«и завыть бы волчицей, да нет луны…» и завыть бы волчицей, да нет луны и просить бы прощенья, да нет вины и молитвы бы петь, только веры нет и глаза бы открыть, только ярок свет и рыдать бы навзрыд, да пуста душа и взлететь бы, да злые ветра кружат и успеть бы сказать, только в горле лёд и любить бы взахлёб, только горек мёд и простить бы врага, да не хватит зла и принять бы себя, да сгорю дотла и посеять бы радость, а вдруг пожнут и пожить бы ещё, да пора зовут «Боже, храни наши души…» Боже, храни наши души в сухом и прохладном месте детей своих непослушных в который уж раз пожури за то, что привыкли с азартом гоняться за тем, что снаружи и с каждой твоей колокольни плевать нам на то, что внутри Лети, мой бриг! Камнем вниз или птицей на волю — поди пойми. Есть варенье из солнечных долек и быть детьми. Бесконечное, тёплое «мама» в карман к мечтам. Через боль и потери упрямо… И аз воздам. Время спицей в штурвале Сансары — лети, мой бриг! Нам отмерили щедро задаром всего лишь миг. Колесо повернётся бесстрастно, и снова жизнь! Ты в игру возвратился, участник, теперь держись! Здесь в почёте краплёные карты, и правил нет. Здесь судьба попадает с азартом и в масть, и в цвет. А тебе – всё с нуля, всё сначала… И ладно. Пусть. Бриг мой к пристани звёздной причалит, и я вернусь. Сказки города N «В славном городе N зацветают махровые астры…» В славном городе N зацветают махровые астры, и плывут облака в свеженалитых лужицах окон. В славном городе N все закаты тихи и прекрасны, а рассветы прозрачно-чисты, как мечты о высоком. В славном городе N горожане почти идеальны: добродушны, щедры и улыбчиво-миролюбивы. в славном городе N нет ни драк, ни скандалов банальных, ни занудливых жён, ни мужей хамовато-ленивых. Как рекламный проспект, фотография общая в цвете — здесь и фикус, и кот, и семья в интерьере гостиной. В славном городе N так послушны и ласковы дети, и мудры старики, сединой убелённые зимней. В славном городе N жизнь налажена и многоцветна. Только вдруг… иногда… что-то в воздухе носится зыбком… Верный, любящий муж достаёт из шкатулки «Беретту» и супруге в живот разряжает обойму с улыбкой. Деликатно, не зло посудачат немного соседи, а потом перейдут к обсуждению новой дороги. В славном городе N не услышишь ни слухов, ни сплетен. Да о чём говорить? Здесь подобных эксцессов немного. Ну, случаются казусы… Помните? В прошлом июле рано утром девчушка-тихоня (не видно, не слышно) звонким голосом крикнула: «Доброе утро, мамуля!», помахала ладошкой и ласточкой прыгнула с крыши. И помяла чудесный цветник у плетёной беседки, а дорожку у дома забрызгала красным и липким… Ну, точь-в-точь, как обои в гостиной у нашей соседки, что на стол накрывала с мечтательной полуулыбкой. Напевала тихонько и остро наточенный ножик (собиралась разрезать пирог) не спеша и бесстрастно мужу в горло воткнула. Досадная неосторожность! Первоклассная мебель запачкана липким и красным… А в саду городском леди в шляпках беседуют чинно. На дорожках полно быстрых роллеров – юных и смуглых. В славном городе N невзначай… без особой причины тихо сходят с ума абсолютно счастливые куклы… Домовой
ворчит домовой: «и досталось же мне наказание… ну, что за хозяйка из этой субтильной девицы? вчера попыталась по книжке учиться вязанию, запутала нитки и в кровь укололась о спицу. тихонько заплакала, глядя на алую капельку, потом невпопад и беспомощно так улыбнулась (в глазах голубых ярко вспыхнули серые крапинки), вязание бросила, раненый палец лизнула и вдруг закружилась легко и свободно по комнате, красиво взлетали изящные тонкие руки… про суп на плите, разумеется, даже не вспомнила. я еле успел повернуть эти круглые штуки — комфо… нет, канфи… всё никак не запомню название — но всё обошлось. не сбежало и не пригорело. и вдруг я услышал – доставшееся наказание «спасибо тебе, домовой», – прошептало несмело. и дом осветило улыбкой, как ясное солнышко… а если прикинуть – мне лучшей хозяйки не надо. подумаешь, плохо готовит, в уборке не Золушка. научится девочка. я помогу. я же рядом». Дженни Скажи мне, красотка Дженни, зачем ты бредёшь сквозь вереск, шатаясь под тихим ветром, что в полночь разносит звуки? А с кем ты, красотка Дженни, в таверне так засиделась? И чьи в полутёмном зале тебя обнимали руки? Где дом твой, красотка Дженни? Там пламя гудит в камине. Мурлычет уютно кошка. Плывёт аромат аниса. Куда ты, красотка Дженни? Твой дом на краю долины… О чем ты вздыхаешь, Дженни, на берег спеша скалистый? Ты плачешь, красотка Дженни? А может быть, это море тебе подарило брызги солёной волны прибрежной? Ты смотришь, красотка Дженни, с тоскою в потухшем взоре, как ветер несёт на камни твой тонкий шарф белоснежный. Вернись же, красотка Дженни, на скалах сгустились тени… Луна осветила берег пустынный, крутой, безмолвный… Лишь эхо уронит в вереск: «Куда ты, красотка Дженни….» Лишь чайка всплакнёт над морем, крылом задевая волны…. |
