- Нам следует удостовериться - сами понимаете, всякое бывает,- что кто-то не обдурил машинку, сами понимаете, может, кто-то вдарил по ней чем или еще чего, сами понимаете…
Он поднял левую руку с трещоткой вроде тех, с которыми носятся дети в канун Дня всех святых[9] ; короткая трель взбесившегося сверчка - и в расположенной между игорными столами мастерской засуетились.
Костнер с трудом осознавал происходящее. Вместо привычных ощущений удачливого игрока - общего подъема, прилива адреналина в кровь, неизбывного позыва к игре - он испытывал лишь оцепенение; в том, что творилось вокруг него, он участвовал не в большей степени, чем стакан - в затеянной алкоголиком пьянке.
Он давно уже не воспринимал ни цвета, ни звука.
К ним подходил усталый, безропотный, утомленный человек в серой форменной куртке, серой, как его волосы, как видневшаяся из-под куртки грудь; в руках - кожаный футляр с инструментами. Механик по автоматам оглядел машину, развернул штампованный стальной корпус вокруг опорной консоли, осмотрел автомат сзади. Открыл ключом заднюю дверцу; на мгновение перед Кос-тнером предстали шестеренки, пружины, арматура, часы, приводящие в движение механизм автомата. В завершение механик молча кивнул, прикрыл и запер дверцу, развернул автомат в прежнее положение и изучил лицевую сторону машины.
- Никто ее не блеснил,- заключил механик и ушел. Костнер вопросительно посмотрел на администратора.
- Он имел в виду не острожил. Блеснить - это то же самое. Попадаются ребята, которые пропихивают в это отверстие кусочек пластика или проволочки, те и заклинивают машину. Никто не думает, что здесь тот самый случай, но, сами понимаете, мы должны убедиться, две косых - выплата большая, а уж дважды… да сами понимаете, я уверен, вы поймете. Если бы кто-то заделал это бумерангом…
Костнер вопросительно поднял бровь.
- Ну да, бумеранг - еще один способ острожить машину. Но нам-то всего и нужна была пустяковая проверка, теперь все довольны, и если вы подойдете со мной к кассиру казино…
И снова Костнеру выплатили выигрыш.
Потом он вернулся к автомату и долго стоял перед ним, просто разглядывал. Девицы-менялы, сменившиеся крупье, чинные старушки в рабочих холщовых рукавицах - чтоб не натереть мозолей, дергая рукоятку автомата, служитель мужского туалета, выбравшийся на боевые позиции, дабы больше заработать на сувенирных спичках, туристы в цветастой одежде, праздношатающиеся зеваки, пьяницы, уборщики, помощники официантов, игроки с глазами, как яйца-пашот[10] , не смыкавшимися ночь напролет, девушки из шоу с объемистыми бюстами и миниатюрными пожилыми содержателями - все они гадали про себя, что же творится с этим измочаленным бродягой, уставившимся на долларовый автомат. Он не двигался, просто не сводил глаз с машины… и они гадали.
А машина не сводила глаз с Костнера.
Трех голубых глаз.
Как только сработал автомат и эти глаза уставились на него во второй раз, как только он во второй раз выиграл, его снова пронзил электрический ток. Но теперь он знал: здесь замешана не просто удача, а нечто большее, раз никто, кроме него, не заметил этих трех голубых глаз.
Вот он и застыл перед машиной, выжидая, что будет. Нечто обращалось к нему. Где-то в мозгу, где, кроме него, никто и никогда не обретался, теперь появился еще некто и обращался к нему. Красивая девушка. Ее звали Мегги, и она обращалась к нему:
Я уже долго жду тебя. Я так долго жду тебя, Костнер. Почему, думаешь, тебе достался главный выигрыш? Потому что я жду тебя, я хочу тебя. Все выигрыши будут твои. Потому что я хочу тебя, ты мне нужен. Полюби меня, я - Мегги, и мне так одиноко, полюби меня!
Костнер очень долго не отводил взгляда от автомата, его усталые карие глаза были прикованы к тем голубым глазам на выигрышных полосках. Но он знал: кроме него, никому не дано видеть эти голубые глаза, кроме него, никому не дано слышать этот голос, кроме него, никто не знает о Мегги.
Он был для нее вселенной. Он был для нее всем.
Он вложил очередной серебряный доллар под пристальными взглядами служителя, механика, администратора секции автоматов, трех девушек-менял и кучи неизвестных игроков, наблюдавших, не вставая с кресел.
Барабаны закрутились, рукоятка, щелкнув, вернулась на место, а через секунду со щелканьем встали и барабаны, и двадцать серебряных долларов ссыпались в лоток выдачи; у какой-то женщины за столом для крапа[11] вырвался короткий истерический смех.
И снова взбесился гонг.
Подошел администратор секции, сказал очень вежливо:
- Мистер Костнер, нам нужно минут на пятнадцать отключить автомат и как следует его проверить. Не сомневаюсь, вы нас понимаете.
Откуда-то сзади появились два механика, сняли автомат и понесли его в ремонтную мастерскую в глубине казино.
Пока длилось ожидание, администратор развлекал Костнера историями о "блеснильщиках", прячущих в одежде магниты, о ''бумерангистах" - те скрывают пластиковые приспособления в рукаве и извлекают их оттуда с помощью зажима на пружинке, о мошенниках, что заявлялись во всеоружии, с миниатюрными электро-дрельками в руках - просверлят крохотные отверстия и заталкивают проволочки. И не уставал повторять, что он, администратор, знает: Костнер поймет.
А Костнер знал: администратор не поймет.
Когда Большой водрузили на место, механик уверенно кивнул: "Никаких неисправностей. Работает отлично. Никто с ним не шустрил"
Но голубых глаз на выигрышных полосках больше не было.
Костнер знал - они вернутся. Они еще подкинут ему выигрыш.
Он подошел к автомату, играл снова, и снова, и снова. За ним поставили следить наблюдателей. Он выиграл снова. И снова. И снова. Толпа выросла до умопомрачительных размеров. Весть распространялась со скоростью беззвучных телеграфных сообщений - в оба конца улицы, по всему Лас-Вегасу, от центра до окраинных казино, где игра шла днем и ночью и не прекращалась ни на один день в году; толпы хлынули к отелю, к его казино, к болезненного вида человеку с усталыми карими глазами. Хлынули, словно лемминги, неудержимо, на запах удачи, их, как мускус, влекло потрескивание пронзающих Костнера электрических разрядов. А он выигрывал. Снова и снова. Тридцать восемь тысяч долларов. И три голубых глаза по-прежнему неотрывно смотрели на него. Ее возлюбленный выигрывал. Ее, Мегги, и ее Призовых Глазок.
