Я часто учувствовала в российских и международных олимпиадах по химии от МГУ, поэтому не удивилась, когда в конце первого семестра меня снова пригласили на собеседование. Такие встречи проходили регулярно: «Хотели бы Вы остаться за рубежом?», «Не поступало ли Вам приглашения на стажировку?», «Обязуетесь вернуться в Россию?» и так далее.
Бред, я не собиралась никуда уезжать, хоть родители и сказали: «Мы поддержим тебя в любом выборе».
Когда я вошла в кабинет, там уже находились студенты из химического факультета. Я быстро пересчитала – тридцать. Они что, все едут на олимпиаду? Не многовато? Личных собеседований в этот раз не было, нам раздали стопку листов с вопросами и попросили пройти тест на IQ. Странно, почему не на планшетах, как обычно?
Тест был на время. Я села за первую парту и сразу же встретилась глазами с такой же недоумевающей Настей Трушиной, расположившейся рядом. Мы немного знали друг друга, в прошлом году были вместе на Всероссийской олимпиаде, учились на одном факультете, только я – на химика-технолога, а она – на токсиколога.
После теста нас отпустили, даже не сказав результаты. Но если из тридцати студентов в бункере оказались лишь мы с Настей, он был очевиден.
Сейчас, вспоминая прошлое, я только удивляюсь своей наивности. За два месяца до того, как меня забрали, исчез интернет и мобильная связь. Осталось лишь архаичное антенное телевидение. В новостях сообщали, что проблема в солнечном ветре и, следовательно – авариях в работе спутников. Скоро все починят. Потом, уже здесь, я узнала, что все развитые страны обсудили проблему и решили не ввергать население в панику, закрыть границы, отрезать от информации, отключив все на свете.
Комета уже была видна невооруженным взглядом, даже без телескопа. Со всех каналов нас заверяли, что она пройдет мимо, показывали прогнозы, расчеты ученых, астрономов. Никто особо в них не разбирался, да и как можно рассмотреть, если чертежи и схемы показывали на экране пару секунд.
Большинство людей верило, а куда деваться? Теперь-то я понимаю, как это было глупо. Сложить два плюс два: яркая комета в небе, тишина в эфире, отключенный интернет, закрытые границы. Но лучше надеяться, чем последние месяцы жить в панике, безвластии и анархии.
А так, какая-никакая видимость порядка.
Тот день, когда меня забрали, я хорошо помню. Он навечно отпечатался в памяти, как глубокий след башмака, оставленный в жидком бетоне. Я приехала в МГУ утром, десятого января. Стоял ясный солнечный морозный день. Мне позвонили из деканата и пригласили на консультацию по всероссийской олимпиаде по химии, которая должна будет состояться на следующей неделе.
С Настей мы столкнулись в дверях секретариата.
– Ты тоже едешь? – улыбнулась она. Я кивнула и хотела ответить, но мне не дала Маргарита Семеновна, замдекана химического факультета.
Казалось, она караулила нас за дверью. И как только увидела, бросилась наперехват.
– Пойдемте, за вами прислали машину, – спустя время я вспомнила, какое бледное у нее было лицо, и странно сипел голос. – Консультация будет проходить в Подмосковье, в Лесо́вином, закрытом военном санатории. Вечером вас привезут обратно.
– Родители будут волноваться, – всполошилась я. Утром я сказала маме, что к обеду буду дома. – Можно позвонить?
Проводные телефоны остались лишь в кабинетах ректора и деканов.
– Я сама позвоню, – заверила она, торопливо выталкивая нас из кабинета. – Машина ожидает.
В фургоне с затемненными стеклами уже сидело восемь парней и девушек. С нами оказалось десять. Мы разговорились. Катя и Аня учились на биофаке Химико-технологического имени Менделеева, Дмитрий и Павел были из физико-технического. Еще один из Академии народного хозяйства и три девушки из Сеченки – Зоя, Лиза и Маша. У меня даже мысль мелькнула – что за олимпиада такая, по всем предметам сразу?
