Казалось, пауки понимали, что происходит. По крайней мере, они наблюдали за «медной» жрицей, поднявшейся на вершину пирамиды. Там она вместе с «золотой» привязала Огневу к четырём рукам статуи Маммоны.

Девушка повисла в позе звезды. На её руках поблёскивали только «браслеты» от кандалов, а соединяющую их цепь сняли. «Браслеты» и так замечательно блокировали магию.

— Славьте! Славьте наш-шу богиню! — громко прошипела «золотая» жрица, воздев руки к куполу. — Великая Маммона услыш-шит вас! Её глаза обратятся к вам!

— Славься, славься, Маммона! — зашипели и защёлкали рядовые монстры.

«Золотая» сняла с пояса чёрный нож и такого же цвета короткий трезубец. Причём, как учит этикет, нож она взяла в правую руку, а вилку, то бишь трезубец, в левую.

— Маммона! Маммона! — продолжали вопить монстры, впадая в религиозный экстаз.

Звук барабанов усилился, а вокруг пирамиды зажгли факелы. Они тотчас начали чадить и потрескивать.

— Славься, Маммона! Славься, Хаос! Да будем жить вечно мы, дети его! — подала голос «медная» жрица и без всякой жалости отвесила баронессе пару пощёчин.

Голова девушки мотнулась туда-сюда, а потом открылись её глаза. На лице Огневой возникла удивлённая гримаса, словно она приняла происходящее за весьма реалистичный кошмар. Но затем мозг девушки осознал, что случилось.

Вся кровь отлила от мордашки баронессы. Нижняя губа затряслась, а руки попытались разорвать путы.

Девушка лихорадочно задёргалась, но у неё не получилось освободиться. И тогда Огнева начала наливаться отчаянной храбростью человека, уже взошедшего на эшафот и понимающего, что его ждет неминуемая смерть.

— Будьте вы все прокляты, отродья Хаоса! Гнить вам в Пустоши! Сдохните, твари! — жарко выпалила девушка и плюнула в «золотую». Но её слюна не долетела до жрицы, что ещё больше взбесило баронессу. — Перун вас всех покарает! Вам не уйти от его кары!

Испепеляющий взор Огневой вонзился в жриц. А те лишь довольно оскалили зубы. Они не понимали русский язык. А даже если бы понимали, их бы совсем не задели сочащиеся яростью крики баронессы.

И, кажется, Огнева смекнула, что её вопли — это лишь шум для хаоситов, не являющихся полиглотами. Тут же пропитанный гневом разум девушки нашёл новый объект для проклятий.

— Громов! Выкормыш Хаоса! Если ты слышишь меня, знай, что я вернусь из царства Марены и убью тебя! — яростно выпалила девушка, в бешенстве признав меня пособником хаоситов. — Я отрублю твои яйца! Отрежу их, изжарю и проткну иголками! Раздавлю и сварю!..

— И чем ей так не понравились мои яйца? — сокрушённо прошептал я себе под нос.

— … Я оторву твой член! — выпалила девушка.

— Ну, уже какое-то разнообразие, — хмыкнул я и пристально уставился на жриц.

Они не стали затыкать баронессе рот и в унисон затянули:

— Госпожа, прими в дар эту кровь! Прими тепло жизни! Пожри эту плоть! Насладись страданиями!

Змеелюди и драхниды согнулись в ещё более низких поклонах. А простонародные пауки так и вовсе бухнулись брюшками на землю, открыв мне вид на кучу коконов, громоздящихся между пауками и драхнидами, предпочитающими общество себе подобных.

Отлично!

Я телепортировался к этой куче и накинул на себя иллюзию, сливаясь с коконами.

В нос сразу же пробрался застарелый запах разложения, а от жара ближайшего факела по виску скатилась капелька пота. Но я наплевал на неудобства, прополз немного через коконы и очутился перед задницами драхнидов.

Пауки остались за кучей. Если их и смутило то, что коконы немного подрагивали, пока я полз по ним, они этого никак не показали.

Дальше мне не составило труда накинуть на себя иллюзию драхнида. И я, не скрываясь, двинулся к пирамиде, обходя настоящих драхнидов так, чтобы они закрывали меня от змеелюдей.

К сожалению, довольно сложно было поддерживать иллюзию. Её приходилось обновлять чуть ли не каждые десять секунд. Ведь местная нездоровая атмосфера Хаоса изрядно уменьшала время действия моих атрибутов.

