привязывают. Не было на них ни угомона, ни управы. Однажды забрёл в село старик нищий. Принялись ребята его дразнить, за рубаху, за торбу дёргать. Рассердился старик да и огрел посохом одного, другого. Ребята отбежали, стали в него камни швырять. И попал камень ему в висок. Упал старик и умер. А перед тем как в последний раз вздохнуть, успел их заклясть страшным заклятьем: «Не умели вы среди людей людьми жить, так станьте аистами. А людьми обернуться сможете только там, где, кроме вас, людей не будет, на пустынном острове посреди моря. Нерушимо моё проклятие на веки веков!»
Как сказал старик, так и сделалось. В тот же миг выросли у ребят крылья, поднялись они в воздух и полетели. Куда – сами не знали. Принёс их ветер на этот остров. Посреди острова из-под скалы текут два ручья: один ручей с человечьей водой, другой с аистиной. Искупаемся в первом – людьми становимся. Тут, на острове, время коротаем. А когда в родную Болгарию, в родимое село весна придёт, начинает нас томить тоска неодолимая. Тогда окунёмся мы в ручей с аистиной водой и, обернувшись аистами, летим на родину. Там наш дом, там и живём до глубокой осени.
– Дедушка, а мне можно аистом обернуться? – спросил Силян.
– Отчего ж нельзя, – ответил старик.
– Так покажи мне скорей, где заветные ручьи, – молит Силян. – Сделаюсь аистом, полечу на лёгких крыльях в родную сторону.
– Нет, Силян, – старик отвечает, – там, в Болгарии, сейчас зима, а мы, аисты, птицы зябкие. Одному тебе не долететь. Не наезжены в море дороги, да и в небе путь не проложен. Придёт пора, всей стаей снимемся, и ты с нами.
Остался Силян жить в аистином селе. Кому что в хозяйстве помочь – он первый. Сено копнил, хлеб убирал. Будто подменили Силяна, совсем другой человек, сам себя не узнаёт.
Так и шло время – днём в работе, ночью в тоске.
Вдруг забеспокоились люди-аисты. В небо глядят, глаза у всех тревожные, любое дело из рук у них валится. А в одно утро, на ранней заре, крик раздался:
– Пора в дорогу! Пора!
У Силяна взыграло радостью сердце, и тотчас же его словно ледяной рукой сдавило. Бросился он к старому деду, со слезами заговорил:
– Скажи, дед, что мне делать? Как в аиста превратиться – ты меня научил, а как человеком в родном селе остаться – не ведаю. Не присоветуешь ли какого средства?
– А ты вот что, Силян, – отвечает дед, – возьми кувшинчик, набери в него воды из человечьего ручья да повесь на шею. Прилетишь домой, сбрызнешься той водой, сам собой станешь. На тебе ведь нет заклятья на веки веков нерушимого.
Три дня и три ночи летели аисты над морем. Силян-аист еле крыльями машет, ниже всех летит. Совсем из сил выбился, вот-вот отстанет. Да тут как раз твёрдая земля показалась. Отдохнули аисты на крутом берегу, дальше полетели.
А как завиднелось вдали родное село – откуда только силы взялись! – вырвался Силян-аист вперёд, всё от радости позабыл, ринулся стремглав к отчему двору. Да не уберёгся: глиняный его кувшинчик ударился о камень и разбился. Вся человечья вода в землю впиталась. Заплакал бы Силян, да аисты плакать не умеют. Взмахнул бедняга усталыми крыльями, поднялся на крышу родимого дома, а там в гнезде уже сидит старый аист, тот, что на острове самым старым дедом был.
Застучал аист клювом, как солдат палочками по барабану. Силян всё понял.
– Моё это гнездо, спокон веку тут селюсь. А ты, Силян, вон на сарае пристройся. Твой отец Божин и туда колесо от разбитой телеги приладил.
Свил себе гнездо на том колесе Силян-аист, стал в нём на длинных ногах, во двор смотрит. Видит – мать корову доит, молодая жена Неда овец в хлев загоняет, сестра Босилка разжигает в очаге огонь – ужин готовит. А сыночек Велка между всеми вертится, светлая его головёнка то тут, то там мелькает.
Захотелось Силяну сына получше разглядеть, слетел он с гнезда во двор. А Велка его за хвост схватил, весело закричал:
– Смотрите, смотрите, я аиста поймал! Посажу его на верёвку, буду с ним играть, за собой водить.
Тут как раз отец Силяна, Божин, с поля вернулся. Услышал, что Велка кричит, и сказал:
– Отпусти аиста, внучек. Аист птица добрая, никому зла не делает.
Велка послушался деда.
Стал Силян-аист жить и при доме и не дома, со своими и не свой.
Вот раз пошёл Божин поле пахать и внучка с собой взял, волов погонять, приучать к работе. Снялся Силян-аист с крыши и за ними полетел. Опустился поближе к сынишке, ходит по борозде.
Велка увидел, закричал:
– Дедушка, дедушка, это наш аист! Я признал его.
– Пусть себе ходит, внучек. Он нам не помеха.
Начали пахать. Велка не столько волов погоняет, сколько на аиста оглядывается, волов с ровного шага сбивает, борозда криво идёт. Дед рассердился, хотел аиста отогнать, швырнул в его сторону комом земли, да на беду попал, ногу ему перешиб.
Аист улетел в гнездо, больную ногу поджал, скрипит клювом от боли.
Вечером собралась семья во дворе у летнего очага за ужином. Велка говорит матери:
– Мама, нынче наш аист прилетел на пашню, а дедушка ему комом земли ногу перешиб.
Дед сказал:
– Да, неладно вышло. А всё Велка виноват. Зачем на птицу оглядывался, про волов забыл. Я на мальчишку рассердился, хотел аиста отогнать.
Тут Велка опять голос подал:
– На меня рассердился, меня бы и бил!..
Силян-аист с крыши всё видит, слышит. И горько ему и радостно, даже нога меньше болеть стала.
Как-то раз сестра Босилка сидела под явором[1] и низала монисто[2] из мелких монет. Вдруг растворились ворота, во двор въехали сваты с женихом. Поднялся весёлый переполох. Босилка в хату убежала, за печь спряталась. Судились-рядились сваты с отцом-матерью. Наконец поладили.