Ехали мы долго. Если санаторий и был в Подмосковье, то на самом краю. Нас завели в здание, действительно выглядевшее как лечебное учреждение. Стены и пол были облицованы светлым, почти белым кафелем. Воздух пах хлоркой и чем-то сладковатым, лекарственным. В центре огромного зала, под гигантской позолоченной люстрой блестел медный бювет. Рядом стояли мягкие кушетки, столики с брошюрами о правильном питании и здоровом образе жизни. На стенах висели рекламные плакаты о предлагаемых тут процедурах: массажи, грязевые ванны, ингаляции. Только полное отсутствие людей, кроме двух мужчин в строгих серых костюмах, присутствовавших с нами, заставляло сердце тревожно сжиматься. Оглядеться не дали – сразу же повели к лифту. Только он поехал не вверх, а вниз. И ехал примерно полчаса.
Нас вывели, посадили еще в один. И там полчаса. При входе каждому раздали что-то типа визитки с номером. На моей было напечатано шестьсот тридцать пять.
Мы уже не то чтобы нервничали, а были в панике. Спрашивали мужчин куда мы спускаемся, но они отвечали лишь: «Успокойтесь, все в порядке. Так надо».
Нас завели в огромный зал. Высоченный потолок растворялся в рассеянном свете сотен светильников, а ширина зала была сравнима с шириной футбольного поля – глазами я охватила лишь небольшую его часть, теряясь в бесконечности серо-бетонных стен и лестниц. Стены были облицованы гладкими плитами из какого-то светлого, сверхпрочного материала. На возвышении в центре стояла трибуна с несколькими микрофонами и огромным экраном сейчас черным и пустым. Мы подошли ближе и встали с краю. У трибуны толпились люди, на первый взгляд, несколько сотен человек. Возможно, и больше. Все молодые, по виду – студенты последних курсов. Не трудно догадаться, что происходит что-то странное, что нас привезли не на консультацию и даже не на очередное собеседование.
Отовсюду слышались испуганные вопросы, крики:
– Где мы? Что происходит?
Павел обвел пристальным взглядом потолки, стены и произнес:
– Мы на глубине около километра. Стальные конструкции, сверхпрочный бетон новой модификации. Это бункер. На случай ядерной войны или другой катастрофы.
К нашему разговору подключилась Маша, геолог по специальности.
– Если ты прав, то это самое безопасное место в мире. Центр Евразийской плиты, она отличается от всех литосферных плит планеты самой толстой континентальной корой и высокой стабильностью. При землетрясениях и…
– Ну, началось, – закатила глаза Лиза, ее подруга, – теперь это надолго.
Маша обиженно засопела. Мне же стало стыдно за свою недогадливость.
– Точно, – произнесла я, – нас круто обманули, и весь мир с нами заодно. Комета не пролетит мимо. Стоило догадаться.
Я пока не понимала всего масштаба грядущего. Ни одной мысли не допускала, что не вернусь домой, к родителям и брату. Может быть, нас привезли на экскурсию или протестировать объект? Может быть, им нужны наши знания? Настроить, отремонтировать, подготовить… В новостях по телевизору заверяли, что комета приблизится на минимальное расстояние к Земле не раньше, чем через месяц.
Вдруг загудел динамик, и голос, усиленный многократно, произнес:
– Молодые люди, спокойствие. – Мы перевели взгляд на трибуну. Там стояли четыре человека, три мужчины и одна женщина. Один из мужчин, известный политик, в последнее время часто мелькавший по телевидению, держал в руке микрофон. – Вам повезло. Вы редкостные счастливчики, – начал он говорить праздничным, деланно веселым тоном. – Лучшие из лучших, молодые, сильные, здоровые. Учащиеся самых престижных вузов России, ваш IQ запредельный. Вы – основа будущей цивилизации.
– Не понял… – злой голос Павла рядом. – Я на такое не подписывался.
Мужчина продолжал:
– В какой-то мере России улыбнулась удача. По расчетам ученых, комета упадет в Тихий океан у берегов Чили. Но все равно, эта гадина считается, если не убийцей планет, то убийцей цивилизаций точно. Погибнет все живое, растения, животные, разрушится земная кора, на многие месяцы планета погрузится во тьму. Вы не глупые и сами можете предугадать последствия.