— Сука! — выпалила Огнева, когда «золотая» потянулась трезубцем к её левой груди, а ножом к горлу.

«Медная» же оглядела беснующихся монстров, жаждущих крови. На её лице мелькнула тревога. Но уже в следующий миг она взяла ритуальную чашу, готовясь наполнить её кровью баронессы, дёргающейся в путах.

— Херак, — прошептал я и выпустил в драхнидов самый сильный «взрыв энергии».

Он зелёной молнией вонзился в них, разорвав нескольких на куски. На пол брызнула кровь, упали оторванные лапы и жирными потёками шмякнулись серые мозги.

Прочие монстры засуетились, обратив внимание на мёртвых драхнидов.

Я же создал рядом с трупами монстров иллюзию своего человеческого тела, готового сражаться. А сам телепортировался на вершину пирамиды, где покрылся «золотым доспехом».

Чудовища с яростными щелчками и шипением бросились на иллюзию. А я одним ударом сабли снёс голову «золотой». Клинок даже не почувствовал сопротивления её плоти.

Башка «золотой» упала под ноги и уставилась на меня широко распахнутыми глазами. В них предвкушение скорой крови быстро сменилось холодной плёнкой смерти.

А вот тело жрицы совершенно по-змеиному бешено извивалось в конвульсиях. Кончик хвоста ударил по жаровне и перевернул её, после чего тело упало с площадки.

Горящее масло тотчас подпалило пирамиду, к чьим ступеням уже мчались монстры, не купившиеся на мою иллюзию.

Впрочем, иллюзия уже пропала, так что и другие чудовища метнулись к ступеням. Возникла давка. Все стремились добраться до моего сочного тела. А я, не став размениваться на пустяки, в мгновение ока отрубил жрице кисти рук.

— Ш-ш-ш! — зашипела от боли самка, расширившимися глаза глядя на свои обрубки, выстреливающие кровью.

— Что стало с моим спутником-человеком⁈ — бросил я «медной» жрице и двумя ударами сабли перерезал верёвки, удерживающие руки и ноги баронессы, ошеломлённо хлопающей глазами.

Освобождённая девушка упала на колени. Её сочная грудь бурно вздымалась, как у человека, только-только чудом выбравшегося из бушующей воды. Казалось, она не могла надышаться этим пьянящим живительным воздухом.

— Да не шипи ты! — дал я «медной» жрице пощечину, покосившись на огонь, полыхающий за её спиной.

Следом бросил под ноги энергетическую ловушку и запустил в монстров «взрыв энергии». Он пронёсся над ступенями и расшвырял чудовищ как кегли. А вызванная их смертью энергия исчезла в ловушке. Та сразу засветилась.

В это же время самка сумела яростно выпалить, на миг перестав шипеть, как пробитая шина:

— Ты поклялся не убивать меня!

— Так я и не убил тебя! Всего лишь кисти руки отрубил, чтобы ты не смогла воспользоваться магией. А то ты же дура. Наверняка подумала, что сумеешь выжать из нашей сделки больше, чем получила.

— Нет! — выпалила она, скрипя зубами от боли.

Я уловил фальшь в её голосе. Нет, на что-то она всё-таки рассчитывала. Может, хотела ударить меня в спину, пока я бы освобождал Огневу?

— Говори, тварь! Или тебе конец! Руки ты себе восстановишь с помощью магии, а башку нет! — выпалил я на хаоситском и крикнул на русском баронессе: — Бери саблю! И держи её около горла жрицы! А то я поклялся, что не убью её. А ты вполне можешь.

Смертная оказалась удивительно сообразительной. Она не стала закатывать истерику или обвинять меня. Вместо этого девушка торопливо цапнула саблю и приставила её к шее жрицы.

А та зло отбарабанила, пытаясь подавить громадное разочарование, вызванное провалом её плана:

— Я скажу, что с ним стало, если ты поклянёшься сохранить мне жизнь. И чтоб твоя подстилка не убила меня!

Я торопливо произнёс клятву, швырнув в монстров ещё пару «взрывов энергии». Они поумерили свое желание взобраться на пирамиду.

Однако змеелюди принялись кидаться в меня «копьями песка». Парочка попала в «золотой доспех», когда я прикрывал собой баронессу, раздувающую крылья носа. Она же не могла защититься, поскольку на её руках до сих пор красовались антимагические кандалы.